100 великих романов - Ломов Виорэль Михайлович

Виорель Михайлович Ломов

100 великих романов

Испытание столетиями

Кто выдержал испытание столетием, тот выдержал его навсегда.

Что может быть интереснее классического романа? Классика, конечно, понятие большое, но не стоит пугаться: даже в классике великих вещей немного. И среди них нет «правильных» по канонам (вообще-то говоря, весьма расплывчатым) романного жанра, они обязательно в чем-то да уродливы, не по форме, так по содержанию, не по стилю, так по фабуле – уродливы как воспроизведенная в них жизнь. И такие же прекрасные. Что еще объединяет эти произведения? Ни одно из них не нуждается в звании «великий». Что прибавит этот титул «Моби Дику» Мелвилла или «Войне и миру» Л. Толстого? Этим романам не нужен чиновный сан и филологический восторг – ведь они созданы были вдали от житейской суеты, в тишине. И там же их лучше всего и «потреблять».

Мне с детства нравились романы (правда, не Ричардсона и Руссо), и они часто заменяли всё – и футбол, и «улицу», и даже кино. Я без ума был от «Острова сокровищ» Стивенсона, «Человека-невидимки» Уэллса, «Собаки Баскервилей» Конан Дойла. Чуть набрался ума – и полюбил (более сдержанно) «Бремя страстей человеческих» Моэма, «Сагу о Форсайтах» Голсуорси, «Землю людей» Экзюпери. Испытал кратковременный, со временем утихший восторг от «Мельмота Скитальца» Метьюрина и «Мастера и Маргариты» Булгакова. На всю жизнь остался поклонником «Путешествий Гулливера» Свифта. Много раз перечитывал «Мертвые души» Гоголя и «Дон Кихота» Сервантеса. И т. д. и т. п.

Что же самое важное в этих романах? В большинстве из них главное то, что их содержание много шире текста, а их суть – глубже самых глубокомысленных трактовок специалистов. И дело тут – не только в зоркости вдумчивого читателя, но прежде всего – в авторе. В настоящем писателе, в отличие от легиона графоманов и борзописцев, живетвеликая мысль и великая совесть, которые и понуждают его написать свой роман. Он обречен на него с рождения, рождается с ним, и умирает либо возрождается в нем. Без великой души романа не написать – в лучшем случае безжизненную и бессмысленную книжонку – ею прекрасно можно заполнить такую же пустую душу.

Ачто же повлияло на мой выбор – ведь любимых романов у меня гораздо больше ста, иногда по нескольку у одного автора. Видимо, вот что. Не оригинальная мысль: каждый пишет, как он слышит. Но верная. Прислушайтесь к Моцарту, к Чайковскому, к Соловьеву-Седому Ведь у них при всем многообразии музыкальных образов и символов мелодия одна и та же – мелодия их души, услышанная их ухом и настоянная на их сердце. Так и писатель всю жизнь пишет одно свое главное произведение, которое в зависимости от его плодовитости и таланта, а также широты взгляда на мир, обрастает ворохом замечательных, а когда и проходных произведений, становится «квинтэссенцией его души, его судьбы, его разума, его сокровенного и его творчества». (В. Еремин). Этот посыл стал общим местом и в рассуждениях интеллектуалов – мол, каждый человек можетнаписать один роман (и, увы, пишут). Известнейший Д. Джойс настаивал на том, что в чернильнице у человека есть только один-единственный роман, ему вторил малоизвестный, но тоже замечательный итальянский романист Итало Звево (Э. Шмиц): «Быть может, не останется незамеченным, что всю свою жизнь я писал один роман». Эту мысль можно найти практически у каждого прозаика. Да и что мысль? Оно и на деле так: самые яркие примеры – Дефо с «Робинзоном Крузо», Толкиен с «Властелином колец» и Сологуб с «Мелким бесом». Десятки выдающихся романистов написали по сути всего лишь по одной книге – книге о себе, о своем месте в мире, о времени, в котором им довелось жить или в которое они все мечтали либо отчаялись попасть. Другие их сочинения (даже ПСС) лишь растолковывали, либо уточняли главный их труд.

Есть, конечно, и такие авторы, к которым не подходит это утверждение, но это сочинители до чрезмерности оделенные природой писательским даром – В. Скотт, Ч. Диккенс, Ж. Верн, Г. Уэллс, Ю. Мисимаи др., русские писатели-богоискатели – Н.В. Гоголь, Н.С. Лесков, Л.Н. Толстой, Ф.М. Достоевский, A.M. Горький. К ним на равных основаниях можно причислить и М. А. Шолохо – ва, занимавшегося больше не богоискательством, а миропониманием. Если говорить о последних, каждый из них создал несколько гениальных произведений, из которых невозможно выбрать «лучшее», ибо все они такие. Что предпочесть: «Войну и мир» или «Анну Каренину», «Идиота» или «Братьев Карамазовых»? Ведь у Толстого и Достоевского помимо этих – еще несколько великих романов. Скажем, у Достоевского в его «пятикнижии» – «Преступление и наказание», «Подросток» и «Бесы». Очевидно, в поисках Бога невозможно замкнуться, как тому же Д. Джойсу, только на самом себе, а, значит, на одном только романе.

Поскольку данный проект количественно жестко ограничивает меня, а рассказать хочется не только о великих романах, но и о великих писателях, разумнее всего будет сделать выбор по максимуму имен авторов и названий их произведений: т. е. 100 авторов – 100 романов.

Итак, 100 романов. Среди них, конечно же, есть «про любовь», «про рыцарей», даже «про гоблинов» и еще много про что. Есть романы на все времена – «Ярмарка тщеславия» Теккерея и «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле. Есть романы, которые и по сей день тревожат душу непонятно чем, – «Процесс» Кафки. Есть и те, которые стали понятны только спустя 200 лет, – «120 дней Содома» де Сада. Есть вещи, пленившие раз и навсегда, – «Сто лет одиночества» Маркеса или «Великий Гэтсби» Фицджеральда. Есть разудалый «Бравый солдат Швейк» Гашека и камерный «Обломов» Гончарова; роман для всех – «Тихий Дон» Шолохова и для яйцеголовых – «Так говорил Заратустра» Ницше. Есть тысячеверстная ширь «Угрюм-реки» Шишкова и крохотный островок «Повелителя мух» Голдинга. Есть романы простые как правда (они и есть правда) – «Как закалялась сталь» Островского, и есть изощренные как ложь (хотя там есть и правда) – «Улисс» Джойса. А есть просто – без всяких привязок и оценок – «Братья Карамазовы» Достоевского и «Карлик» Лагерквиста, «Господа Головлевы» Салтыкова-Щедрина и «Граф Монте-Кристо» Дюма…

Можно было бы перечислить всю сотню «избранных», т. к. от одного только перечня на душе наступает благость, но лучше посмотреть Содержание – там 100 романов, которые остались у меня на сердце или в уме. Теперь они в этой книге, как моя память о чудных часах, которые они подарили мне. Здесь все личное, выстраданное, субъективное. Но тем и лучше, т. к. и каждый роман – средоточие ошибок, заблуждений, иллюзий автора, его мечтаний и надежд.

Из прошлых веков до наших дней дошло не так уж и много романов. Во-первых, потому, что их там вообще не было, поскольку не было ни как такового книгопечатания, ни читателей, ни потребности у масс читать. На заре цивилизации (впрочем, как и на закате) люди предпочитали театр. А, во-вторых, время не щадит слабые вещи, оно их превращает в труху, а в лучшем случае в удобрения для будущих урожаев мысли. По причине последнего из представленного мною списка лет через сто – двести в лучшем случае останется десяток-другой книг, но и это будет неплохо.

Памятуя высказывание Н.М. Карамзина о том, что «авторы помогают согражданам лучше мыслить и говорить», добавлю: они дают им шанс разобраться в собственной жизни. И хорошо, если люди начнут это делать с помощью великих романов – ошибок будет меньше и гордыни. Хорошо, если свою духовную жажду они станут утолять из этих большей частью чистых источников, а не из копытец с водицей.

Выражаю горячую признательность и искреннюю благодарность за огромную помощь писателю Виктору Еремину, жене Наиле и дочери Анне, а также редакторам издательства «Вече» Сергею Дмитриеву, Валентине Ластовкиной и Николаю Смирнову.

Древний мир

Гай Петроний Арбитр

(ок. 14–66)

«Сатирикон»

(60-е гг.)

Гай Петроний Арбитр (ок. 14–66), римский всадник в сенаторском достоинстве, был одним из приближенных императора Нерона.

Написанное Петронием сочинение «Saturae» («Сатиры») (лат.) или «Satyricon» («Сатирическая повесть» или «Сатирические повести») (греч.), у нас называемое «Сатирикон», принято считать первым в мировой литературе авантюрным (плутовским) романом. Называют его еще сатирико-бытовым, эротическим, первым римским романом, первым реалистическим… В «Сатириконе» представлена эпоха императорского Рима I в., дана картина нравов империи, описаны любовные похождения веселой компании распутников – моральных уродов (как сказали бы еще вчера, но уже не сегодня), мелких авантюристов и паразитов, обслуживавших великосветские пиршества, где каждый пытался перещеголять каждого в беспутстве и бесшабашности.

Из предположительно 20 глав сохранились лишь отдельные фрагменты произведения: отрывки 15-й, 16-йи, скорее всего, 14-й главы, что составляет, по подсчетам специалистов, от 10 до 33 % всего романа. Восстановить сюжет не удалось.

По оценке исследователей, «Сатирикон» стал уникальным явлением в античном мире. Это прозаическое повествование, изобилующее стихотворными вставками, сам Петроний назвал «новым по откровенной непосредственности». В своем сочинении автор отнюдь не восхищается образом жизни персонажей, но и не осуждает их, в его холодном взгляде на нравственную деградацию римского общества неприкрыто сквозит насмешливое презрение.

Главный герой романа (от его имени ведется повествование) – юноша Энколпий – вынужденно путешествует с друзьями по богатым поместьям Италии. Они преступники и в любой момент могут быть арестованы стражей. Скрываться легче всего среди богачей, удовлетворяя их самые разнообразные прихоти и по ходу дела грабя и обворовывая. В перерывах между оргиями друзья прозябают на дне общества, мыкаются по воровским притонам и домам похотливых матрон, живут воровством, жульничеством, подачками. А на пирах отрабатывают угощение натурой, весельем и болтовней о судьбах литературы и искусства. Энколпий сотоварищи в вакханалии чревоугодия и разврата, разгуле бесстыдства и бесчестия чувствует себя как рыба в воде. И вместе с тем эти жулики плоть от плоти мира продажных судей и судов, бессильных перед властью денег законов, мира людей, потерявших всякие нравственные ориентиры.

Текст романа изобилует вставными авантюрно-уголовными новеллами, искусно вплетенными в ткань повествования – о неверных женах, одураченных мужьях и хитроумных любовниках. Одна из них, самая большая и самая яркая, стоит особняком. Она излагает сказание об Амуре и Психее и представляет собой роман в романе, который знаменитый немецкий философ-эстетик и критик И.Г. Гердер (XVIII в.) назвал самым тонким и разносторонним из всех когда-либо написанных романов.

В целом Апулей рельефно, без нарочитой критики, но и без сочувствия к обездоленным и страдальцам, лишь изредка удивляясь человеческой злобе и подлости, выписал самые различные слои римского общества, явив миру одну из первых блестящих сатир и остроумнейших пародий на литературные «бестселлеры» той поры.

Чрезвычайно любопытна интерпретация «Метаморфоз». Одни исследователи склонны рассматривать их как завуалированный эзотерический трактат, посвященный восхождению деградировавшего человека из скотского состояния в высоко духовное. Другие видят в них биографию автора, посвященного в различные мистические учения и судимого по обвинению в колдовстве. Третьи признают лишь беспощадную сатиру на Рим. Как бы там ни было, это произведение, представляющее собой фантастически остроумную сатиру, пронизанную поэзией и мистикой, стало уникальным явлением в мировой литературе.

«Метаморфозы» были широко читаемы в поздней античности и раннем Средневековье. Ими зачитывались не только миллионы читателей по всему миру, но даже церковные деятели. Так, выдающийся богослов Августин Блаженный (354–430) ко второму названию романа «Осел» прибавил слово «золотой», обычно прилагаемое к произведениям, имевшим большой успех. Многие интерпретаторы видели в новелле об Амуре и Психее и в книге в целом странствия человеческой души в поисках Бога. В 1517 г. Н. Макиавелли написал поэму в терцинах по мотивам «Золотого осла».