— Молодец, Коля. А я было…
— Что, Дмитрий Николаевич?
— Да нет, ничего.
Через полчаса их встретили партизанские разведчики. Отряд прорвал кольцо. Ушел буквально из рук смерти. А ночью по рации был получен приказ: «Возвращаться в Москву».
* * *Девятого мая в коммуналке, в узкой комнате Королева собрались его друзья спецназовцы. Николай всегда приглашал меня. За рюмкой беседа становилась оживленной, и я слушал необыкновенные истории, которые вспоминали эти отважные люди.
Они были в пиджаках, увешанных орденами и медалями, только хозяин сидел во главе стола без наград. Он вообще редко надевал их. Лично я не видел этого ни разу.
Сама жизнь этого человека была легендой. Двести десять раз он выходил на ринг и двести шесть уходил с него победителем.
Он дрался в тылу врага, работал в разведке. А потом занимал скромную должность гостренера по боксу в обществе «Буревестник».
Личная жизнь у него тоже не складывалась, только за несколько лет до смерти он встретил женщину, которая стала его нежной женой и верным другом.
Я никак не мог понять, почему власть имущие так плохо относятся к нашему великому боксеру. Узнал я об этом значительно позже, в конце 80-х.
В 1954 году был арестован генерал Судоплатов. Николай Королев написал в его защиту письмо Никите Хрущеву. Разве он мог знать, что его бывшего начальника арестовали по личному распоряжению первого секретаря ЦК КПСС?
Хрущев никому не прощал ничего. Не забыл он и о письме знаменитого боксера.
С тех пор Николая начали «затирать». Его перестали приглашать на официальные встречи, не выбирали в президиумы, не посылали за границу.
Но он все равно оставался легендой. Любимым спортсменом простых людей от Бреста до Сахалина.
* * *Как сейчас, помню 6 ноября 1965 года. Балашиха. Вечер.
Я вместе с операми угрозыска стоял у отделения милиции, находясь в размышлении, куда пойти, чтобы досрочно встретить праздник.
Ко мне подошел директор клуба машиностроительного завода.
— Я знаю, что вы дружите с Николаем Королевым, не могли бы уговорить его выступить у нас?
— Подождите, — сказал я, зашел в отделение и позвонил Королеву.
Он с радостью согласился.
Клуб был полон. Люди стояли в проходах.
На сцену поднялся Николай Королев.
Зал встал и взорвался аплодисментами. А в задних рядах начали скандировать, как на соревнованиях:
— Король, давай! Король, давай!
Люди любили его. Он был для них символом мужества и доблести.
* * *Книга памяти. Я листаю ее пожухлые страницы и вижу тренировочный зал и ринг, истоптанный нашими уставшими ногами.
И я вновь вижу нашего тренера Николая Королева и слышу его голос:
— Ну что? Разогрелся? Давай на спарринг.
Я приподнимаю шершавый канат и впрыгиваю в светлый квадрат ринга.
Именно там он научил нас главному, что я запомнил на всю оставшуюся жизнь: вставать до счета девять.
Глава четвертая
Тени
Приговорен к повешению
Восемнадцатого марта 1915 года, в Александровской цитадели в Варшаве началось заседание военного суда под председательством полковника генерального штаба Лукирского. Слушалось дело по обвинению числящегося по армейской кавалерии полковника Сергея Николаевича Мясоедова в шпионаже в пользу германского генерального штаба. Подсудимому были предъявлены и другие обвинения, в частности мародерство, но они в процессе судебного заседания отпали.
Дело слушалось при закрытых дверях, без приглашения защитника.
Начался процесс в 10.35 утра и длился шесть с половиной часов.
Приговор однозначен: «смертная казнь через повешение». Он был вынесен в 22.30 того же дня.
Решение суда по законам военного времени должен был утвердить Верховный главнокомандующий или его начальник штаба.
В три часа пятьдесят минут 19 марта приговор был утвержден и вступил в силу. Когда Мясоедову огласили решение командования, он попросился в туалет, разбил пенсне и пытался перерезать сонную артерию. Но надзиратели помешали, врач оказал надлежащую медицинскую помощь и сообщил, что приговоренный к казни готов.
Его повесили во дворе Варшавской тюрьмы.
При казни присутствовали комендант Александровского централа полковник Андрианов, подпоручик Буковский и фельдшер Войцеховский.
Два жандармских унтера дотащили сорокадевятилетнего полковника до виселицы, накинули петлю, и один из них выбил лавку из-под ног осужденного.
Так закончилась жизнь одного из известнейших российских авантюристов.
А на следующий день все газеты империи сообщили читателям, что виновный в поражении наших войск в Восточной Пруссии и Галиции повешен.
Либеральная общественность облегченно вздохнула.
* * *Когда книжная экспансия в доме достигла критического предела, пришлось делать инвентаризацию собственной библиотеки и часть книг отправить в почетную ссылку на дачу.
Дело это хлопотное, приятное, но грустное. Я по сей день не могу просто расстаться с любой из книг собственной библиотеки без душевной боли. Мне все время кажется, что именно отложенную для эвакуации книгу я захочу завтра перечитать или вдруг она понадобится мне для работы.
Книги любят стабильность и оседлость. Я же большую часть своей жизни по стечению обстоятельств жил в разных квартирах, казармах, общежитиях и гостиницах. Поэтому, когда находишь книгу, связанную с прошлой жизнью, радуешься, словно столкнулся на улице со старым знакомым.
Бог знает, из каких завалов я извлек на свет книжку с занимательным названием «Тайны охранки». Написал ее некто И. Павлов, а выпустило в 1917 году издательство «Акционеръ», находящееся в городе Москве на Тверской улице в доме 24. На обложке даже телефон написан: 4-70-62.
Труд сей, в мягкой обложке, был напечатан на оберточной бумаге. Неведомый мне автор рассказывал о мерзавцах жандармах, которые боролись с подлинными патриотами — депутатами Госдумы Пуришкевичем и Гучковым, а также с либеральным Земским союзом и Союзом городов. Пуришкевичу жандармы мстили за убийство Распутина, а Гучкову — за разоблачение их коллеги, шпиона подполковника Мясоедова.
Увлекшийся либеральными идеями автор обвинял весь Отдельный корпус жандармов в пособничестве кайзеру Вильгельму.
Перечитав эту книгу сейчас, я почему-то вспомнил многочисленные публикации начала перестройки, раскрывающие изумленным читателям тайны наших спецслужб.
Но тогда, когда я впервые ознакомился с этим сочинением, оно произвело на меня ошеломляющее впечатление.
Книгу эту мне подарил товарищ отца дядя Миша Ксенофонтов, преподаватель истории. Я специально приехал к нему в Колпачный переулок, в старый дом напротив комбината, где выходили все московские газеты, и задал мучивший меня вопрос: «Неужели все жандармы были шпионами?»
Дядя Миша выслушал меня, рассмеялся и сказал:
— Мне тебе трудно объяснить это сегодня. Вырастешь, все поймешь сам.
Надо сказать, что именно этот человек привил мне необычайный интерес к истории. Много позже я сосредоточил свое внимание на событиях начала века — крах империи, Белое движение.
И как ни удивительно, странная книга И. Павлова сыграла в этом не последнюю роль.
Фамилия Мясоедова продолжала регулярно встречаться мне в исторических романах об интересующем меня периоде. В книге «Брусиловский прорыв» прекрасный и незаслуженно забытый писатель Юрий Слезкин отвел «заговору» Мясоедова целую главу. О супершпионе немецкого генштаба упоминали Марк Алданов, Борис Лавренев и даже Юлиан Семенов. Были и другие сочинения, фамилии авторов просто стерлись из памяти.
В военном училище полковник Кузнецов, читавший курс военной истории, тоже ссылался на Мясоедова как на человека, передавшего немцам секретные документы о планах нашего наступления.
Увлечение историей было моим хобби. Одни собирают марки, другие ордена, а я — книги о жизни страны в начале века.
Только пятнадцать лет назад я начал скрупулезно собирать документы об этом периоде, собираясь написать роман о русской сыскной полиции.
Вот тогда-то я доподлинно узнал практически все о подполковнике Сергее Николаевиче Мясоедове.
* * *Человек, «деятельность которого изменила ход Первой мировой войны», родился в старой дворянской семье в Смоленской губернии 5 июля 1866 года.
Отец его был долгое время виленским предводителем дворянства. Семья по тем временам вполне зажиточная.
Они определили сына в Первый Московский кадетский корпус. По окончании его Сергей Мясоедов поступает в Александровское военное училище. Курс он окончил со средним баллом, поэтому после производства в подпоручики 14 августа 1884 года был направлен для прохождения службы в Оренбургский пехотный полк.
Офицерская служба была нудна и мало приятна. Мясоедов командовал полуротой. Учил солдат маршировать, стрелять из винтовки, колоть штыком мешок с соломой.
Пыль. Карты. Скука. Унылые романы с полковыми дамами и скучные посиделки в офицерском собрании.
Перспективы не радовали. Лет через семь получить роту, а потом, если повезет, батальон и уйти в отставку подполковником. Правда, был еще один выход — Академия Генерального штаба. Это Петербург, общество, благосклонное к генштабистам, удачная женитьба и, естественно, карьера.
Он начал готовиться к поступлению в академию. Вечерами зубрил курс училища, но на отборочных экзаменах в окружной комиссии срезался по второму предмету и вернулся в полк.
Надежда на веселую жизнь в столице развеялась, как пыль на полевых учениях.
Но была еще одна возможность. На помощь пришел отец, имевший огромные связи в западных губерниях.
Поручик Мясоедов пишет прошение о переводе его на службу в Отдельный корпус жандармов. Мало кто из офицеров, утомленных армейской лямкой, старался попасть на эту службу. В крайнем случае они уходили в полицию на хлебную должность пристава. Даже эта, не самая почтенная по тогдашнему пониманию, служба в офицерских кругах стояла выше жандармской.
Но у офицера жандарма была масса преимуществ, начиная с денежного содержания, кончая возможностями, которыми обладали и обладают по сей день все работники спецслужб.
Сергею Мясоедову повезло необыкновенно. Он попал на пограничную станцию Вержболово. Служба была приятной и, главное, перспективной.
В течение семи лет Сергей Мясоедов становится помощником, а потом и начальником железнодорожного жандармского отделения. Надо пояснить, что железнодорожные жандармские отделения политическим сыском не занимались, а исполняли чисто полицейские и, что наиболее приятно, таможенные функции.
Конечно, пресечение провоза оружия, взрывчатки и нелегальной литературы входило в их функции, но главное было в другом.
Пограничный пункт пересекали не просто чиновники высокого ранга, но и особы королевской крови. В обязанности Мясоедова входила забота об их безопасности.
Сам российский император, проезжая через пограничную станцию, пожаловал умного подполковника золотыми часами из собственной Его Императорского Величества канцелярии.
За тринадцать лет службы на границе Сергей Мясоедов был награжден двадцать одним иностранным орденом. В его формулярном списке я обнаружил такие экзотические награды, как китайский орден Дракона, сиамские ордена Белого слона и Короны, персидскую звезду Льва и Солнца.
Но вместе с ними в табельные дни Сергей Мясоедов вешал на грудь французский крест Почетного легиона, награду, которая высоко ценилась в России.
Если бы тогда еще ротмистр Мясоедов знал, чем это кончится, он бы под любым предлогом отказался 18 сентября 1905 года от приглашения своих немецких коллег приехать на богослужение в церковь в имении германского императора в Роменгтоне, в 15 километрах от Вержболова.
Выходя из церкви, Вильгельм II заметил русского офицера и пригласил его к своему столу на обед. За обедом император провозгласил тост «за русского ротмистра Мясоедова», а после трапезы три часа с ним беседовал. Потом Вильгельм несколько раз приглашал его на охоту и в знак дружбы подарил свой портрет с собственноручной надписью.
Вполне естественно, что Мясоедов об этих встречах немедленно сообщал начальству.
На одном из его рапортов генерал Курлов написал, что признает поведение Мясоедова «антидисциплинарным».
Практически еженедельно Мясоедов отправлял министру внутренних дел Столыпину донесения о том, как он и его сотрудники борются с социалистами, пытающимися попасть на территорию империи.
На самом деле «политики» мало интересовали веселого подполковника, он боролся с контрабандой, естественно, не в ущерб себе. Более того, из пограничного города Эйдкунен он на своем авто вывозил вина и всевозможный немецкий дефицит.
Наконец он устроил семейную жизнь, обвенчавшись с Кларой Голдштейн. Национальность супруги его не особенно волновала, главное, что ее папа, известный коммерсант из Германии, дал за нее 120 тысяч золотом.
Об этом тоже вспомнит через восемь лет судебный следователь Макаров, отрабатывавший линию еврейского заговора против империи.
После женитьбы, приобретя капитал, Мясоедов с головой окунулся в финансовые аферы. Свои коммерческие дела он предпочитал вести на сопредельной стороне.
Вольности эти не слишком нравились особому отделу Департамента полиции. Тем более что желающих занять хлебное место на пограничной станции было предостаточно.
Мясоедов, к которому, кстати, благоволил сам Столыпин, считал, что он настолько набрал силу, что может не считаться с сотрудниками Охранного отделения, проводящими на его станции оперативные мероприятия.
Его решили убрать любой ценой. Для этого из столицы в Вержболово был командирован жандармский подпоручик Пономарев. Он начал действовать решительно, в духе Охранного отделения, которое никогда не славилось ювелирной работой.
Мясоедов часто ездил по коммерческим делам в Эйдкунен.
Наивный столичный сыщик поручил своему человеку, некоему Юргенсону, подкинуть в авто подполковника тюк с контрабандой.
Все складывалось просто, как апельсин. На границе машину останавливают, досматривают, и у Мясоедова начинаются неприятности.
Одного не учел Пономарев. Мясоедов служил на границе более десяти лет и сам весьма умело устраивал подобные провокации.
Подполковник подловил Юргенсона в момент закладки контрабанды в свое авто, жестоко избил его, и Юргенсон не только «раскололся», но и написал жалобу на Пономарева.
Мясоедов отправил свой рапорт с жалобой в министерство, но ушлого подпоручика не отозвали.
Тогда Пономарев пробирается на сопредельную сторону, покупает у купца Миллера оружие и динамит, добывает привезенную из России нелегальную литературу и нанимает контрабандистов, которые должны переправить все это через кордон. Естественно, что умелый «охранник» не говорит, какой товар понесут нанятые люди.
Когда я читал эти материалы, то поражался, сколько сил и средств нужно было затратить, чтобы снять с в общем-то небольшой должности одного подполковника. Но потом, изучив внимательно документы, понял, что Сергей Николаевич Мясоедов был не просто жандармским офицером. Благодаря своему посту он обзавелся весьма влиятельными знакомыми, которым оказывал массу всяких услуг. В их число входили знаменитый генерал, ведающий всей разведкой империи, — Федор Палицын, много сенаторов и сама вдовствующая императрица Мария Федоровна. Кроме того, через тестя он имел поддержку определенных коммерческих кругов.
Но вернемся к нашей истории. Груз, подготовленный Пономаревым, был задержан, несчастные контрабандисты отправлены в тюрьму, и началось следствие.
Охранка решила: с контрабандой не вышло, притянем Мясоедова за халатность. Подполковника вызвали в суд, пока в качестве свидетеля.
Но кроме жалобы Юргенсона Мясоедов располагал еще одним документом. Прежде чем пойти к купцу Миллеру, Пономарев обратился с просьбой к владельцу одного магазина переправить оружие и взрывчатку. Тот наотрез отказался, но, будучи агентом Мясоедова, немедленно донес ему об этом.