1953 г.
Тюмень
ДругуСредь широкого снежного поля,
Ты, тоскуя, поник головой…
Невесёлая, кедр, тебе доля
Была выбрана злою судьбой.
Не в лесу среди братьев могучих,
А один средь холодных снегов
Ты стоишь, одет в иней колючий,
Из искрящихся кружев покров.
Одиночеству цену я знаю:
Как и ты, я расту без друзей…
Ты, я вижу, ветвями качаешь…
Дай мне в руку одну из ветвей.
Дай мне в руку мохнатую ветку,
Я пожму её, снег отряхнув.
Дай мне в руку мохнатую ветку,
Будешь другом мне – здравствуй же, друг!
1953 г.
Тюмень
КапитанПлещут за бортом свинцовые волны:
Шторм разгулялся на море.
Трудно вести свой корабль капитану
В этом свинцовом просторе.
Плещут за бортом свинцовые волны
Сворой голодной ревущей.
– Не уступай, капитан, этой своре,
Волн этих бешеной гуще.
Видишь, встаёт впереди грозный вал?
Крепче держи, капитан, свой штурвал.
Если вдруг дрогнет рука на штурвале,
Волны сомнут твой корабль, капитан;
Пастью-пучиной, холодной и страшной,
Тут же проглотит его океан.
Слышишь, как отзвуки нового шквала
Вновь покрывают далёкий рёв волн,
Мчится навстречу он с пеною белой,
Силы великой и ярости полн.
Мчится навстречу рокочущий шквал:
Крепче держи, капитан, свой штурвал.
Там за широкой бушующей далью
Скал неприступных глухая стена;
Там за стеною есть чудные земли,
Солнцем залитая есть там страна.
Есть между скал лишь единая гавань,
Но достигает не каждый её,
Сильно и смело для этого нужно
Править своим, капитан, кораблём.
Чтобы достигнуть той бухты меж скал,
Крепче держи, капитан, свой штурвал!
1953 г.
Тюмень
Легенда о ЕрмакеКрупная капля упала на воду,
Брызги взлетели, поплыли круги…
Под начинавшийся шум непогоды
Стали под сенью шатров казаки.
Сосны и ели протяжно скрипели,
Ветер кустарник к земле пригибал,
Волны, взбегая на берег, кипели,
Мрак всё сгущался и гром грохотал.
На берегу на обломке гранита,
Где тонкостволый тростник шелестел,
Как монумент из железа отлитый,
Славный Ермак неподвижно сидел.
Тихо подкрались к казакам татары,
В воздухе свистнули тысячи стрел,
И затрубили тревогу фанфары.
Яростный бой над рекой закипел.
Мерно качались казацкие чёлны,
Кланялись мачтами бурным волнам.
Были казаки решимостью полны:
С боем они пробивались к челнам.
Стиснувши зубы, Ермак отбивался,
Меч свой сжимая железной рукой,
И, отступая, к челнам приближался…
Вот уж он ногу занёс над кормой,
Но оступилась нога атамана:
Глухо под кручей всплеснулся Иртыш…
Вверх поднималися клочья тумана
И пригибался под ветром камыш…
Стихла гроза, облака просветлели…
Плыли средь волн утихавших челны.
В скорбном молчаньи казаки сидели,
Смерть Ермака вспоминали они.
«Добрая память и вечная слава», -
Кто-то промолвил среди казаков:
Шлемы стальные движеньем усталым
Сняли казаки с поникших голов.
Под затихающий шум непогоды
Мстить за него поклялись казаки.
Крупная капля упала на воду;
Брызги взлетели, поплыли круги.
1953 г.
Тюмень
Сирень и снегЧерез облако пепельно-серое
Смотрит солнце багровым пятном.
Ветер за ночь нанёс снегу с севера
И дорожку замёл за окном.
Я пошёл в палисадник под окнами -
Там желтеют листвою кусты,
Лишь сирени, разросшейся копнами,
Не успели поблёкнуть листы.
Рано нынче природа суровая
Наземь бросила снежную сень:
Стали листья осины багровыми,
Но осталась зелёной сирень.
Загрустила сирень изумрудная,
Вся закуталась в снежную шаль:
Вновь зима начинается трудная,
И прошедшего лета ей жаль.
Она знает: немного осталось ей
В ярком летнем уборе стоять,
Скоро, ветра послушные шалостям,
Станут листья с ветвей облетать.
Не грусти, не печалься, сирень моя,
Что зима с холодами идёт,
Что не в листья ты нынче оденешься,
А в сверкающий иней и лёд.
За зимою весна будет красная,
Станет радостней солнечный свет,
Заблестишь ты листвою атласною
И распустишь сиреневый цвет.
1953 г.
Тюмень
Светлая ночьФатою тонкой облаков
Закрылась в небесах луна.
Живые искры огоньков
Погасли в окнах.
Тишина.
Но ночь светла, сквозь облака
Луна льёт ровный мягкий свет,
И нет такого уголка,
Чтоб тёмен был,
и теней нет.
Пушистый снег лежит кругом,
И не блестит он при луне,
Мерцает тусклым серебром
И блеском глаз не режет мне.
Спят в снежных шапках купола
Седых ровесников Петра —
Старинных храмов.
Спят дома.
Заснул весь город до утра.
За облаками лунный круг,
Но ночь светла.
Всё спит кругом.
Пушистый снег лежит вокруг,
Мерцая тусклым серебром.
1953 г.
Тюмень
Край роднойЯ люблю свой край суровый,
Все его просторы.
Я люблю:
и бор сосновый,
И его озёра,
И прибрежных круч обрывы
Над родной рекою,
Колыханье шумной нивы
Золотой волною.
Васильков люблю цвет нежный,
Небо голубое,
В тихом сумраке таёжном
Запах свежей хвои.
1953 г.
Тюмень
Голос МосквыЯ кручу рубчатый регулятор:
Шум и треск приёмник издаёт.
Стрелка все деленья циферблата
Обошла и вновь бежит вперёд.
Опершись о горизонт лучами,
Над землёй поднялся солнца лик.
Весь эфир заполнен голосами,
Просыпаться начал материк.
Иностранной речи слышны звуки,
Вихри треска – ураган помех;
И сквозь этот шум услышал вдруг я
Голос тот, что дорог так для всех.
Медных звуков россыпь позывная
И потом знакомые слова:
Ши-ро-ка стра-на мо-я род-на-я…
С добрым утром! Говорит Москва.
Говорит Москва… Моя столица!
Тебя знает люд любой страны.
Слыша голос твой, светлеют лица
Тех людей, что не хотят войны.
Голос твой звучит неутомимо,
Он летит за горы, за моря.
Он как яркий света луч для мира,
Светлой правды ясная заря.
Если позывные зачеканят
Нашей песни звонкие слова;
Ши-ро-ка стра-на мо-я род-на-я,
Это значит – говорит Москва.
1953 г.
Тюмень
Старый лесХорош в летний день
светлый луг у реки
Там белой ромашки
цветут лепестки,
И дружно собравшись
в густое колечко
Хранят меж себя
золотое сердечко.
Там воздух струится,
лучом раскалён,
В траве не смолкает
кузнечиков звон.
Прозрачное небо
синеет над нами,
Под ветром весёлым
пенясь облаками.
Там ветер
цветов чуть колышет узор…
Но мне почему-то
милей тёмный бор.
Где стройной толпой
обступая поляны,
Недвижно лесные
стоят великаны.
Там кроны деревьев
сплелись меж собой,
Зелёную крышу
свивают над мной,
Но солнца лучи,
словно светлые стрелы,
Сквозь ветви в чащу
пробиваются смело.
А лес всё шумит
день и ночь напролёт,
Как будто,
какую-то песню поёт;
Спокоен и тих,
но совсем не угрюм
Его никогда несмолкающий
шум.
1953 г.
Тюмень
Старинная быльС древней книги прошедших веков
Отряхнём застарелую пыль
И под шорохи ветхих листов
Прочитаем старинную быль.
Загорелся заката пожар,
Словно кровью реку обагрил;
Над землёй ветерок побежал
И тихонько траву шевелил.
Пыль точёным копытом подняв,
Вдоль реки конь скакал вороной,
Бросив повод на шею коня,
Ехал витязь, сверкая бронёй.
Конь под всадником резво бежал
И, играя, кусал удила,
На мосту, что над речкой стоял,
Он нагнал старика-гусляра.
Был гусляр очень бедно одет.
Был он стар, но был прям, как сосна.
Видно, груз его прожитых лет,
Не сгибаясь, держала спина.
С непокрытой седой головой
Шёл он, песню весёлую пел.
Струн на гуслях касался рукой -
Нежный звон над рекою летел.
Витязь, в стремя ногой упершись,
К старику наклонился с седла.
– Эй, старик, – он позвал, – обернись!
И потом он спросил гусляра:
– Почему вдруг поёшь ты, старик?
– Счастлив я, потому и пою.
– Отчего же ты счастлив, скажи?
Ты поведай мне радость свою.
Ты бедняк, коль взглянуть на тебя,
Ты оборван, как нищий одет,
Разве радует бедность тебя?
– Я богаче тебя, – был ответ, —
Твоих денег не счесть и за год,
Я же песнями только богат,
Но поёт мои песни народ,
Я поэтому счастлив и рад.
***Сотни лет пролетели с тех пор.
Древний витязь давно позабыт.
Его замок рассыпался в сор.
Сам с копьём между рёбер он спит.
Позабыт и старик тот гусляр,
Тот, что песнями был лишь богат.
Его имя никто не слыхал,
Ну а песни сейчас всё звенят.
1953 г.
Тюмень
ОдуванчикУ забора сверкают кусочки стекла,
Там траву шевелит ветерок.
Искра солнца в траве расцвела:
Вырос там одуванчик-цветок.
Он глядит из травы, из зелёных листов,
Он в траве, словно искра в ночи;
И милее мне пышных садовых цветов
Все его лепесточки-лучи.
Ветерок у забора травой шелестит…
Ты цвети, ты расти, мой цветок…
Одуванчик в траве, словно солнце горит:
Ты гори, золотой огонёк!