Чехов Николай Павлович
(1858–1889)
Старший брат А. П. Чехова. Был наделен от природы ярким художественным дарованием, унаследованным от предков-иконописцев. Учился в таганрогской гимназии, затем, после переезда в Москву, в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. В начале 1880-х годов постоянно сотрудничал в юмористических еженедельниках («Будильник», «Зритель», «Осколки» и др.) как рисовальщик и карикатурист; иллюстрировал первый сборник рассказов, пародий и сценок Чехова «Шалость», запрещенный цензурой в 1882 году. Создал ряд настенных росписей на хорах храма Христа Спасителя. В музеях Чехова в Москве, Мелихове, Ялте хранятся несколько полотен его работы: «Девушка в голубом» (1881), «Гулянье первого мая в Сокольниках» (эскиз, 1882), незавершенный портрет А. П. Чехова (1883), ряд этюдов, эскизов, рисунков. Был соавтором И. Левитана, написал фигуру девушки на картине «Осенний день в Сокольниках».
Беспорядочная жизнь мешала Н. П. Чехову работать в полную силу. «Гибнет хороший, сильный русский талант, – писал Чехов старшему брату в феврале 1883 года. – Ему предложил «Русский театр» иллюстрировать Достоевского… Он дал слово и не сдержит своего слова, а эти иллюстрации дали бы ему имя, хлеб…»
В марте 1886 года Чехов написал Николаю знаменитое письмо о воспитании души, об отношении к работе, семье, женщине: «Чтобы воспитаться и не стоять ниже уровня среды, в которую попал, недостаточно прочесть только «Пиквика» и вызубрить монолог из «Фауста»… Тут нужны беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля… Тут дорог каждый час…»
Чехов Павел Егорович
(1825–1898)
Отец А. П. Чехова. Родился в сельце Ольховатка в семье Е. М. Чехова, бывшего тогда еще крепостным. Грамоте обучался в сельской школе; учился также игре на скрипке и нотному пению. Служил приказчиком у таганрогского купца И. Е. Кобылина. Скопив некоторый капитал, сам стал владельцем лавки, купцом второй гильдии. В 1876 году разорился и вынужден был банкротом уехать в Москву. Здесь на ничтожном окладе служил в амбаре купца Гаврилова, затем жил на покое в чеховской усадьбе в Мелихове.
Женился в 1854 году на Е. Я. Морозовой. Детей в семье было шестеро: Александр, Николай, Антон, Иван, Мария и Михаил.
Чехова (урожд. Морозова) Евгения Яковлевна
(1835–1919)
Мать А. П. Чехова, дочь Якова Герасимовича Морозова, купца, а потом комиссионера (представителя, помощника) таганрогского градоначальника генерала П. А. Папкова. О своих предках по материнской линии Чехов позднее писал: «Моя мать, уроженка Шуйского уезда, 50 лет назад бывала в Палехе и Сергееве… у своих родственников иконописцев, тогда они жили очень богато… в двухэтажном доме… По сохранившимся у нее впечатлениям, тогда была хорошая, богатая жизнь; при ней получались заказы из Москвы и Петербурга для больших церквей» (письмо Н. П. Кондакову, 2 марта 1901 г.). После смерти отца жила в доме, называвшемся «дворцом» (по дороге в южную ссылку здесь в 1820 году останавливался Пушкин, в 1825-м умер император Александр I). Училась в частном «институте благородных девиц мадам Куриловой», стремилась дать своим детям основательное и серьезное образование. «Талант в нас со стороны отца, а душа со стороны матери», – заметил Чехов.
Чехова Мария Павловна
(1863–1957)
Сестра и наследница А. П. Чехова. Училась в таганрогской гимназии, затем в Филаретовском епархиальном училище в Москве, закончила образование на Высших женских историко-литературных курсах профессора В. И. Герье. Преподавала историю и географию в частной женской гимназии Ржевской. Увлекалась живописью, посещала Строгановское училище и студию А. А. Хотяинцевой, где работали В. А. Серов и К. А. Коровин. После смерти Чехова посвятила себя собиранию и изданию его литературного наследия и материалов о нем. Подготовила, в частности, первое шеститомное издание его писем (М., 1912–1916). М. П. Чехова – основатель и директор ялтинского чеховского музея. Много сделала для создания музеев в Москве, Таганроге, Мелихове.
В семье Мария Павловна – самый близкий Чехову человек. В Мелихове помогала брату в лечении крестьян, в строительстве школ и других хозяйственных делах.
3 августа 1901 года Чехов написал ей следующее письмо, имевшее силу завещания:
«Марии Павловне Чеховой.
Милая Маша, завещаю тебе в твое пожизненное владение дачу мою в Ялте, деньги и доход с драматических произведений, а жене моей Ольге Леонардовне – дачу в Гурзуфе и пять тысяч рублей. Недвижимое имущество, если пожелаешь, можешь продать. Выдай брату Александру три тысячи, Ивану – пять тысяч и Михаилу – три тысячи… После твоей смерти и смерти матери все, что окажется, кроме дохода с пьес, поступает в распоряжение Таганрогского городского управления на нужды народного образования, доход же с пьес – брату Ивану, а после его, Ивана, смерти – Таганрогскому городскому управлению на те же нужды по народному образованию.
Я обещал крестьянам села Мелихова сто рублей – на уплату за шоссе; обещал также Гавриилу Алексеевичу Харченко… платить за его старшую дочь в гимназию до тех пор, пока ее не освободят от платы за учение. Помогай бедным. Береги мать. Живите мирно. Антон Чехов».
Шаврова (в замужестве Юст) Елена Михайловна
(1874–1937)
Писательница, рассказы которой читал и редактировал Чехов; печаталась под псевдонимами: Е. Ш., Е. Шастунов, Е. М. Ш. Сохранилась рукопись рассказа Шавровой «Софка» с правкой Чехова. «Как женщина своего круга и к тому же не нуждавшаяся в самом необходимом, она не придавала особого значения своему таланту, – писал о Шавровой М. П. Чехов. – Она превосходно пела, и было в ней что-то такое, что надолго упрочивало с ней дружбу. Ее фотография до сих пор хранится в его кабинете… в Ялте» (Чехов М. П. Вокруг Чехова. С. 198–199).
Шаляпин Федор Иванович
(1873–1938)
О знакомстве его с Чеховым И. А. Бунин писал: «Помню… как горячо хотел он познакомиться с Чеховым, сколько раз говорил мне об этом. Я наконец спросил:
– Да за чем же дело стало?
– За тем, – отвечал он, – что Чехов нигде не показывается, все нет случая представиться ему.
– Помилуй, какой для этого нужен случай! Возьми извозчика и поезжай.
– Но я вовсе не желаю показаться ему нахалом! А кроме того, я знаю, что я так оробею перед ним, что покажусь еще и совершенным дураком. Вот если бы ты свез меня как-нибудь к нему…
Я не замедлил сделать это и убедился, что все была правда: войдя к Чехову, он покраснел до ушей, стал что-то бормотать… А вышел от него в полном восторге:
– Ты не поверишь, как я счастлив, что наконец узнал его, и как очарован им! Вот это человек! Вот это писатель! Теперь на всех прочих буду смотреть как на верблюдов.
– Спасибо, – сказал я, смеясь.
Он захохотал на всю улицу» (Бунин И. А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1988. С. 236).
Знакомство это, по-видимому, состоялось осенью 1902 года.
Шехтель Франц (Федор) Осипович
(1859–1926)
Учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества в одно время с Н. П. Чеховым и Левитаном, дружил с А. П. Чеховым. Выдающийся архитектор и художник, автор интерьеров Московского Художественного театра; построил особняк Рябушинского (ныне музей А. М. Горького) и здание Художественного театра.
Шолом-Алейхем (настоящая фамилия Рабинович Шолом Нохумович)
(1859–1916)
Известный еврейский писатель. В 1903 году обращался к Чехову с просьбой разрешить перевод его рассказов. «Что касается моих уже напечатанных рассказов, – писал ему Чехов 19 июня 1903 года, – то они в полном Вашем распоряжении, и перевод их на еврейский язык и напечатание в сборнике в пользу пострадавших в Кишиневе евреев не доставит мне ничего, кроме сердечного удовольствия».
Щепкина-Куперник Татьяна Львовна
(1874–1952)
Правнучка знаменитого актера М. С. Щепкина, писательница, выпустившая в свет несколько книг (сборники рассказов и повестей, томики стихотворений «Из женских писем», «Облака», «Отзвуки войны» и др.), переводчица (Э. Ростан, Шекспир, К. Гольдони, Мольер, Лопе де Вега, Шеридан и др.). Подруга Л. С. Мизиновой, которая и ввела ее в дом Чеховых в самом начале 1890-х годов. Дружеские отношения с Чеховым сохранила до конца его жизни; оставила воспоминания о нем.
Эртель Александр Иванович
(1855–1908)
Прозаик и драматург. Был связан с подпольными народническими организациями, в 1884 году заключен в Петропавловскую крепость, затем сослан в Тверь. С Чеховым познакомился в 1893 году, переписывался с ним. А. С. Суворину Чехов писал: «Вчера на обеде я познакомился с литератором Эртелем, учредителем воронежских столовых… Умный и добрый человек. Он просил сходить вместе к Толстому, который стал ко мне благоволить особенно…» (4 марта 1893 г.). Лучшее в литературном наследии А. И. Эртеля – роман «Гарденины, их дворня, приверженцы и враги» вышел в свет в 1889 году; был высоко оценен Толстым, написавшим в 1908 году предисловие к роману.
Эфрос Евдокия Исааковна
(1861–1943)
Училась с М. П. Чеховой на Высших женских курсах В. И. Герье. В письмах 1886 года Чехов писал о ней – вероятно в шутку – как о своей невесте.
Яворская Лидия Борисовна (сценический псевдоним; урожд. Гюббенет; в замужестве княгиня Барятинская)
(1871–1921)
Актриса. Дебютировала на сцене Русского драматического театра Ф. А. Корша в Москве в 1893 году, тогда же познакомилась с Чеховым. «Она была женщина умная, передовая… ее любила молодежь, и у нее определенно был литературный вкус. Во всяком случае, она пользовалась большим успехом у Корша в Москве и у Суворина в Петербурге, где публика буквально носила ее на руках» (Чехов М. П. Вокруг Чехова. С. 212). В 1901 году основала собственный Новый театр. В архиве Чехова хранятся письма Л. Б. Яворской, некоторые из них – в стихах.
Яковлев (литературный псевдоним Язон) Анатолий Сергеевич
(?—1907)
В студенческие годы Чехов был репетитором в семействе С. П. Яковлева, сенатора и камергера, владельца типографии в Москве. Сын его готовился к поступлению в лицей, Чехов учил его русскому языку и литературе. Впоследствии А. С. Яковлев стал журналистом, печатался в «Русских ведомостях», «Новом времени», «России» и других изданиях. С Чеховым встретился снова в 1897 году, переписывался с ним, оставил воспоминания, в которых освещены последние годы Чехова, в частности то время, когда заключался договор с А. Ф. Марксом: «Я готов дать ему расписку, подписанную собственною кровью, что не проживу и трех лет…» (Литературное наследство. Т. 68. М., 1960. С. 601).
Персонажи чеховских произведений
Приступая к повествованию, писатель должен прежде всего определить своих героев, или, как иногда говорят, «вывести» их – дать им имена, описать их внешность и т. д. Например, так:
«В это время в гостиную вошло новое лицо. Новое лицо это был молодой князь Андрей Болконский…»
Или так:
Теперь это сочетание слов – «Андрей Болконский», это имя – «Онегин» свяжутся в нашем сознании с определенным лицом, и мы не спутаем его с другими лицами, сколько бы их в тексте ни было.
Когда вышло в свет первое собрание сочинений Чехова, критика столкнулась с непривычной трудностью. Рассказов было так много, в них действовало или упоминалось такое множество лиц, что запомнить их не удавалось. Кроме того, они описывались не столь подробно, не столь «живописно и рельефно», как это делалось в романах. Они не задерживали внимания и как будто сливались между собою, как прохожие в городской толчее.
Стали говорить о «множестве» персонажей, о том, что у Чехова их несколько сотен или, может быть, даже тысяч. Или писали, например, так: «Если бы из всех этих мелких рассказов, из многотомного собрания его сочинений вдруг каким-нибудь чудом на московскую улицу хлынули все люди, изображенные там, все эти полицейские, акушерки, актеры, портные, арестанты, повара, богомолки, педагоги, помещики, архиереи, циркачи (или, как они тогда назывались, циркисты), чиновники всех рангов и ведомств, крестьяне северных и южных губерний, генералы, банщики, инженеры, конокрады, монастырские служки, купцы, певчие, солдаты, свахи, фортепьянные настройщики, пожарные, судебные следователи, дьяконы, профессора, пастухи, адвокаты, произошла бы ужасная свалка, ибо столь густого многолюдства не могла бы вместить и самая широкая площадь. Другие книги – например, Гончарова – рядом с чеховскими кажутся буквально пустынями, так мало обитателей приходится в них на каждую сотню страниц»[13].
Перечитывая эти строки, думаешь о том, например, как изменился с появлением Чехова литературный вкус: ведь сам Гончаров вовсе не считал свои книги пустынными! Наоборот, он писал о толпах своих персонажей, он жаловался на критику, не желавшую вникнуть в дело и связать героев его романов между собой. Он даже подсказывал критике нужное слово: синтез…
Только после Чехова могла, очевидно, возникнуть и эта несколько неожиданная, но, по-видимому, далеко не бесплодная идея: определять «плотность» повествования в относительных числах, подсчитывая, сколько персонажей приходится на каждую сотню страниц.
В этом перечне сквозит и мысль об универсальности и энциклопедичности чеховского повествования, высказанная довольно давно: «Если бы современная Россия исчезла с лица земли, то по произведениям Чехова можно было бы восстановить картину русского быта в конце XIX века в мельчайших подробностях»[14].
Но, несмотря на всю полноту этого многословного перечисления, есть в нем своя недосказанность и неточность: создается впечатление, что у Чехова собраны вообще все профессии, звания и чины и можно называть их все подряд, без всякого риска кого-нибудь недосчитаться. А это в действительности далеко не так.
Главная же беда заключается в том, что, хотя сами собою люди из чеховских рассказов «на улицу» не «хлынут», свалка уже произошла: арестанты перемешаны с поварами, богомолки с педагогами, генералы с банщиками…
В свое время автор этой книги задался следующими вопросами: если чеховские персонажи, сколько бы их ни было, представляют собою, в конце концов, особые вариации общей темы – темы человека и судьбы человека, – то сколько таких вариаций дано в целом множестве рассказов Чехова? Какими именами, титулами, словами и сочетаниями слов определяется персонаж и сколько таких словосочетаний можно найти и выписать?
Оказалось, что их очень много, гораздо больше, чем в «Человеческой комедии» Бальзака, например. Чтобы исключить выборочный, «примерный» подход к материалу, устранить литературоведческий импрессионизм, опирающийся на случайные наблюдения и ведущий к неизбежным ошибкам в суждениях о поэтике и творчестве Чехова, понадобилось заполнить восемь с половиною тысяч карт.
Учитывались только персонажи драматургии и прозы, лица, так или иначе действующие в повествовании Чехова. Не считались множественные определения (пожарные, солдаты, богомолки и т. д.), существа сказочные и мифологические, реальные имена (например, имя И. И. Лажечникова в «Неудаче»); опущены и такие главные герои нашего детства, как Белолобый, Федор Тимофеич, Каштанка. Остались в стороне фельетоны, книга «Остров Сахалин», записные книжки, письма. Можно лишь сказать, что общее число типов, характеров, лиц, живших в творческом сознании Чехова, составляет десятки тысяч.