Тропа к Чехову - Громов Михаил Петрович 28 стр.


Никанор, повар у Алехина. «Как зарождается любовь… почему Пелагея… полюбила именно Никанора, этого мурло – тут у нас все зовут его мурлом» («О любви», 1898).

Никита, сторож больницы, отставной старый солдат с порыжелыми нашивками. «У него суровое испитое лицо, нависшие брови, придающие лицу выражение степной овчарки, и красный нос; он невысок ростом, на вид сухощав и жилист, но осанка у него внушительная и кулаки здоровенные» («Палата № 6», 1892).

Никитин Сергей Васильич, учитель словесности, 26 лет. «С тех пор как он приехал в этот город и поступил на службу, он стал ненавидеть свою моложавость. Гимназисты его не боялись, старики величали молодым человеком, женщины охотнее танцевали с ним, чем слушали его длинные рассуждения» («Учитель словесности» 1894).

Николай, «простой монах, иеродьякон, нигде не обучался и даже видимости наружной не имел, а писал! Чудо! Истинно чудо!.. Акафисты! Это не то что проповедь или история! Надо, чтоб в каждой строчечке была мягкость, ласковость и нежность, чтоб ни одного слова не было грубого, жесткого или несоответствующего. Так надо писать, чтоб молящийся сердцем радовался и плакал, а умом содрогался и в трепет приходил» («Святою ночью», 1886).

Николай Евграфыч, доктор, «сын деревенского попа, бурсак по воспитанию». «…Помнил, как у отца в деревне, бывало, со двора в дом нечаянно влетала птица и начинала неистово биться о стекла и опрокидывать вещи, так и эта женщина, из совершенно чуждой ему среды, влетела в его жизнь и произвела в ней настоящий разгром» («Супруга», 1895).

Николай Степаныч, заслуженный профессор, тайный советник и кавалер. «…Человек 62 лет, с лысой головой, с вставными зубами и с неизлечимым tic’oм» («Скучная история», 1889).

Нилов, помещик, «плотный, крепкий мужчина, славящийся на всю губернию своей необыкновенной физической силой» («Волк», 1886).

Нилов Федор Пантелеич, сапожник. «…Не теряя времени, стал жаловаться на свою судьбу. Он начал с того, что с самого детства он завидовал богатым. Ему всегда было обидно, что не все люди одинаково живут в больших домах и ездят на хороших лошадях. Почему, спрашивается, он беден?» («Сапожник и нечистая сила», 1888).

Нюнин Андрей Андреевич, агент страхового общества («Свадьба», 1889).

Нюнин Андрей Ильич, Андрюша, молодой человек, племянник Ревунова-Караулова, служащий в страховом обществе «Дрянь» («Свадьба с генералом», 1884).

Нюхин Иван Иванович, «муж своей жены, содержательницы музыкальной школы и женского пансиона» («О вреде табака», 1902).

Обтемпераментский Михей Егорыч, отставной капитан 2-го ранга («Петров день», 1881).

Овсов Яков Васильич, бывший акцизный чиновник, «теперь только зубами и кормится» («Лошадиная фамилия», 1885).

Огнев Иван Алексеевич, статистик, «под 30». «…Шел и думал о том, как часто приходится в жизни встречаться с хорошими людьми и как жаль, что от этих встреч не остается ничего больше, кроме воспоминаний. Бывает так, что на горизонте мелькнут журавли, слабый ветер донесет их жалобно-восторженный крик, а через минуту, с какой жадностью ни вглядывайся в синюю даль, не увидишь ни точки, не услышишь ни звука – точно так люди с их лицами и речами мелькают в жизни и утопают в нашем прошлом, не оставляя ничего больше, кроме ничтожных следов памяти… «В жизни нет ничего дороже людей! – думал растроганный Огнев, шагая по аллее к калитке. – Ничего!» («Верочка», 1887).

Окуркин, чиновник. «Прежде, матушка, когда либерализмы этой не было, визиты не считались за предрассудок» («Праздничная повинность», 1885).

Оленька, Ольга Семеновна, «дочь отставного коллежского асессора», «душечка», «тихая, добродушная, жалостливая барышня с кротким, мягким взглядом, очень здоровая», жена антрепренера, потом – управляющего лесным складом, затем сошлась с ветеринаром и привязалась к его сыну» («Душечка», 1899).

Оля, монашенка. «…Тотчас же узнала ее, удивленно подняла брови, и ее бледное, недавно умытое, чистое лицо и даже, как показалось, ее белый платочек, который виден был из-под косынки, просиял от радости… Была хохотушка, отчаянная кокетка, любила только балы да кавалеров» («Володя большой и Володя маленький», 1893).

Оптимов, ходатай по делам, «он же и старинный корреспондент «Сына Отечества» («Брожение умов», 1884).

Орлов Георгий Иваныч, сын известного государственного человека, камер-юнкер, чиновник, начальник отделения. «Наружность у Орлова была петербургская: узкие плечи, длинная талия, глаза неопределенного цвета и скудная, тускло окрашенная растительность на бороде и усах. Лицо у него было холеное, потертое и неприятное» («Рассказ неизвестного человека», 1893).

Орлов Иван, «старик лет шестидесяти, в длинной до земли шубе и в бобровой шапке». «…Лицо у него было грустное, задумчивое, с выражением той покорности, какую мне приходилось видеть только на лицах у людей старых и религиозных» («Рассказ неизвестного человека», 1893).

Орловский Иван Иванович, помещик. «Ну, ты, положим, идейный человек… покорнейше тебя благодарим за это, кланяемся тебе низко (кланяется), но зачем же стулья ломать?.. Идея-то идеей, но надо, брат, иметь еще и эту штуку… (Показывает на сердце.) Без этой штуки, душа моя, всем твоим лесам и торфам цена грош медный…» («Леший», 1889).

Орловский Федор Иванович. «Федюша милый, сын мой!.. Душа моя, борода ты моя великолепная… Господа, ведь красавец? Поглядите: красавец?» («Леший», 1889).

Отлукавин, дьячок. «Маленький лоб его собрался в морщины, на носу играют пятна всех цветов, начиная с розового и кончая темно-синим… между вытянутыми жирными пальцами огрызенное гусиное перо» («Канитель», 1885).

Оттепелев Ваня, гимназист с розовыми торчащими ушами. «…Перецеловал все иконы. В животе у него перекатывало, под сердцем веяло холодом, само сердце стучало и замирало от страха перед неизвестностью» («Случай с классиком», 1883).

Очумелов, полицейский надзиратель, «в новой шинели и с узелком в руке» («Хамелеон», 1884).

Павел Васильич, писатель. «…Любил только свои статьи, чужие же, которые ему предстояло прочесть или прослушать, производили на него всегда впечатление пушечного жерла, направленного ему прямо в физиономию» («Драма», 1887).

Павлуша, Пава, лакей у Туркиных (в начале рассказа – мальчик лет 14-ти). «Умри, несчастная!» («Ионыч», 1898).

Падекуа, француз. «…Сидя рядом на диване, спеша и перебивая друг друга, рассказывали гостям случаи погребения заживо и высказывали свое мнение о спиритизме» («Клевета», 1883).

Панауров Григорий Николаич, чиновник губернского правления, действительный статский советник. «…Был я мировым судьей, непременным членом, председателем мирового съезда». Муж Нины Федоровны, сестры Лаптевых; 50 лет («Три года», 1895).

Панаурова Нина Федоровна, сестра Лаптева. «…Была еще крепка на вид и производила впечатление хорошо сложенной, сильной женщины, но резкая бледность делала ее похожей на мертвую, особенно когда она, как теперь, лежала на спине, с закрытыми глазами… а ведь какая она была здоровая, полная, краснощекая!.. Ее все здесь так и звали московкой. Как хохотала! Она на праздниках наряжалась простою бабой, и это очень шло к ней» («Три года», 1895).

Панихидин Иван Петрович, живший «в Москве у Успения нa Могильцах, в доме чиновника Трунова» («Страшная ночь», I884).

Паразит, «маленький, кругленький, заплывший жиром старик, совсем лысый и облезлый». «…Состояние нажил тем, что свиньей хрюкал» («Пьяные», 1887).

Паша, хористка. «…Ей стало стыдно своих пухлых, красных щек, рябин на носу и челки на лбу, которая никак не зачесывалась наверх. И ей казалось, что если бы она была худенькая, не напудренная и без челки, то можно было бы скрыть, что она непорядочная, и было бы не так страшно и стыдно стоять перед незнакомой таинственной дамой» («Хористка», 1886).

Паша, или Спиридоновна. «…Маленькая худенькая женщина лет пятидесяти, в черном платье и белом платочке, остроглазая, остроносая, с острым подбородком; глаза у нее были хитрые, ехидные, и глядела она с таким выражением, как будто всех насквозь видела. Губы у нее были сердечком. За ехидство и ненавистничество в купеческих домах ее прозвали Жужелицей» («Бабье царство», 1894).

Полинька, Пелагея Сергеевна, «дочь Марьи Андреевны, содержательницы модной мастерской, маленькая худощавая блондинка» («Полинька», 1887).

Пелагея, «красивая Пелагея», горничная у Алехина, полюбившая повара Никанора, «этого мурло» («Крыжовник», 1898; «О любви», 1898).

Пеплова Наташенька.

«– Ну да! Будто я не знаю вашего почерка! – хохотала девица, манерно взвизгивая и то и дело поглядывая на себя в зеркало» («Неудача», 1885).

Пересолин Андрей Степанович, действительный статский советник, «туз». «Ехал он и размышлял о той пользе, какую приносили бы театры, если бы в них давались пьесы нравственного содержания» («Винт», 1884).

Песоцкий Егор Семеныч, известный в России садовод. «…Был высокого роста, широк в плечах, с большим животом и страдал одышкой, но всегда ходил так быстро, что за ним трудно было поспеть. Вид он имел крайне озабоченный, все куда-то торопился, и с таким выражением, как будто опоздай он хоть на минуту, то все погибло!» («Черный монах», 1894).

Песоцкая Татьяна Егоровна, жена Коврина. «…В конце концов обратилась в ходячие живые мощи… в которой, как кажется, все уже умерло, кроме больших, пристально вглядывающихся, умных глаз» («Черный монах», 1894).

Петр, камердинер Гундасова. «Вид этого Петра, одетого гораздо богаче, чем я… поверг меня в крайнее изумление, не оставляющее меня, говоря по правде, и до сего дня: неужели такие солидные, почтенные люди, с умными и строгими лицами, могут быть лакеями? И ради чего?» («Тайный советник», 1886).

Петр, преосвященный, викарный архиерей. «Отец его был дьякон, дед – священник, прадед – дьякон, и весь род его, быть может, со времен принятия на Руси христианства, принадлежал к духовенству, и любовь его к церковным службам, духовенству, к звону колоколов была у него врожденной… в церкви он, особенно когда сам участвовал в служении, чувствовал себя деятельным, бодрым, счастливым» («Архиерей», 1902).

Петр Демьяныч, «очень похожий на несвежего копченого сига, в которого воткнута палка», преподаватель латыни в гимназии, коллежский советник («Кто виноват?», 1886).

Петр Дмитрич, судейский чиновник. «На председательском кресле, в мундире и с цепью на груди, он совершенно менялся. Величественные жесты, громовый голос, «что-с?», «н-да-с», небрежный тон… Все обыкновенное человеческое, что привыкла видеть в нем Ольга Михайловна дома, исчезало в величии, и на кресле сидел не Петр Дмитрич, а какой-то другой человек, которого все звали господином председателем» («Именины», 1888).

Петр Леонтьич, учитель чистописания и рисования, отец Анны. «…Отец в цилиндре, в учительском фраке, уже пьяный и уже очень бледный, все тянулся к окну со своим бокалом» («Анна на шее», 1895).

Петр Сергеич, исполняющий должность судебного следователя (в черновике – Михайлов). «И в городе Петр Сергеич иногда говорил о любви, но выходило совсем не то, что в деревне. В городе мы сильнее чувствовали стену, которая была между нами: я знатна и богата, а он беден, он не дворянин даже, сын дьякона» («Рассказ госпожи NN», 1887).

Петров Григорий, токарь, «самый непутевый мужик во всей галчинской волости» («Горе», 1885).

Петров Родион, кузнец. «Придя домой, Родион помолился, разулся и сел на лавку рядом с женой. Он и Степанида, когда были дома, всегда сидели рядом, и по улице всегда ходили рядом, ели, пили и спали всегда вместе, и чем старше становились, тем сильнее любили друг друга» («Новая дача», 1899).

Печонкина Марфа Петровна, «Печончиха», генеральша, «десять лет уже практикующая на поприще гомеопатии» («Симулянты», 1885).

Пименов Осип Ильич, рабочий. «…Лицо у него было смуглое от копоти, и одна щека около носа запачкана сажей. Руки совсем черные, и блуза без пояса лоснилась от масляной грязи. Это был мужчина лет тридцати, среднего роста, черноволосый, плечистый и, по-видимому, очень сильный. Анна Акимовна с первого же взгляда определила в нем старшего, получающего не меньше 35 рублей в месяц, строгого, крикливого, бьющего рабочих по зубам… Покойный отец, Аким Иваныч, был братом хозяина, а все-таки боялся старших, вроде этого жильца, и заискивал у них» («Бабье царство», 1894).

Пискарев Аристарх Иваныч, полковник. «…Надел фуражку и отправился в правление дороги, где служил новоиспеченный вдовец» («Дипломат», 1885).

Писулин Иван, чиновник («Винт», 1884).

Платонов Михаил Васильевич, сельский учитель, коллежский регистратор, 27 лет. «…Герой лучшего, еще, к сожалению, не написанного современного романа»; «оригинальнейший негодяй»; «малый развитой и слишком нескучный»; «Я колокол, и вы колокол с тою только разницею, что я сам в себя звоню, а в вас звонят другие» («Безотцовщина», 1877–1881).

Платонова Александра Ивановна, Саша, жена Платонова, дочь отставного полковника Трилецкого. «За что я тебя люблю? Какой же ты сегодня чудак, Миша! Как же мне не любить тебя, если ты мне муж?» («Безотцовщина», 1877–1881).

Племянников Семен, отставной коллежский асессор, отец Душечки. «Раньше она любила своего папашу, который сидел теперь больной, в темной комнате, в кресле, и тяжело дышал» («Душечка», 1898).

Победимский Егор Алексеевич, домашний учитель. «…Молодой человек лет двадцати, угреватый, лохматый, с маленьким лбом и с необычайно длинным носом… По нашим понятиям, во всей губернии не было человека умнее, образованнее и галантнее. Кончил он шесть классов гимназии, потом поступил в ветеринарный институт, откуда был исключен, не проучившись и полугода. Причину исключения он тщательно скрывал, что давало возможность… видеть в моем воспитателе человека пострадавшего и до некоторой степени таинственного… никогда ничего не читал и ничем не занимался» («Тайный советник», 1886).

Победов, дьякон, «недавно выпущенный из семинарии молодой человек лет 22, худощавый, длинноволосый, без бороды» («Дуэль», 1891).

Погостов. «…Только кончивший врач… бывший со мною в ту ночь на спиритическом сеансе. Я поспешил к нему… Тогда он еще не был женат на богатой купчихе и жил на пятом этаже дома статского советника Кладбищенского» («Страшная ночь», 1884).

Подзатылкин, чиновник, отец невесты. «За что тебя будет любить муж твой? За характер? За доброту? За эмблему чувств? Нет-c! Он будет любить приданое твое… Мать, душенька, слушай, но с осторожностью. Женщина она добрая, но двулично-вольнодумствующая, легкомысленная, жеманственная» («Перед свадьбой», 1880).

Подзатылкина, мамаша. «А мне, мать моя, твой не нравится. Уж больно занослив и горделив. Ты его осади. Что-о-о-о? И не думай!.. Через месяц же драться будете; и он таковский, и ты таковская. Замужество только девицам одним нравится, а в нем ничего нет хорошего» («Перед свадьбой», 1880).

Подзатылкина, девица. «…Замечательна только тем, что ничем не замечательна… нос папашин, подбородок мамашин, глаза кошачьи, бюстик посредственный» («Перед свадьбой», 1880).

Подлигайлов, жандармский поручик («Либеральный душка», 1884).

Полознев Мисаил Алексеич, «маленькая польза», сын архитектора. «Твой прадед Полознев, генерал, сражался при Бородине, дед твой был поэт, оратор и предводитель дворянства, дядя – педагог, наконец, я, твой отец, – архитектор! Все Полозневы хранили святой огонь для того, чтобы ты погасил его!..»; «Я служил по различным ведомствам, но все эти девять должностей были похожи одна на другую, как капли воды: я должен был сидеть, писать, выслушивать глупые или грубые замечания и ждать, когда меня уволят» («Моя жизнь», 1896).

Назад Дальше