– Видите? Вот груди, которые вы сосали. Какое же преступление совершил Хасар, что ты губишь родную плоть? Те-мучжин опорожнял когда-то одну полную грудь. Хачиун с От-чигином вдвоем не могли опорожнить и одной. А Хасар успокаивал меня и ублажал, опорожняя обе груди мои. Вот почему мой Темучжин взял умом, а Хасар меткой стрельбой и силой. Не за то ли вы и возненавидели Хасара, что это он раздавил врагов?
– Страшно и стыдно мне материнского гнева, – сказал Чингис, успокоил мать и, отпустив Хасара, уехал сам» [Сокровенное сказание, с. 176–177].
Однако подозрения не оставляли Чингиса. Втайне от матери он отобрал у Хасара более половины выделенных ему людей, оставив ему тысячу четыреста юрт из бывших у него ранее четырех тысяч. Хасар отныне жил в вечном страхе, и некоторые из близких ему людей, страшась гнева Чингиса, бежали от него. Если следовать «Алтан Тобчи», то в этот раз Хасар проявил все-таки враждебность по отношению к брату: «Хасар потихоньку, так, чтобы матушка не знала, забрал тысячу триста человек и выступил с враждебными намерениями. Матушка узнала об этом и вскоре скончалась». «Тайная история» также подтверждает, что Оэлун скончалась, не перенеся ссоры между ее сыновьями [Алтан Тобчи, с. 195; Сокровенное сказание, с. 177].
Тэб-Тэнгри, Кокочу, остался безнаказанным. Преследовать откочевавшего Хасара был отправлен Субетай-баатур. Он уговорил Хасара не бунтовать, вернуться и покориться воле брата:
Так он сказал. Хасар был согласен с этими словами и возвратился» [Алтан Тобчи, с. 197].
Чингис-хан, видимо, побаивался чудодейственной силы Кокочу. Может быть, какие-то не известные нам обстоятельства мешали ему вступить с ним даже в тайное противоборство. Кокочу же непрестанно готовился к борьбе с Чингис-ханом за власть. Он сплачивал вокруг себя нукеров, знатных нойонов, людей разных племен и народов Монголии и других подвластных Чингис-хану народов. К нему стекались люди «всех девяти языков». Вскоре в ставке шамана людей оказалось «столь же много, как у самого Чингиса», и дошло дело до того, что и «от Чингис-хановой коновязи многие подумывали уйти к Тэб-Тэнгри». Победитель и великий хан встал перед лицом великой опасности. Дело шло о его жизни или смерти, и гибель подстерегала его не на поле битвы, а совсем рядом. Настало то время, когда Чингис сам стал искать повода разделаться с Кокочу. Случилось так, что от Отчигина, младшего брата Чингиса, который вместе с покойной Оэлун имел удел в десять тысяч юрт, люди стали перебегать к Кокочу. Отчигин отправил к Кокочу своего посланца по имени Сохор и потребовал возвращения беглецов. Однако Кокочу, по-видимому, считал, что положение его настолько прочно, что ему не страшен никто из ханского рода. Над Сохором всячески надругались» («этого посланца он (Кокочу) избивал, мучил»), а потом прогнали прочь, без коня, пешком, навьючив ему на спину седло, со словами:
– Будешь послом под пару Отчигину! Разгневанный и оскорбленный Отчигин лично прибыл в ставку Кокочу. Семеро братьев в ответ на гневные слова Отчигина:
– Я отправил своего посланца Сохора, а ты отослал его обратно пешком, избив и измучив. Теперь я сам пришел, чтобы вернуть своих людей! – окружили его плотным кольцом и стали нагло издеваться над ним:
– Разве правильно было, что ты послал своего посланца Сохора?
Боясь, что ему не уйти от шамана, Отчигин признался:
– Неправильно я сделал, что отправил посланца.
– Если ты сделал неправильно, то стань на колени и покайся!
И братья Кокочу принудили Отчигина встать на колени.
Оскорбленный Отчигин утром следующего дня явился к Чингису, когда еще тот не встал с постели, и поведал ему о своих обидах. Пока Чингис раздумывал о случившемся, за Отчигина вступилась спавшая с Чингисом его первая жена Борте. Рассказ Отчигина заставил ее заплакать. По версии «Тайной истории», она сказала:
– Если они еще при твоей жизни губят твоих братьев, величественных, как кедры, то после смерти народ подавно не захочет подчиняться твоим детям! (по «Сокровенному сказанию», с. 177–178).
По «Алтан Тобчи», ее угрозы были конкретнее:
– Этак-то они и твоих младших братьев повырубят, как слуг и рабов, и тебе могут повредить [Алтан Тобчи, с. 198].
Очевидно, вот так прямо сказанное «и тебе могут повредить» подвигло Чингиса на конкретные действия. Опасаясь открыто лишить Кокочу власти, Чингис сказал Отчигину:
– Когда Тэб-Тэнгри сегодня придет сюда, делай с ним, что хочешь.
Так он обещал Отчигину поддержку, если тот сумеет быстро покончить с Кокочу своими силами.
Отчигин спрятал у входа в юрту Чингиса, за ее порогом, трех отборных силачей и стал ждать. Вскоре явился Мунлик с семью сыновьями. Кокочу бесцеремонно сел на почетное место. Отчигин подскочил к нему, схватил за ворот и, по старому монгольскому обычаю, вызвал обидчика на единоборство:
– Вчера ты заставил меня просить прощения, сегодня я попытаю свою силу с тобой!
Кокочу и Отчигин схватились прямо в ханской юрте Чингиса. Но хан повелел им выйти из юрты:
– Ступайте меряться силами во дворе!
Очевидно, он знал или догадывался о засаде и о том, какая судьба ждет Кокочу, как только он переступит порог юрты. Действительно, не успел Кокочу выйти за дверь, как сидевшие в засаде три силача схватили его и, мгновенно переломив ему спинной хребет, бросили Тэб-Тэнгри у телег на левой стороне двора.
Отчигин же, возвратясь в юрту, сказал Чингис-хану:
– Тэб-Тэнгри не хочет со мной меряться силами и притворяется лежачим! (по «Сокровенному сказанию», с. 178).
Смекнул старый Мунлик, как сплоховал он с сыновьями. Нет в живых великого шамана Кокочу, соперничавшего с самим ханом. Шестеро братьев Кокочу, загородив выход, стали с угрозами теснить Чингиса (по «Алтан Тобчи», «стали у двери и вокруг очага и засучили свои рукава», с. 199). Зажатый братьями, Чингис испугался и заорал:
– Дай дорогу, расступись!
Он выскочил из юрты и тут же был окружен гвардейской стражей, сбежавшейся на крик хана.
Могучий и славный шаман Кокочу, Тэб-Тэнгри, валялся перед юртой с переломанным хребтом. И мертвый, он внушал страх.
Чингис приказал поставить над его телом серую юрту, а сам спешно покинул страшное место. Через некоторое время тело Кокочу таинственно исчезло. Чингис не замедлил объяснить это чудодейственной силой шамана, а самую смерть Кокочу – возмездием Неба: «Тэб-Тэнгри бил моих братьев и несправедливо клеветал на них, за что Небо и не возлюбило его, и отняло вместе и жизнь и тело его» [Сокровенное сказание, с. 178–179].
Однако, опасаясь мести покойного шамана, Чингис все же не решился казнить Мунлика и братьев Кокочу, сославшись на прежние заслуги Мунлика, хотя спокойно мог обвинить их в мятеже и покушении на свою жизнь. Без Кокочу семья Мунлика уже не имела и тени былого влияния.
Остается неясным, какие силы стояли за Кокочу. Были ли это нукеры и нойоны, которые еще десять лет назад сражались на стороне соперников Чингиса в борьбе за власть, или какая-то новая оппозиция, но очевидно, что, помимо того что
Тэб-Тэнгри сам внушал суеверный страх и претендовал на власть, за его спиной стояли какие-то силы, позволившие ему через четыре года после великого курилтая оспаривать власть у великого хана Монголии. Не исключено, что оппозиция воспользовалась неудачной попыткой Чингис-хана уничтожить тангутское государство, в войне с которым осенью и зимой 1209–1210 гг. монголы понесли ощутимые потери. Могучий шаман Кокочу заставил Чингиса еще раз пережить страх за престол. По-видимому, глубоко прав был Б.Я. Владимирцов, когда писал, что «вместе с шаманом Кокочу сошел с жизненной сцены последний, кто пытался в Монголии равняться Чингису и оказывать ему сопротивление или неповиновение. Все теперь преклонилось перед железной волей железного императора, прошедшего тяжелый путь от полуголодного существования в заброшенной юрте на берегу Онона до ханской ставки организованной империи» [Владимирцов. Чингис-хан, с. 92–94].
Исполнение завета Амбагай-хагана
Итак, нейтрализовав тангутов, приняв под свое верховенство уйгуров и карлуков, Чингис-хан, как мы уже говорили, обезопасил южный и юго-западный фланги и стал готовиться к войне с его безусловно главным врагом в Восточной Азии – чжурчжэньским государством Цзинь. До его времени власть чжурчжэньских императоров была верховной на материке – их старшинство признавали китайцы, корейцы, тангуты и татаро-монголы, и многие другие, менее многочисленные и сильные племена и народы. «Юань ши» сообщает: «Первоначально император ежегодно платил дань Цзинь. Государь Цзинь послал Вэй-вана Юнь Цзи принять дань в Цзиньчжоу. Император, давая аудиенцию Юнь Цзи, не исполнил предписанный церемониал. Юнь Цзи, возвратившись, выразил желание просить войска и напасть на него. Случилось так, что государь Цзинь скончался. Юнь Цзи наследовал престол. Был издан императорский манифест, доставили его в государство [Чин-гис-хана] и объявили, что его должно принимать с поклоном. Император спросил цзиньского посла: «Кто новый государь?» Цзиньский посол ответил: «Вэй-ван». Тогда император вдруг повернулся к югу, плюнул и сказал: «Я скажу так: император Центральной равнины – человек, который пребывает на Небе. Сделать императором этого слабого, заурядного человека? Как ему кланяться?» Он тотчас сел на коня и ускакал на север. Цзиньский посол вернулся и рассказал об этом. Юнь Цзи страшно разгневался и решил ждать удобного случая, когда император снова представит дань, чтобы, пользуясь этим, тотчас погубить его. Император знал это. Поэтому он порвал с Цзинь и готовил отборные войска» [Юань ши, цз. 1, с. 86].
Обычно татары и монголы отдавали свою дань Цзинь в городе Цзиньчжоу Северные, северо-восточные и северо-западные границы Цзинь были обозначены рвом. Это было огромное земляное инженерное сооружение протяженностью более 1500 км, завершенное в 1198 г. Эти и иные пограничные сооружения, обычные в ту эпоху, предстояло преодолеть монголам. Демонстративно порвав с императором Цзинь, Чингис-хан сам готовился занять его положение в Восточной Азии, а для начала перенести центр этого признанного окружающим миром верховенства из Пекина в свою орду. Покончив с шаманом Кокочу, он отныне мог быть достаточно уверенным и в прочности своей власти в Монголии, хотя эта уверенность не была твердой. Как сообщает Рашид-ад-дин, перед походом на Цзинь Чингис, «опасаясь, как бы несколько из рассеянных племен еще раз не объединились между собой и не восстали бы… послал… в дозор две тысячи человек под начальством Тукучара… для того чтобы, когда он сам пойдет в страну Хитай, тому быть у него в тылу в целях безопасности от племени монгол, кереит, найман и других, большинство которых он подчинил себе, да чтобы и его орды были также в безопасности» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 163]. Знаменательно, что Чингис до сих пор опасался не только побитых им кереитов и найманов, помнивших былое величие Ван-хана и Таян-хана, но и прежде всего своих собственных монголов. Это еще раз убеждает нас в том, что претензии Кокочу на власть не были лишь свидетельством личного влияния верховного жреца – за ним стояла оппозиция Чингис-хану внутри монгольских племен.
Нахата Майчжу, ведавший охраной северо-западных границ Цзинь, доложил своему государю Вэй-шао вану, что монголы после войны с тангутами усиленно готовятся к войне с Цзинь: делают щиты, беспрерывно куют стрелы, а коней так берегут, что в укреплениях солдаты возят на себе телеги.
Цзиньский император счел Майчжу паникером и посадил в тюрьму [История, с. 47]. А во второй луне 1211 г. (15 февраля – 16 марта) монгольские армии, предводительствуемые лично Чингис-ханом, напали на Цзинь и начали продвижение на юг и юго-восток.
Китайские авторы делят войну монголов с Цзинь на три этапа:
1. Первый период (1211–1216 гг.), когда она велась под командованием Чингис-хана.
2. Второй период (1217–1229 гг.), когда был подчинен Северный Китай и войсками командовал Мухали, а после его смерти – его сын Болу.
3. Третий период (1230–1234 гг.), когда преемники Чингисхана, Огодай и Тулуй, в союзе с Южной Сун добили Цзинь.
Как подсчитали те же китайские авторы, монголам на завоевание Си Ся потребовалось 22 года, Цзинь – 23, Южной Сун (т. е. всего Китая) – 44 года [Юань чао ши, с. 112].
В «Юань ши» мы читаем: «2-й месяц. Император лично возглавил войска в походе на юг, разгромил цзиньского генерала Дин Се в Ехулин. Захватил уезды Дашуй, Ло, Фэнь и Ли» [Юань ши, цз. 1, с. 86].
Пограничная армия Цзинь была большей частью сформирована из разноплеменных войск, из народов, покоренных чжурчжэнями. Это были си, кидани, лишенные сто лет назад чжурчжэнями господства в Северном Китае, население центральных районов Маньчжурии – бохайцы, тюрки-онгуты, которые, как мы знаем, и ранее поддерживали контакты с Чингис-ханом. Часть этих народов, си и кидани, были этнически близки монголам.
Основные силы монгольских войск вторглись в пределы Цзинь от озера Далай-Нор. Отряд под командованием Чжэбе завладел пограничными крепостями. Бои завязались у города Фучжоу После того как Фучжоу пал, чжурчжэни потеряли также города Сюаньпин и Хуаньчжоу Перед новым броском на юг Чингис-хан сделал передышку, чтобы дать коням отдых.
Цзиньские командующие знали об этом. Один из них предложил:
– Войско Чингис-хана разграбило город Фучжоу и занято дележом добычи. Монголы пустили коней на подножный корм. Если мы внезапно нападем на них, мы их разобьем!
Но чжурчжэни не решились нанести внезапный удар. Они выслали посла для переговоров. Но посол Мингань переметнулся к Чингису и рассказал ему о планах командующих цзиньских армий.
Чжурчжэни сосредоточили огромную армию в триста-че-тыреста тысяч человек у хребта Ехулин. Горы Ехулин прикрывали подступы во внутренние районы государства Цзинь, и прежде всего к его Средней столице. И эта огромная цзинь-ская армия была разбита. «Пошло такое истребление, что кости трещали, словно сухие сучья» [Сокровенное сказание, с. 179]. «В этом сражении были уничтожены знаменитые люди Хитая и Джурджэ» [Рашид-ад-дин, т. I, кн. 2, с. 167].
Разбитая цзиньская армия не смогла удержать монгольские войска и там, где имела на это еще один шанс, – у Великой Китайской стены. Огромная древняя стена, построенная к тому времени почти полторы тысячи лет назад как раз для защиты от кочевников, и на этот раз обнаружила свою подлинную реальную бесполезность. К осени 1211 г. монголы вышли к заставе Цзюйюнгуань. «Дороги были завалены грудами трупов, как гнилыми деревьями» [Старинное монгольское сказание, с. 139]. Командующий войсками крепости бросил Цзюйюнгуань на произвол судьбы и бежал. Чжэбе, видя намерение гарнизона крепости сражаться до последнего, решил выманить его из-за стен и, используя старый монгольский прием, стал отступать. Чжурчжэни вывели войска из крепости и начали преследование. Чжэбе повернул свою конницу назад и вместе с подоспевшим Чингисом еще раз нанес серьезное поражение войскам Цзинь. Итоги сражения – «трупы на сто ли», «отрублено более 80 тыс. голов» [Юань ши, цз. 119, с. 16, 2а].
Падение Цзюйюнгуани открыло монголам дорогу на Пекин. В девятом месяце (9 октября – 6 ноября) 1211 г. первые монгольские конники появились у стен современного Пекина, места пребывания чжурчжэньского императора.
Город готовился к осаде. Ни один мужчина не вышел из столицы – каждый воин был на счету, каждый мог понадобиться на городских стенах в грозный час осады. Император Цзинь Вэй-шао ван хотел покинуть столицу, но войска поклялись стоять до последнего, и он остался, надеясь на перелом в ходе войны. Здесь он получил новое печальное известие: монголы напали на государственные пастбища и угнали лучших чжурчжэньских коней – резерв армии Цзинь.