15. Плавание Потапа Зайкова на боте «Святой Владимир» к Алеутским островам
(1772–1779)
В 1772 г. купцы Орехов, Лапин и Шилов послали для промыслов на Алеутские острова бот «Св. Владимир» под командой подштурмана Потапа Кузьмича Зайкова. Это плавание считалось счастливейшим из всех до того бывших, как по промысловой добыче, так и по своему географическому значению.
«Св. Владимир» вышел из Охотска 22 сентября 1772 года. Всего на судне было 69 человек. Передовщиком, как в те времена называли руководителей промыслов, был устюжанин Василий Шошин.
До октября плавание протекало благополучно, но потом судно отнесла штормами далеко в море и только 19 октября Зайков вошел в устье реки Воровской, в 160 верстах к северу от Большерецка. Из-за позднего времени – вся Камчатка была уже покрыта снегом – пришлось здесь зимовать.
12 июля 1773 г. после вскрытия реки Зайков вышел в море, прошел Второй Курильский пролив и, выйдя в Тихий океан, направился на юго-восток, очевидно в поисках все той же мифической «Гамовой Земли», которую, как мы видели, напрасно искали многие мореплаватели и промышленники, начиная с Беринга.
Не заметив никаких признаков земли, Зайков повернул на север, и 26 июля стал на якорь в северной бухте острова Медного. Здесь Зайков решил остаться на зимовку для промыслов. Судно было вытащено на берег, команда разделена на промысловые партии, и сам Зайков занялся топографическим описанием Медного.
Зверя в то время на острове было еще много. Сивучи, морские коты и нерпы приходили с моря большими стадами до ноября, морские бобры проводили здесь всю зиму. Мясо бобров употребляли в пищу и сушили про запас. Кроме того, за время пребывания на острове собрали 27? фунтов самородной меди. Зимовка прошла благополучно – северные ветры всегда приносили ясную погоду, летом господствовали туманы.
7 июля 1774 г. Зайков вышел в море и через 23 дня достиг острова Атту, ближайшего из Ближних островов, на котором, занимаясь промыслами, перезимовал. Оставив на острове для продолжения промысла десять человек, Зайков 4 июля 1775 г. вышел в море и 19 июля стал на якорь у острова Умнак (Лисьи острова). Здесь он встретил судно вологодского купца Буренина «Св. Евпл», и заключил с ним соглашение о совместном продолжении промыслов. Дружественные отношения между русскими промышленниками и островитянами тогда еще не установились, и малочисленные русские промысловые партии подвергались большой опасности.
Судно «Св. Евпл» с 35 промышленниками Зайков оставил на Умнаке, а сам, снявшись 3 августа с якоря, повернул на восток, вошел в пролив, отделяющий остров Унимак от полуострова Аляска, 17 августа стал на якорь в той самой гавани, в которой в 1768/69 г. зимовал капитан Креницын.
В этом районе Зайков провел три года. Пока его команда занималась промыслами, сам Зайков описал, как говорит Василий Берх, «с топографической точностью все окружные острова. Карта штурмана Зайкова была первая, которая познакомила сибирских мореплавателей с истинным положением островов Алеутской гряды. Хотя нельзя полагать, чтобы Зайков умел определять астрономическим способом долготу места, но замечательно, что он усмотрел ошибку капитана Креницына, который положил острова сии на 5° западнее настоящего их местоположения».
27 мая 1778 г. Зайков отправился к острову Умнаку, у которого он в 1775 г. оставил судно «Св. Евпл».
В. Берх попутно подчеркивает низкие мореходные качества судов, строившихся в то время в Охотске.
«Удивительно, – писал Берх, – как долго совершали суда сии свои плавания: из упомянутой гавани можно было бы легко дойти в сию часть года к острову Умнаку в три дня, но бот „Св. Владимир“ пробыл в море 53 дня».
Перезимовав на Умнаке, Зайков 19 мая 1779 г. вышел в море, 30 мая подошел к острову Атту, с которого забрал 10 промышленников, оставленных им здесь еще в 1774 г., 12 июня пошел к Командорским островам. Выйдя 23 июня с Командорских островов, Зайков 6 сентября 1779 г. благополучно вернулся в Охотск. За семилетнее отсутствие Зайков потерял из своей команды только 12 человек.
Из своего плавания Зайков привез: 4376 морских бобров, 2674 бобровых хвоста, 549 чернобурых, 1100 сиводушек и 1200 красных лисиц, 92 выдры, 1 росомаху, 3 волка, 18 норок, 1725 морских котиков, 1100 голубых песцов и 9? пудов моржовой кости. По тогдашним ценам этот груз стоил около 300 000 рублей, а по ценам Российско-американской компании 1823 г. свыше 1 600 000 рублей.
Журнал, представленный Зайковым после его возвращения, показался тогдашнему иркутскому губернатору столь интересным, что он направил его в Петербург в Академию наук, которая и опубликовала его в «Месяце-слове» за 1782 год[167].
16. Экспедиция Биллингса-Сарычева
(1785–1793)
Результаты экспедиций Чичагова (1765–1766) и Креницына – Левашова (1764–1769) не удовлетворили Екатерину II.
На картах конца 60-х годов XVIII в. (в частности на картах Морской академии, составленных под руководством А. И. Чирикова на основании описей, проведенных военными моряками) Чукотский полуостров и прилежащие к нему районы были нанесены довольно правильно. Но все же на крайнем северо-востоке Сибири оставалось еще много гидрографических вопросов, которые надо было разрешить.
Еще больше неразрешенных вопросов, даже после экспедиции Креницына – Левашева, оставалось в районе Алеутских островов и в прилегающих частях Северной Америки. В то же время русские открытия на севере Тихого океана привлекали внимание иноземцев, особенно англичан. Третье путешествие Джемса Кука (1776–1780) имело прямой задачей разведать границы русского продвижения на восток, подорвать значение русских открытий и помешать освоению русскими северо-западного побережья Северной Америки.
В своем стремлении присвоить себе «право первооткрытия», иностранцы иногда «открывали» уже давно известные русским острова и отдельные участки берегов материка.
О таких случаях образно писал В. М. Головнин: «…хотя капитан Кук приписывает себе первое открытие северо-западного берега Америки выше широты 57°, но он был введен в сие заблуждение по незнанию о плаваниях в том краю наших мореходцев и что тот край был нам лучше известен, нежели англичанам. Например, славный сей мореплаватель утвердительно пишет, что он нашел большую реку, которую лорд Сандвич назвал его, именем. Кук приводит и доказательства, что это действительно река. Но русские знали, что так называемая Кукова река есть не река, а большой залив, который мы и теперь называем Кенайскою губою».
Головнин ошибался: англичане отлично знали о русских открытиях. Самое появление англичан на севере Тихого океана было вызвано успехами русских мореплавателей. Впрочем, о неискренности англичан Головнин писал следующее:
«Англичанин Мирс… в 1786 году зашед в него (в Кенайский пролив. – Н. 3.), не знал, где он, доколе русские к нему не приехали и не сказали, что он в проливе, которым может пройти безопасно. Он по их наставлению прошел пролив и весьма наглым образом счел его своим открытием и даже дал ему имя».
Головнин отмечал и другие ошибки Кука. Так, например, острова Ситкинак и Тугидак, отлично известные русским, Кук принял за один остров и назвал островом Троицы. Евдокеевские острова, или Семиды, также показались ему одним островом и были названы Туманным островом и пр.
С усмешкой Головнин писал, что если бы какому-либо «нынешнему» иноземному мореплавателю удалось совершить такие географические открытия, какие были сделаны в XVIII в. русскими мореходами, «то не только все мысы, острова и заливы американские получили бы фамилии князей и графов, но даже и по голым каменьям рассадил бы он всех министров и всю знать; и комплименты свои обнародовал бы всему свету. Ванкувер тысяче островов, мысов и пр., кои он видел, роздал имена всех знатных в Англии и знакомых своих; напоследок, не зная, как остальные назвать, стал им давать имена иностранных посланников, в Лондоне тогда бывших».
«Беринг же, напротив того, открыв прекраснейшую гавань, назвал ее по имени своих судов: Петра и Павла; весьма важный мыс в Америке назвал мысом Св. Ильи, по имени святого, коего в день открытия праздновали; купу довольно больших островов, кои ныне непременно получили бы имя какого-нибудь славного полководца или министра, назвал он Шумагина островами, потому что похоронил на них умершего у него матроса сего имени»[168].
Деятельность иностранцев на севере Тихого океана в непосредственной близости к дальневосточным и тихоокеанским владениям России заставляла русское правительство заботиться о закреплении за Россией этих земель, об описании их для более уверенного и безопасного плавания русских промышленников. Надо было продолжать дело, начатое Петром, надо была организовать экспедиции, подобные экспедициям Беринга. А Екатерина II всегда дорожила тем, что ее считали покровительницей искусства и наук. И она решила уступить желаниям передовых людей того времени и послать на северо-восток Сибири новую большую морскую географическую экспедицию. В начальники предполагаемой экспедиции Екатерина II считала необходимым пригласить кого-нибудь из спутников Кука в его третьем путешествии, во время которого Кук заходил в Чукотское море.
Русским послом в Лондоне в то время был граф Воронцов. Никого, кроме Иосифа Биллингса, участвовавшего в третьей экспедиции Кука, в это время в Лондоне он не нашел и пригласил Биллингса на русскую службу.
Ближайшими помощниками Биллингса были назначены: англичанин на русской службе лейтенант Роман Романович Галл и только что произведенный в лейтенанты Гаврила Андреевич Сарычев, сыгравший в этой экспедиции главную роль[169].
Назначение англичанина Биллингса начальником важной экспедиции, естественно, возмущало передовых русских морских офицеров. Так, И. Ф. Крузенштерн писал: «Между офицерами российского флота находились тогда многие, которые, начальствуя, могли бы совершить сию экспедицию с большим успехом и честью, нежели как то совершено сим англичанином. Все, что сделано полезного, принадлежит Сарычеву, толико же искусному, как и трудолюбивому мореходцу. Без его неусыпных трудов в астрономическом определении мест, снятии и описании островов, берегов, проливов, портов и пр. не приобрела бы, может быть, Россия ни одной карты от начальника сей экспедиции»[170].
Экспедиция Биллингса, которую по справедливости следует называть экспедицией Биллингса – Сарычева, задумана была очень широко и стоила очень дорого. От нее и ожидалось многое. Об этом можно судить хотя бы по наградам участникам экспедиции, предусмотренным при ее организации.
Так, при назначении Биллингса начальником экспедиции он был произведен в капитан-поручики. После достижения устья реки Колымы Биллингс должен был объявить себя капитаном 2-го ранга, а после достижения мыса Св. Ильи (Северная Америка) – капитаном 1-го ранга. Повышения в чинах, а также денежные награды и льготы были предусмотрены инструкцией и остальным участникам экспедиции.
Эта экспедиция, как и все северные и северо-восточные экспедиции тога времени, была объявлена совершенно секретной. Был установлен строгий порядок хранения ее материалов и доставки их в Адмиралтейство.
Согласно инструкции целью экспедиции было описание Чукотского берега от Колымы до Берингова пролива, не выполненное Великой Северной экспедицией, а также изучение морей, находящихся между землями Иркутской губернии и противоположными берегами Америки. Кроме того, экспедиция должна была обследовать землю, будто бы усмотренную в 1764 г. сержантом Андреевым к северу от Медвежьих островов, «или по крайней мере разведать о всех обстоятельствах этой земли, как то: остров ли она или твердая, протягающаяся от Америки земля, обитаемая ли жителями и сколько оные многолюдны и прочая»[171].
Экспедиция была снабжена метеорологическими, астрономическими и другими инструментами, морскими и сухопутными картами и выписками из журналов путешественников с 1724 по 1779 год.
Иркутскому генерал-губернатору было дано распоряжение об оказании экспедиции всяческой помощи надежными людьми, проводниками и толмачами, провизией и всякого рода снаряжением. В Иркутске к экспедиции присоединился натуралист доктор Карл Мерк – «для наблюдений и описаний, до натуральной истории касающихся». В Охотске Биллингс должен был выбрать суда «а в случае негодности тамошних казенных судов, поспешить построением новых, надежных и прочных».
Экспедиция должна была в случае открытия новых земель или островов, «стараться оные присвоить скипетру Российскому». «С жителями дикими и непросвещенными» участникам экспедиции приписывалось обходиться «ласково и дружелюбно; вселить хорошие мысли о россиянах», обращаться с ними осторожно, чтобы не озлоблять их. При встрече с иностранными судами обходиться с ними «дружественно, не подавая ни малейшего повода к ссорам и распрям»[172].
В сентябре 1785 г. Сарычев выехал из Петербурга в Охотск, куда и прибыл после трудного зимнего пути 27 марта 1786 года.
Выяснив на месте, что подходящих для экспедиции судов нет, Сарычев занялся подготовкой леса и организацией в Охотске постройки двух новых судов, названных впоследствии «Слава России» и «Доброе Намерение».
Биллингс, путешествуя налегке, прибыл в Охотск только в первых числах июля. Вслед за ним приехал капитан-лейтенант Галл, которому Сарычев и сдал налаженную им постройку судов.
1 августа Сарычев по приказанию Биллингса отправился из Охотска в Верхне-Колымск. Здесь на реке Ясашне были построены два судна: «Паллас», командование которым принял на себя Биллингс, и «Ясашна», командиром которого был назначен произведенный в это время в капитан-лейтенанты Сарычев. На «Ясашне» только Сарычев и боцманмат были знакомы с морем. Все остальные никогда в море не бывали. Сарычеву пришлось заняться обучением геодезистов штурманскому делу, а из казаков готовить рулевых и матросов.
24 июня 1787 г. «Паллас» и «Ясашна» вышли из Колымы в море. Попытки пройти на восток из-за льдов не удались. 26 июля, т. е. в самый разгар полярного лета, суда вернулись в Колыму и 5 августа были разоружены.
Неумелые и нерешительные действия Биллингса во время этого плавания впоследствии были подвергнуты жестокой критике. Так, известный историк русского флота Василий Николаевич Берх писал: «Обсудим, вправе ли он (Биллингс.—Н. 3.) был прекратить путешествие 21 июля? Должен ли был становиться так часто на якорь? Почему не следовал по одному направлению на север или восток и по каким препятствиям доставил нам только одно наблюдение в то время, когда именовался начальником Географической и Астрономической экспедиции?
Капитан Биллингс, возвратись из экспедиции своей, 8 лет и 5 месяцев продолжавшейся, оставил службу (на самом деле – переведен на Черное море.—Н. 3.). Журнал путешествий его издан в свет почтенным Г. А. Сарычевым, коему ученый свет обязан всем, что в сей книге только есть полезное»[173].
Биллингс сразу же после возвращения из плавания, взяв с собой доктора, секретаря и часть команды, уехал в Якутск. Устройство и отправка остальной команды и все другие дела были препоручены Сарычеву – уже стало почти правилом, что во все трудные операции Сарычев посылался первым и возвращался последним. Только 24 ноября 1787 г. после очень тяжелого путешествия он вернулся в Якутск.
В январе 1788 г. Сарычев выехал из Якутска в Усть-Майскую пристань, где наладил постройку лодок для перевозки тяжелых грузов экспедиции (пушек, якорей, камбузных котлов и т. п.), после чего 12 июня снова вернулся в Якутск.
Уже 14 июля Сарычев во главе отряда из 120 человек и 17 лодок направился от Усть-Майской пристани по рекам Мае и Юдоме до Юдомского креста – здесь кончался водный путь и лодки были разгружены. Сам Сарычев поехал в Охотск, куда и прибыл в сентябре.