Не только внешняя, но и военная разведка охотилась за секретом атомной бомбы. Впервые сведения о работе над ее созданием на Западе были получены военной разведкой осенью 1941 года от Клауса Фукса.
Военный атташе в Лондоне, Скляров, узнал о Фуксе от посла Майского, который почему-то недолюбливал резидента НКВД Горского и не хотел отдавать ему такой «подарок». Скляров поручил работу с Фуксом секретарю военного атташе Кремеру (в будущем — командиру танковой бригады, Герою Советского Союза). Материалы Фукса были отправлены в Москву, и оттуда поступила команда связь с Фуксом продолжать. После отъезда Кремера в Москву Фукс был передан на связь Урсуле Кучински, давней сотруднице ГРУ, работавшей под псевдонимом Соня. Как мы уже знаем, в ноябре 1943 года Фукс отбыл в США, где был передан на связь в резидентуру внешней разведки. Это было сделано потому, что, по настоянию Берии, координацию деятельности советской разведки по атомной проблематике в 1942 году поручили НКВД.
Но это не означало, что военная разведка устранилась от сбора атомной информации. Активно работал в этой области военный нелегал Ян Черняк. Этот выдающийся разведчик еще до войны возглавил самостоятельную резидентуру в одной из европейских стран. После начала Второй мировой войны она стала источником важнейшей информации по Германии. От нее в Центр регулярно поступали данные о системах противовоздушной и противолодочной обороны Германии, о немецкой боевой технике и т. д. В 1943 году Черняк перебрался в Канаду, где наладил работу нелегальной резидентуры. Среди его агентов был и ныне покойный ученый с мировым именем.
Информация, поступавшая от Черняка, имела громадное значение: доклад о ходе работ по созданию атомной бомбы с указанием научно-исследовательских объектов США, исходных материалов для бомбы, с описанием установок для отделения изотопа урана, получение плутония, принципы действия «изделия»; образцы урана-235 и урана-236; доклад об устройстве и действии уранового котла с чертежами.
Активно работала «легальная» военная разведка в США. Главный резидент ГРУ в США, Мелкишев (Мольер) официально под фамилией Михайлов занимал должность вино-консула в Нью-Йорке с 1941 по декабрь 1945 года. Он поддерживал контакты с Эйнштейном через Маргариту Коненкову, жену известною русскою скульптора. Ее роман с великим физиком длился с 1935 юда и стал особенно бурным после смерти его жены Эльзы. Маргарита в 1942 году стала секретарем авторитетного Комитета помощи России и получила возможность официально общаться с Эйнштейном и Оппенгеймером. В августе 1945 года уговорила Эйнштейна встретиться с советским консулом Михайловым. Встречи вскоре стали регулярными и проходили как в коттедже Эйнштейна, так и на квартире Михайлова. В своих письмах к Маргарите Эйнштейн называл Михайлова «наш консул», упоминая при этом о его «советах» и «рекомендациях». В одном из них он сообщает; что «в соответствии с программой» сам нанес визит «консулу».
Наводит на размышление следующее письмо Эйнштейна, в котором есть такие строки: «Оттуда (из Нью-Йорка) смог вернуться только вечером. Так тяжело задание, которое несет большие перемены для тебя…. Хотя по прошествии времени ты, возможно, будешь с горечью воспринимать свою порочную связь со страной, ставшей местом твоего рождения…».
Неизвестно, что передал Эйнштейн Мелкишеву. Известно лишь, что Мелкишев как и.о. генконсула помог супругам Коненковым беспрепятственно получить советские визы и вернуться в СССР.
Выдающимся военным разведчиком-нелегалом был Артур Александрович Адамс. Он въехал в США в 1938 году как гражданин Канады и надежно обосновался там в качестве «радиоинженера», «торговца химреактивами» и устроился «частично занятым инженером» еще на ряд фирм, что позволяло ему свободно разъезжать по стране. Он не получал заданий по добыче информации об атомных исследованиях в США, но сам обратил внимание на то, что с 1940 года из американских научных журналов исчезли публикации по урану.
В январе 1944 года его агент Кларенс Хискей («Эскулап») сообщил, что один из его друзей, ученый, имеет доступ к секретным документам, касающимся создания атомной бомбы. На свою телеграмму в Москву ответа Адамс не получил и решил, на свой страх и риск, завербовать ученого, который, по убеждению «Эскулапа», придерживался левых взглядов. В публикации исследователя В. Лота ученый фигурирует под именем Мартина Кемпа. Так будем называть его и мы.
Первая встреча Адамса с «Кемпом» произошла в конце января 1944 года. Уже на следующей встрече, 23 февраля 1944 года, праздничном дне для советских военных разведчиков, «Кемп» передал Адамсу около 1000 листов различных документов и образцы урана и бериллия. Среди документов были доклады о разработке нового оружия, инструкции по отдельным вопросам, отчеты различных отделов лаборатории, схемы опытных агрегатов, другие документы, а также научные доклады, относящиеся к атомному проекту. Вкратце Адамс информировал о них в Москву радиограммой, а затем с первым же курьером отправил в Центр все документы и материалы.
На имя начальника ГРУ Ильичева Адамс направил два доклада, в которых изложил свое мнение как о характере производимых работ, так и об их целях. В заключение он писал: «…Мой источник сообщил, что уже проектируется снаряд, который будет сброшен на землю. Своим излучением и ударной волной этот взрыв уничтожит все живое в районе сотен миль. Он не желал бы, чтобы такой снаряд был сброшен на землю нашей страны. Проектируется полное уничтожение Японии, но нет гарантии, что наши союзники не попытаются оказать влияние и на нас, когда в их распоряжении будет такое оружие. Никакие противосредства не известны всем исследователям, занятым в этой работе. Нам важно также иметь такое оружие, и мы теперь имеем возможность получить достаточно данных, чтобы вести самим работы в этом направлении. Прошу выразить вашу реакцию на это предложение «проволокой» (по радио). Посылаю образцы ураниума и бериллиума…»
Резолюция Ильичева: «Материал срочно обработать и направить тов. Первухину. Сообщить Ахиллу оценку по получению ее от тов. Первухина». (В 1944 году Первухин, заместитель председателя СНК СССР, курировал Лабораторию № 2. Надо думать, что уху информацию он доложил Сталину).
На следующей встрече «Кемп» вручил Адамсу для перефотографирования 2500 страниц секретных материалов, а с мая по август 1944 года еще 1500 страниц. Приказом начальника ГРУ 59-летнему Адамсу было предоставлено редчайшее право: вербовать агентов, имеющих доступ к атомным секретам, без санкции Центра.
Но в том же, 1944 году, Хискей попал под наблюдение американской разведки. Был зафиксирован его контакт с Адамсом и контакт последнего с вице-консулом Михайловым. В ноябре 1944 года Хискея уволили из университета и отправили служить в армию на Гавайи, а Адамса взяли в разработку. К нему направили «подставу», но он быстро разоблачил ее.
ФБР доложило Рузвельту о подозрениях в отношении Адамса. Но, не желая портить отношения с СССР, с делом особенно не торопились. Так что в 1946 году Адамсу удалось перебраться в Канаду, а оттуда в СССР. Здесь он встретился с женой, получил советское гражданство и звание инженер-полковника. Умер в 1970 году и был с почетом похоронен на Ново-Девичьем кладбище.
В Центре было известно, что и Канада принимает участие в исследовательских работах по проблематике атомной бомбы. Соответствующие задачи были поставлены резидентуре ГРУ в Оттаве. Ей удалось привлечь к сотрудничеству ряд канадских ученых — Дэнфорта Смита (Бадо), Нэда Мазерала (Басли) и Израэля Гальперина (Бэкона). Важная информация он них стала поступать с марта 1945 года, однако она все же носила общий характер.
Прорывом стала вербовка английского ученого Аллана Нана Мэя, однокашника Дональда Маклейна по Кембриджу. Он был талантливым физиком-экспериментатором и сочувствовал коммунистическим идеям. Правда, сотрудничал с нашей разведкой он без особого удовольствия. Позднее он так вспоминал об этом периоде: «Вся эта история причиняла мне огромную боль, и я занимался этим лишь потому, что считал это своим долгом… Это все равно, что быть привратником в туалете — воняет, но кто-то должен это делать».
Доклад Мэя был предельно четким и исчерпывающим. В нем подробно описывались конструкция бомбы, ее детали и отдельные узлы, технология их изготовления. Он представил подробные схемы организации атомного проекта в Канаде и США: его структуру, фамилии ученых и военных руководителей. Перечислил все сверхсекретные заводы в различных точках США и Канады, дал их подробное описание, назначение, перечень выпускаемой продукции. Он также составил список ученых, через которых можно было установить контакт с участниками «Проекта Манхэттен».
Доклад Мэя и микроскопические образцы полученного от него урана были отправлены в Москву не с дипломатической почтой, а с сотрудником резидентуры Мотиным. На аэродроме в Москве его встречал лично начальник ГРУ, Кузнецов (Директор).
Из воспоминаний Мотина: «…С большими предосторожностями я достал из-за пояса драгоценную ампулу и вручил ее Директору. Он немедленно отправился к черной машине, которая стояла тут же на аэродроме, и передал ампулу в машину. «А кто там был? — спросил я потом Директора». «Это Берия, — прошептал Директор». А от ампулы с ураном у меня до сегодняшнего дня мучительная рана, и приходится менять кровь по несколько раз в год».
Мэю удалось выполнить еще несколько заданий резидента Заботина, но осенью 1945 года он должен был вернуться в Англию.
А 5 сентября 1945 года произошло событие, последствия которого можно назвать катастрофическими. Шифровальщик Оттавской резидентуры ГРУ Гузенко, прихватив из сейфа секретные документы, попросил политического убежища у канадских властей.
Образованная после побега Гузенко Канадская королевская комиссия по вопросам шпионажа выявила имена девятнадцати агентов ГРУ в Канаде, из которых девять были осуждены. 4 мая 1946 года в Англии арестовали Мэя. Он признался, что передавал Советскому Союзу материалы по атомной бомбе. Его осудили на 10 лет каторжных работ.
Были провалены нелегальные резиденты ГРУ. Нелегалам Черняку и Литвину с трудом удалось бежать из США.
В записной книжке арестованного Гальперина обнаружили фамилию К. Фукса, который позже был осужден на 14 лет.
Предательство Гузенко, реализация дела «Венона» (материалов радиоперехвата и их дешифровки), предательство бывшего советского агента г-жи Бентли способствовали развернувшейся в США беспрецедентной кампании антисоветизма, антикоммунизма и «охоты на ведьм». Ее инициатором стал сенатор Маккарти (отсюда — «эпоха маккартизма»), которому подпевал молодой сенатор Ричард Никсон.
Я изучал все доступные материалы, касающиеся всех предателей, изменников и перебежчиков, и должен сказать, что, по моему мнению, ни один из них не причинил большего вреда нашей Родине, чем Гузенко. Речь идет даже не об оперативном вреде — выдаче ряда агентов, — и другие перебежчики выдали их немало. Нет. Дело в том, что именно он явился детонатором гигантского взрыва холодной войны, закончившейся нашим поражением и развалом Советского Союза, а может быть, длящейся и сейчас, пока существует Россия. Это, правда, тема других исследований.
По указанию Сталина, для разбора обстоятельств измены и побега Гузенко была создана специальная комиссия под председательством Маленкова, в которую вошли Берия, Абакумов, Кузнецов, Меркулов. Ее секретарем стал помощник Берии Мамулов. По результатам работы комиссии виновным в побеге Гузенко был признан резидент Заботин. До смерти Сталина он, его жена и сын находились в лагерях. Выйдя из лагеря, Заботин развелся с женой, женился на простой деревенской женщине и поселился в деревне, где вскоре и умер.
* * *Когда началась холодная война, Сталин твердо проводил линию на конфронтацию с США. Он знал, что американские военные строят планы атомного нападения на СССР. В ноябре 1945 года Объединенный комитет начальников штабов США рассмотрел план стратегической атомной бомбардировки жизненно важных центров нашей страны. В число наиболее важных целей вошли 20 крупнейших городов (кроме Киева и Минска, то ли потому, что они и без того уже были разрушены войной, то ли из далеко идущих политических соображений). Но в то же время Сталин знал, что угроза атомного нападения до конца 1940-х годов нереальна — по данным разведки, только к 1955 году США и Англия должны были создать запасы ядерного оружия, достаточные для победы над СССР.
А нам надо было спешить. В августе 1949 года была испытана первая советская атомная бомба. В нашей печати сообщения об этом не было, а в американской оно появилось 24 сентября и вызвало возмущение Сталина. Крайне обеспокоены были также руководители атомного проекта и все те, кто отвечал за обеспечение секретности атомных разработок. «Неужели — думали они, — и у американцев есть агентура, способная информировать о наших атомных делах?»
Напряжение разрядилось, когда выяснилось, что приборы, установленные на самолетах, при регулярном заборе проб воздуха могут обнаружить следы атомного взрыва в атмосфере, и агентура здесь не при чем.
25 сентября 1949 года в советской печати появилось сообщение ТАСС, в котором признавалось, что Советский Союз овладел секретом атомного оружия еще в 1947 году. «Что касается тревоги, распространяемой по этому поводу иностранными кругами, — говорилось в сообщении ТАСС, — то для тревоги нет никаких оснований…».
По стилю этого сообщения чувствовалось, что оно или написано, или отредактировано самим Сталиным, во всяком случае, он приложил к нему руку. Что же, он имел на это право! Ему, правда, не довелось прочесть слова Черчилля, который написал: «Сталин принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой…».
Холодная войнаДо нынешних дней продолжаются и вряд ли когда-нибудь утихнут споры между историками о том, когда было положено начало конфронтации между бывшими союзниками и кто виноват в ней.
Оставляя этот спор на рассмотрение специалистов-историков, отметим лишь, что после Победы интересы бывших союзников оказались диаметрально противоположными. Началась холодная война, которая грозила перерасти в настоящую, более того в ядерную. В этих условиях Сталин поставил перед разведкой главную задачу: держать в поле зрения подготовку военного нападения на Советский Союз с применением ядерного оружия. Поступавшая информация, в том числе документальная, подтверждала, что такие планы разрабатывались военными кругами Англии и США.
Одновременно разведка выполняла задачи по добыче секретов атомной бомбы, а также по информационному обеспечению внешней политики СССР. Особый интерес представляли планы западных держав по германской проблеме, по созданию антисоветских военных блоков, по разрешению кризисных ситуаций, связанных с Западным Берлином, Ближним Востоком, Кореей, распадом колониальной системы.
* * *К концу войны советские разведывательные службы обладали прочными позициями в странах-союзниках СССР и в ряде нейтральных государств Европы и Америки, а также в освобожденных от нацизма странах Восточной Европы. Продолжала активно действовать и агентура бывшего Коминтерна под другими «крышами».
По подсчетам американских исследователей Джона И. Хейнза и Харви Клера, основанных на материалах проекта «Венона», на протяжении 1941–1945 годов на советскую разведку только в США работали около 100 офицеров-оперработников, контролировавших, примерно, 435 агентов и источников. По мнению же английского исследователя, бывшего офицера британской контрразведки, Питера Райта, число агентов превышало 800 человек.
* * *Конечно, даже в этот весьма благоприятный период, у советской разведки стали появляться серьезные проблемы. Помимо политических причин, были и чисто оперативные. Одной из них стала та, что контрразведывательные службы США и Англии, занимавшиеся во время войны борьбой с германским и японским шпионажем, оказались вдруг освобожденными от этих обязанностей, и все свои силы бросили на борьбу с новым врагом — Советами. Немалый ущерб нанесли перебежчики: И. Гузенко, Э. Бентли, У. Чемберз. Сыграла свою роль и операция «Венона» — расшифровка советских шифров и кодов американскими и английскими специалистами. Наконец, многие агенты потеряли свои выгодные позиции в связи с послевоенной реорганизацией и сокращением американских и английских военных и политических ведомств, штатов и т. д.