Офицерам штаба дивизии я приказал немедленно идти в штаб и доложить обо всем начальнику штаба, а сам направился на наблюдательный пункт командира полка подполковника Кабачинова. Подполковник знал уже о ранении начартдива. Его НП находился вблизи наблюдательного пункта Лукина. В обстановку вводить его не нужно было, он ее знал лучше меня. Т. Кабачинову я приказал вступить в исполнение обязанностей начартдива и выполнять задачу, поставленную т. Лукиным, сам же выехал на ВПУ армии в Мякеля. На ВПУ застал командира взвода связи, который руководил снятием проводов. Командир взвода вручил мне письменное распоряжение командарма о немедленном моем выезде в Усикиркко, где был промежуточный узел связи армии.
В районе Мякеля встретил командира 101 ап[79]. 101 ап прикрывал выход из боя частей 123 сд, вел борьбу с артиллерией и минометами противника в районе ст. Кямяри. Ознакомившись с обстановкой перед фронтом дивизии и положением в дивизии, а также и перед фронтом 19 ск, я указал командиру полка на необходимость более тесной связи с частями 123 сд, усиления прикрытия огневых позиций и немедленного перемещения боевых порядков к югу. Взгляды наши в оценке обстановки полностью совпали и, условившись о перемещении боевых порядков по рубежам, я выехал в Усикиркко. Движение по шоссе Ленинград – Сестрорецк – Выборг было нормальное. Перед моим отъездом прошла колонна с боеприпасами в 43 сд. Каково же было мое удивление, когда, не доезжая одного км до Сумма, машина была обстреляна автоматным огнем. Две пули попали в кузов машины (к счастью, не в мотор). Воистину повезло… На всю жизнь запомнил, что кратчайшая дорога не всегда ведет к цели, и что информация только что проехавших не всегда бывает верна. И «только что» имеет какой-то промежуток, который не известен проехавшим.
В Усикиркко узнал, что командный пункт армии переместился в Агалатово. По пути в Агалатово, перебирая в памяти весь ход боевых действий за полтора месяца, я видел основное зло в построении обороны на глазах у противника и занятие ее тремя дивизиями (43, 123 и 142). 115-ю я не считаю. Она пришла на Карельский перешеек к началу боевых действий и не смогла изучить свою полосу обороны. Да если бы офицерский и рядовой состав и изучил бы свою оборонительную полосу, все равно общее положение от этого не улучшилось бы. Протяжение обороны армии по переднему краю (госграница) было более 200 км. Следовательно, полоса обороны каждой стрелковой дивизии была более 50 км. При таком положении говорить об устойчивой обороне было невозможно. Это ничто иное как пренебрежение противником. Пренебрегать даже «малым» пр-м нельзя. Тем более нельзя пренебрегать противником, действующим на территории, которую он получил и приспосабливал к обороне на протяжении двадцати лет.
Если учесть, что часть финнов нелегально проживала на Карельском перешейке и являлись резидентами различных государств, станет понятным, что наше расположение, расположение оборонительных сооружений и огневых точек они знали отлично. Сказанное мной подтвердили и карты, найденные в финских землянках (офицерских) при нашем наступлении в 1944 году. На этих картах совершенно точно нанесена вся система нашей обороны.
Едучи в штаб армии, сопоставляя виденное мной, и, очевидно, в сотый раз анализируя действие артиллерии, я не видел каких либо существенных ошибок. Командиры частей и подразделений хорошо были подготовлены в тактическом и стрелково-артиллерийском отношении. Личный состав подготовлен хорошо и действовал умело и самоотверженно. В искусстве стрельбы, в маневре огнем наши артиллеристы значительно превосходили противника, и все-таки факт на лицо. Мы «шли» к старой границе. Сила обороны заключается в наиболее выгодном использовании всех видов огня местности и инженерного дела. Как эти справедливые требования устава применить в данных условиях? Была ли оборона на Карельском перешейке на нормальном или на широком фронте? Нет!
Если в мирное время не построили оборонительной полосы там, где ее следовало построить, то с началом военных действий немедленно надо было перейти к единственному (в этих условиях) виду ведения боя – к подвижной обороне. Мы занимали оборону по всему фронту, противник вел наступление по балкам, лесным чащам и болотам, да и наступал мелкими группами (правильно сказать проходил) с целью выхода в тыл и создания условий для изоляции и окружения отдельных очагов. При подвижной обороне противник не смог бы создать таких условий, а сам бы попадал в условия окружения или в огневые мешки и уничтожался бы по частям. Слепое следование нормам, правилам без учета условий и особенностей во всех случаях приводило к плачевным последствиям, а в военном деле в особенности.
Правил и норм ведения оборонительного боя армии в полосе шириной более 200 км никто не устанавливал. Значит, надо было к общим уставным указаниям подойти творчески, а не слепо применять их в данных условиях. Смешно требовать проведения контрартподготовки на фронте более 200 км в условиях лесисто-болотистой местности, однако такое требование с началом боевых действий имело место.
По прибытии на командный пункт армии в Агалатово, сразу же доложил командарму о виденном мной и свою оценку обстановки. Оценка обстановки, сделанная мной, была верна только для левого фланга и только для того времени, в которое я был в 43 стрелковой дивизии, и совсем не верна в момент моего доклада. За это время (за время моего следования на командный пункт) противник овладел ст. Кямяря, Сумма, и не встречая не только сопротивления, а и вообще наших войск, продвигался в общем направлении на Койвисто с целью отрезать 43 и 123 сд и не дать им возможности отхода на юг.
О командире 43 сд сведений все еще не поступало. В штабе армии уверены были в его гибели. Никому в голову не приходило подозревать Кирпичникова в предательстве. Переданные мною слова Начартдива, пытались объяснить тяжелым состоянием полковника – бредом. Уж слишком чудовищным было предположить измену… Только через два месяца предательство и измена Кирпичникова стало фактом. В конце октября месяца 1941 года он выступил по радио с обращением к войскам 23 армии, в котором призывал немедленно прекратить сопротивление. Ленинград де окружен. Немцы беспрепятственно идут к Москве. Дни Советской власти сочтены. Предатель Кирпичников стал готовить разведчиков и диверсантов для перехода через линию фронта и засылки их в тыл 23 армии. Чувство полковника Лукина, чувство патриота, горячо любящего свою родину, не обмануло его. Смерть помешала довести до конца разоблачения изменника. Его не обмануло симуляция пьянства Кирпичникова и притворное сожаление о создавшемся положении. Но фактов у т. Лукина не было. Кирпичников, видимо, знал о настороженности своего начартдива, его недоверии к нему и, воспользовавшись ранением Лукина, приказал охране следовать за ним и, пока снимались посты, сбежал.
Положение армии к концу августа и началу сентября было следующим:
142 с.д. с боями отходила. Она остановила противника и заняла оборону в полосе: справа Ладожское озеро, слева – восточный берег озера Лемболовское. Передний край проходил по линии маяк Аргул, восточная и южная окраина болота Лумисуо, ручей Вийски-Иоки, Васкелово, отметка 72 на восточном берегу озеро Лемболовское.
123 сд, прорвавшись через кольцо окружения, с боями отходила в направлении Охта и заняла оборону в полосе: справа – западный берег озера Лемболовское и озеро Ройка, слева – Термолово, Охта, Елизаветинка. Передний край проходил от западного берега озера Лемболовское до Ридзалимяки и далее до Рюнемяки, Кюляятка.
198 сд занимала оборону в полосе: справа – левая граница 123 дивизии; слева – Камешки, Черная речка. Передний край: Кюляятка, отметка 107, Бараки (южные).
92[80] стрелковая дивизия, в конце августа из резерва фронта переданная в 23 армию, заняла оборону в полосе: справа – левая граница с 198 стр. дивизии; слева – Аллила, Белоостров, Ольгино. Передний край проходил от отметки 57, по западной опушке леса, что восточнее Александровка.
55 отдельная стрелковая бригада[81], прибывшая в первых числах сентября, заняла оборону в районе Сестрорецка.
Артиллерия: 123, 198 и 92 дивизии имели по одному артиллерийскому полку. 142 дивизия имела два артиллерийских полка, впоследствии 260 гаубичный полк был из дивизии изъят и стал армейским полком. Материальная часть 260 гаубичного полка пошла на доукомплектование артиллерийских полков других дивизий, а он был вооружен 152 мм гаубицами-пушками образца 1937 года.
Район огневых позиций: 260 ran в районе Ниж. Никулясы, Катулы, Сала-Кюля.
123[82] артиллерийский полк: Мал. Коросары, Грузино, Перемяки.
495 артиллерийский полк[83] в районе: Лемболово, Лавозем, Кюляятка, Елизаветинка.
Артиллерийский полк[84] 198 б. мотострелковой дивизии в перелесках у Сарженского и Меднозаводского озер.
588[85] артиллерийский полк 92-й стрелковой дивизии занимал огневые позиции в лесу восточнее Мертуть.
Артиллерия 55 бригады в районе Сестрорецка.
22 укрепленный район был довооружен материальной частью и приступил к строительству ДЗОТов.
Система наблюдения и оповещения были доведены до совершенства. Документация в армии была единой. Поверка совершенствования и состояние обороны проводились систематически как днем, так и ночью. В этот период особое внимание было обращено на повышение стрелково-артиллерийской подготовки командиров взводов и младшего командного состава. Мы добивались такого положения, что огонь отдельным орудием и взводом мог вести даже командир отделения связи.
Каждая батарея имела не менее трех огневых позиций и трех наблюдательных пунктов. С основных огневых позиций, как правило, огонь не велся.
Наблюдение было установлено не только за поведением противника на переднем крае, но и за его поведением в глубине. В армии широко применялось выдвижение подвижных наблюдательных пунктов. Высылались наблюдатели с определенным заданием в так называемую «Ничейную полосу», т. е. за передний край, откуда можно было слышать разговор противника в его траншеях. Мы знали время смены наблюдателей, время поверок офицерским составом боевой готовности войск (кстати сказать, что впоследствии эти поверки носили эпизодический характер), время завтраков, обедов и ужинов. К большому сожалению, у нас было очень мало людей, знающих финский язык.
Результаты наблюдения пехоты, артиллерии и укрепленного района два раза в сутки анализировались в штабе армии, сопоставлялись, и если нужно было, то высылались специальные наблюдатели от штаба армии для уточнения противоречивых сведений.
Во время длительной обороны армия превратилась в своеобразную боевую школу. На территории армии размещались фронтовые резервы. Здесь же, на территории армии – на Токсовском полигоне проводилась подготовка разведывательных поисков и частных операций. На Токсовском полигоне проводилась подготовка прорыва блокады, организация взаимодействия, постановка огневого вала, движение пехоты и танков за огневым валом. Организатором таких учений был командующий артиллерии фронта генерал-майор Одинцов Г.Ф.
Однако вернемся к сентябрю 1941 года.
С выходом армии к 22 укрепленному району в поддержку левого фланга армии была включена часть артиллерии Балтийского флота. Балтийский флот во время блокады Ленинграда нес огромную работу по поддержке наземных войск и сыграл большую роль в стойкости блокады и ее прорыве.
Для поддержки 23 армии в оперативное подчинение ей была выделена артиллерия двух ближайших фортов, часть корабельной артиллерии и четыре 180 мм батареи (4 орудия) на железнодорожных платформах. Две батареи на железнодорожных платформах базировались на ст. Левашево, а две на станцию Пери. Вернее, на железнодорожную дугу Осельки – Кискилево. Правда, эти две батареи в армии были недолго и распоряжением командованием фронтом перебазировались на Невское направление.
Состав артиллерии Балтийского флота, приданной в оперативное подчинение армии, был следующий:
180 мм орудий на железнодорожных платформах – 4.
от фортов и корабельной —
155 мм пушек – 16
130 мм пушек – 16
120 мм пушек – 18
__________________
Всего 54 орудия.
Для более правильного использования морской артиллерии в штаб артиллерии армии был выделен от Балтийского флота капитан первого ранга (артиллерист) Зевельт Н.Н. через него и проходила вся работа поддерживающей армию артиллерии. Связь с Кронштадтом и двумя ближайшими фортами до Ольгино осуществлялась по подводному кабелю, от Ольгино и до командного и наблюдательного пунктов обычным способом. Линии связи обслуживали моряки. Связь была надежной и на протяжении всего времени работала бесперебойно.
Постановка задачи поддерживаемой артиллерии проходила на наблюдательном пункте армии, непосредственным исполнителем являлся капитан Зевельт. Карта разбивалась на квадраты, которые именовались различными названиями или давалась условная нумерация им. Доставка кодированной карты в Кронштадт и на форты осуществлялась через офицеров связи.
После установления взаимодействия была проведена пристрелка. Пристрелка обычно проводилась одним орудием от группы и, как правило, одним выстрелом, и затем вводились поправки, цели давались соответственно калибрам. Кстати о соответствии…, вспомнился случай из прорыва блокады. Перед прорывом мной ставилась задача морской артиллерии. Адмирал внимательно записывал называемые цели, но вот упомянулась 75 мм батарея, и обстановка изменилась. Адмирал резко ответил «Это ваша цель! Давите ее своей артиллерией». Почему? «по инструкции не положено». Значит, мала? «Да, мала!» Т. адмирал, не все ли равно: солдату, офицеру, вам, мне, каким калибром нас ранят? Ответ был «не моя цель»… «инструкцией запрещено по таким мелким (малым) целям стрелять». Пришлось переменить цель.
В повседневной жизни целями для артиллерии Балтийского флота являлись: артиллерийские батареи противника от 75 мм и выше, командные пункты и районы скопления войск противника. Во время частных операций на эту артиллерию возлагалась борьба с артиллерией противника и подавление отдельных очагов сопротивления. Цели, как правило, давались не ближе 500 метров от переднего края. Надо отдать должное, морская артиллерия работала четко и на вызов огня реагировала быстро.
Взятие Белоострова. В конце сентября фронтом была поставлена задача овладеть Белоостровом. И пора… Нахождение противника в Белоострове ставило под угрозу Сестрорецк. С наступлением холодов и покрытием Сестрорецкого и Финского заливов льдом, противник смог бы обойти Сестрорецк, отрезать и овладеть им. Задачу по овладению Белоострова командование армии возложило на 92 сд (к-p дивизии полковник Буховец), которая для этой цели была усилена отрядом морской пехоты. Наблюдательный пункт армии находился в ДОТе на западной окраине Каменка. После короткой, но мощной артподготовки началось наступление. Началось… так, по крайней мере, думали творцы этого наступления, но не так думал командир отряда морской пехоты. На вопрос командарма, почему отряд не переходит в наступление? тот ответил, что не получил орудий сопровождения.
А ваш доклад штабу армии и лично мне? Вы же докладывали, что все оружия сопровождения прибыли в ваше распоряжение! Ошибся, был ответ командира отряда. Командарм – вас же поддерживает два артиллерийских полка, минометы и артиллерия 92 стрелковой дивизии и морская артиллерия… что вам еще нужно? В ответ последовало – сейчас начну наступать.
Приказал продолжать подавлять минометный и ружейно-пулеметный огонь противника, держать под огневым наблюдением его артиллерию, сам по указанию командира направился в отряд морской пехоты, чтобы на месте установить причину задержки наступления и верно ли, что артиллерия сопровождения не прибыла в морской отряд… Самое же главное, необходимо было выяснить, почему не вышел бронепоезд. Подойдя к перекрестку шоссе и железной дороги (300 метров юго-западнее Каменки), увидел бронепоезд, который с места вел огонь по Белоострову. Командир бронепоезда доложил, что путь разбит и дальше двигаться нельзя. Сознаюсь, не поверил. Утром путь был исправлен. Сел в бронепоезд, приказал двигаться вперед. Оказалось, что командир бронепоезда прав. В 100 метрах от перекрестка путь железной дороги был разбит. И странное дело, воронок от артиллерийских разрывов на полотне железной дороги не было, рельсы же скрючены и в местах стыков разъединены. Двигаться нельзя. Командиру бронепоезда приказал занять прежнюю позицию и вести огонь по южной окраине Белоострова, сам, не задерживаясь, быстро направился на наблюдательный пункт командира отряда морской пехоты. Командир отряда сидел в окопе и, прикрытый палаткой, докладывал по телефону командарму о продвижении и подходе отряда к Белоострову. На самом же деле, отряд находился на исходном положении и в наступление не переходил. Он не мог этого сделать, так как противник не был подавлен в Бело-острове. Все подвалы враг использовал как укрытие и как огневые точки. Огонь велся прицельный, и подняться из траншеи было невозможно. При таком положении о наступлении не могло быть и речи. Командир отряда, не видя меня, продолжал по телефону импровизировать продвижение отряда. Отнял телефонную трубку у подполковника, доложил командующему о действительном положении отряда и просил немедленно отменить – отложить наступление.