Командующий 1-м военным округом генерал фон Бломберг был разносторонне образованным аристократом. Слушать его продуманные критические замечания было наслаждением. Имея жену и пятерых детей, он был примером образцовой семейной жизни. В его прихожей я часто встречал офицеров-канцеляристов, видел посетителей и слышал их разговоры. Чаще всего мне приходилось доставать ему книги. Он прочитывал все новинки политической и военной тематики. Бломберг зачастую длительное время отсутствовал, участвуя в заседаниях Комитета по разоружению в Женеве.
Моя служба свела меня с начальником оперативного управления штаба подполковником фон Салмутом, который ясно и по-деловому, но с некоторой долей услужливости излагал свое мнение. Небольшой штаб связистов был подобран очень удачно. Технический обер-инспектор Пестингер, великолепный знаток своего дела, разрабатывал аппарат войсковой связи, коммутаторы и радиостанции для военного округа и гарнизонов, занимался тарифами и доставкой оборудования. Офицер ландвера обер-лейтенант Клейндинст, старательнейший человек, который мне когда-либо встречался, все нескончаемые списки личной подготовки и схемы связей при мобилизации держал в голове и порядке.
Горы бумаг в моем кабинете все так же росли. Из-за сигар, выкуриваемых мной одна за другой, воздух был отравлен. Голова уже с утра была тяжелая. И тогда я прекратил курить раз и навсегда. Постепенно я обрел смысл и понимание многих дел, которыми мне было нужно заниматься, прежде всего это: связь между рейхом и нашим отдаленным военным округом, связь между командованием военного округа и гарнизонами, районами формирований войск и пограничными территориями, стационарные радиостанции и станции прослушивания, аппараты, собаки связи, частные вопросы подготовки к мобилизации, учебные занятия для офицеров штаба.
Командование военного округа переехало в три новых здания на Кранцер-Аллее, которые для вражеских самолетов должны были выглядеть как жилые дома. Полуподвальный этаж имел мощное бетонное перекрытие. Здесь располагался коммутатор. Ежедневно велись разговоры о вражеских бомбардировщиках, против которых не было действенной защиты. С той стороны границы от поляков слышались на повышенных тонах требования репрессалий и ввода войск в провинцию, которую защищал небольшой отряд солдат. Подобное происходило в 1923 г. в Рурской области, занятой французами. Проводная связь с рейхом поддерживалась по двум подводным кабелям, которые выходили на сушу в Пиллау[36], где среди береговых батарей располагался усилительный пункт системы передачи с ЧРК. Покрашенный в белый цвет, он представлял собой со стороны Данцигского залива прекрасную цель. Значение подводного кабеля по-разному оценивали флотский офицер капитан-лейтенант фон Фридебург и морской комендант Пиллау с его штабом. Мнения были прямо противоположными: одни утверждали, что в первую же ночь конфликта кабель выловят и перережут, другие говорили, что противник его не найдет, да и не будет он о кабеле тревожиться.
Междугородные кабели из Пиллау, Эльбинга[37], Алленштейна[38] и Инстербурга[39] сходились в Кёнигсберге в шахте перед зданием центральной телефонной станции на Херкулесплац. Отверстия в решетчатой крышке люка, выходящего на тротуар, предоставляли прекрасную возможность перерубить кабель осколком или повредить его каким-нибудь другим способом в результате диверсии. Мной были сделаны предложения, как обезопасить эту жизненно важную связь. Предложения, где речь шла о паре сотен марок, рассматривались целый месяц в трех министерствах; в пределах этого треугольника бумаги ходили туда-сюда: от министерства почт рейха в министерство рейхсвера, затем в министерство внутренних дел рейха, в «компетенции» которого была воздушная оборона. Дело окончилось ничем. У стационарной радиостанции имелась большая деревянная мачта, крепившаяся множеством растяжек. Одно случайное попадание могло нанести непоправимый урон этому сооружению и оборвать резервную связь. Я предложил возвести стальную мачту без промежуточных опор, как в Мюнхене, которую построили два года спустя. Цитадели Кёнигсберга по условиям мирного договора было оставлено несколько тяжелых орудий армии рейха. Крепостной холм был соединен с кабельной сетью цитадели. Средства для строительства были так неумело использованы, что невозможно было вести переговоры между фортами, не говоря уже о переходе к почтовой телефонной междугородной связи.
Офицер связи в цитадели был старше меня, все обостренно воспринимавшим. Поэтому было затруднительно предлагать ему какие-либо рационализаторские планы. Мы пупинизировали[40] телефонную сеть цитадели и добились в работе необходимого взаимопонимания. В укреплениях Лётцена[41] мы обнаружили забытый всеми крепостной кабель, который мы также пупинизировали и вновь восстановили телефонную крепостную сеть. Комендант крепости проявил большую заинтересованность в поиске. Его офицер штаба, мой старый учитель военной истории Шпанг, оказал мне большую поддержку. Инспектор войск связи генерал фон Бонин и я побывали в его бывшем батальоне в Лётцене. Активной поддержки всем моим начинаниям я от него не получил. В Восточной Пруссии фон
Бонина называли «красным полковником», потому что он на посту начальника штаба 1-го военного округа попытался привить офицерам социал-демократические взгляды с помощью организаций подобного толка. В аграрной провинции он потерпел фиаско. Старики охотнее поддержали консервативного депутата рейхстага фон Ольденбурга-Янушау. Молодежь стояла за национал-социалистов, которые были готовы защищать приграничную провинцию. Никто из немногочисленных социал-демократов, соратники которых в рейхе были известны своими антивоенными взглядами, не надеялся, что им окажут действенную поддержку в деле защиты большевизма.
Начальник 7-го отделения контроля (связи), чья помощь была бы особенно ценна для меня, считал тренировки в горах более важным и занимательным занятием. Мне так и не удалось его увидеть в течение двух лет моего пребывания в Восточной Пруссии. При желании вполне можно было бы совместить работу и развлечения. Однажды мой друг дипломированный инженер капитан Бойтель прибыл в Пиллау для инспектирования 20 телефонистов флота. В мою бытность штабным офицером войск связи я должен был проинспектировать сотни таких телефонистов 1-го дивизиона, но флоту потребовался для этого дипломированный инженер из Берлина, вместо того чтобы поручить ему, например, рассчитать здесь проект модернизации крепостной телефонной сети. Начальником вновь построенной радиоприемной станции кенигсберской цитадели был мой подчиненный обер-лейтенант Рандевиг, один из самых изобретательных молодых офицеров-связистов и в то же время завсегдатай всех вечеринок в казино. Несмотря на это, мы с ним быстро нашли общий язык. Начальника крепостной радиостанции, тоже моего подчиненного, надо было всегда подталкивать, с Рандевигом дело обстояло наоборот. Его нужно было скорее сдерживать.
В приграничных районах провинции, где ощущался недостаток в обычных средствах связи, люди на свои средства восполняли их в целях обороны страны; им было чуждо бюрократическое мышление. Я не получал от них никаких счетов за выполненную ими работу, хотя местной телефонной сети от нее была одна только польза. Почтовый советник Келер, председатель комитета по надзору за строительством телеграфной сети в Гумбиннене, проложил линию связи через заброшенную пустошь Роминтер[42]. Новую телефонную станцию в Лётцене он доукомплектовал параллельно подключавшейся аварийной подстанцией в подвальном помещении, которая приводилась в действие одним переключением простого тумблера. Председатель комитета по надзору за строительством в Алленштейне почтовый советник Вестфаль оборудовал бесплатно в подвале нового почтового отделения Ортельсбурга[43] подобную аварийную подстанцию. Он вместе со мной объехал свой пограничный округ, и мы остановили готовую начаться автоматизацию почтовых мест. Она привела бы только к сокращению почтовых работников, которые прекрасно ориентировались в местных условиях.
Клейндинст постарался разыскать в архивах донесения о наступлениях русских в 1914 – 1915 гг. Результат обработки богатого материала был крайне поучителен. В 1914 г. отсутствовало всякое взаимодействие между военным командованием и почтой рейха. Еще не было понимания того, насколько важен сбор разведданных через почтовую сеть, ведь именно через нее войска связывались друг с другом. Представление о тотальной войне, требовавшей предельного напряжения сил и средств, было еще впереди. Впервые заронили мысль о ней казаки. Так случилось, что отважные и сознательные почтовые служащие, которые вплоть до вторжения неприятеля и даже какое-время спустя после него сидели за своими аппаратами, не знали всех ценностей их наблюдений. Ни один дешифровальщик не задумался о том, что на территориях, не занятых войсками и за которыми не велось наблюдение, можно было через гражданские линии собирать сведения о противнике, вместо того чтобы задействовать кавалерию. Когда в сражении при Танненберге в августе 1914 г. Людендорф попробовал связаться с помощью почты с 1-м резервным и 17-м корпусами, наступавшими с флангов с целью охвата противника, обнаружилось, что почтовые служащие в панике бежали. На многих рабочих местах никого не оказалось. Все забыли даже отключить связь. Уцелевшая телефонная сеть так и не была использована. 8-е телеграфное управление тыла, перед которым могли быть поставлены подобные задачи, бездействовало в Диршу[44], как до сражения, так и во время его. Опытные тактики могли, вероятно, не иметь никакого представления о своих задачах и возможностях.
О результатах моих исследований я рассказал на учебных занятиях в Обществе офицеров-резервистов, говорил я и о соответствующих возможностях современного положения. Мы напечатали карту в масштабе 1:100 000, на которой цветом отметили все почтовые линии и места конечных подключений для районов сосредоточения всех тех соединений, которые подлежали мобилизации. Из нее можно было узнать, как выйти на связь с передовыми и соседними частями или гражданскими учреждениями.
Рейхсканцлер фон Папен посетил Восточную Пруссию, чтобы на пустоши в Роминтере подстрелить оленя, как он это проделывал ранее вместе с кайзером у своего охотничьего замка. Папен заявил при посещении Гумбиннена, что экономия требует упразднения главного почтового управления. На следующий день Келер посетил меня и попросил о помощи. Рейхенау составил подписанную Бломбергом телеграмму министру рейхсвера с просьбой в целях обороны страны сохранить важное учреждение. В течение недели пришел положительный ответ. Меня обрадовали перспективы моей дальнейшей деятельности. Молодые почтовые советники, уже видевшие себя «в рейхе», были разочарованы.
Каждую зиму треть всех войсковых аппаратов связи подвергалась проверке. В основном все они функционировали нормально. Я познакомился со всеми небольшими гарнизонами на границе, с офицерами-связистами и знал все взводы, как и их командиров. В декабре 1931 г. в сильный снегопад я посетил учебные курсы собак связи на учебном плацу Арюс. Эти храбрые животные были теперь в пехоте и артиллерии. Теперь линии связи получили продолжение в собачьих следах. Причем в местах их пересечения не происходило путаницы, у собак пехоты и собак артиллерии было разное чутье. Однажды вечером мы сидели с лесничими, когда раздался сигнал тревоги: на плацу волк. Чья-то шутка, что это сбежавшая собака, не подтвердилась. В этот же вечер был застрелен матерый волк, который пришел из Польши через пустошь Йоханнис-бургер. Один старый солдат на чисто выметенном учебном плацу в Арюсе, в самом дальнем заброшенном уголке немецкого рейха – на ледяном Востоке, охваченный воспоминаниями, рассказывал о рейхсканцлере Брюнинге. Он знал его как отважного командира пулеметной роты времен войны. Ему передавались наша вера в успех и надежда покончить с бедственным положением в рейхе и избежать опасности войны. Или целый ряд «чрезвычайных приказов» вел к успеху?
Многие пограничные гарнизоны имели мрачный вид. Люди коротали длинные ночи в казино. У многих пристрастие к алкоголю играло не последнюю роль. Меня удивляло, что двое ротных командиров не находили ничего необычного в том, что задолженность их рот превысила 100 тысяч марок. Мне доставляли головную боль даже тысяча или две тысячи марок, когда в Мюнхене у моей роты накапливались задолженности за форму и тому подобное. Мой конюх ефрейтор Дашнер доставил моего коня из Мюнхена в Кёнигсберг. Он хотел, привыкший служить под моим началом, перевестись в Восточную Пруссию. После восьми дней раздумий он попросился обратно в Мюнхен. Человек из баварского леса не мог приспособиться к непривычному поведению людей другого склада.
Везде встречались зальцбургские названия: Ульмер, Неслингер, Зиннхубер. Земля, с которой 200 лет назад были изгнаны ее предки, не видела ни одного из них. В то время как для нас не было никакой границы между Германией и Австрией, для местного населения это была далекая, все еще католическая страна. К католицизму жители Восточной Пруссии испытывали недоверие, как и в отношении католической Польши, ее недружественного соседа, расположившегося между ними и рейхом. Это противостояние напомнило о временах первой битвы под Танненбергом в 1410 г., когда поляки одержали победу над рыцарями Тевтонского ордена[45]. Я прочитал книгу «Генрих фон Плауэн» Вихерта и побывал в этих исторических местах. Другим справочником о важных исторических событиях был «Путеводитель по полям сражений в Восточной Пруссии» полковника фон Рейхенау.
Мне было нелегко освоиться на новом месте. Здесь мои способности вряд ли могли принести какую-либо пользу. Служба в гвардии, аристократическое происхождение, страсть к охоте, карточная игра. Не завел я и никаких «связей в местном обществе». Пока не приехала моя семья, я самостоятельно выбирался на экскурсии в выходные. Я ездил на побережье Балтийского моря, Куршскую косу, в Пиллау, на фабрику янтаря в Палмникен[46], в Брюстерорт[47]. Большинство впечатлений были неповторимы. В Кёнигсберге рвы и валы цитадели, берега Замкового и Верхнего прудов покрывал ковер ярких цветов. По вечерам в старом винном ресторане «Блутгерихт» в замке меня согревало бургундское. Постоянно дул свежий ветер, преимущественно «Казацкий зефир» с востока. Однажды в отеле «Кройц» меня привлекла в меню «баварская ливерная колбаса». На серебряном подносе официант принес несколько ломтиков холодной колбасы – известного баварского национального блюда. Поданное холодное баварское пиво не имело никакого вкуса. Непогода заставляла прибегать к общепринятым напиткам в качестве противоядия от сырости и ветра. По поводу грога ходила непременная шутка – для него необходим ром, по возможности сахар, вода излишня. Летом требовалось холодное пиво; для полезности добавлялась «беленькая», чистейшая картофельная водка.
В темный ноябрь приехала моя семья. Квартира была прекрасна, но ее продувало с востока на запад и с запада на восток. В продуваемой ветрами комнате, несмотря на большую кафельную печь, невозможно было жить. Западные архитекторы не приняли во внимание своеобразный климат страны.
Проходившие распродажи облегчали ведение домашнего хозяйства. Цены на рынке были в два раза меньше мюнхенских, в гостинице, правда, цены были вдвое выше. Никогда прежде нам не доводилось видеть такого изобилия дешевых окороков, гусей, карпов, как в Кёнигсберге. Для отдыха от канцелярских забот я отправлялся зимой на полуостров Земланд у Раушена[48] или совершал пробежку на лыжах вместе с женой по заснеженной узкой полосе песчаного пляжа, с одной стороны от которого бушевал прибой, с другой поднимался крутой обрывистый берег. Весной, когда мы шли из Кранца[49] в Розиттен[50], нам преградил дорогу могучий лось. Мы сошли с велосипедов и рассматривали его в восхищении какое-то время, пока он не скрылся в лесной глуши. Мы наблюдали, как парил над дюнами в потоке восходящего воздуха планерист. В Розиттене на орнитологической станции нас встретил профессор Тинеман, он рассказывал нам не только о кольцевании птиц, но и о местных обычаях. На конном заводе Тракенен, в охотничьем замке кайзера в Роминтене (ныне Краснолесье), мы наблюдали за великолепными быстроногими жеребцами. На небольшом пароходе мы плавали по Мазурским озерам в окружении бесконечных лесов. В глубоком благоговении мы стояли перед памятником Танненбергской битве[51] и воспринимали его не как символ победы в когда-то бывшей кровавой битве, но скорее как устремленный к небу знак, предупреждавший народы Востока: «До этого места, и ни шагу дальше!» Одна из боковых ниш памятника была посвящена бойцам телеграфных и иных войск связи, павшим на Первой мировой войне. Мы побывали в замках ордена в Западной Пруссии в Мариенвердере[52]и Мариенбурге[53], видели памятники с надписью: «Эта земля останется немецкой». Мало кто из местных жителей знал обо всех этих красотах родной земли.