Наиболее популярным героем народных сказаний был Ходжа Насреддин, имам XIII века, учитель и доморощенный философ, которому приписывают авторство многих турецких шуток. Вот типичная история, которую обычно рассказывали на голоса, с соответствующими восклицаниями и стонами. Однажды ночью Ходжу Насреддина разбудили выкрики двух мужчин, спорящих перед его домом. Ходжа накрылся одеялом и выбежал наружу разнять спорщиков, начавших уже угощать друг друга тумаками. Однако те, разозлившись на вмешательство постороннего, нещадно избили Ходжу Насреддина и удалились в конце концов с его одеялом. Охая и стеная, Ходжа Насреддин вернулся с несчастным видом в свою комнату, а его жена спросонья поинтересовалась, о чем был спор. «Очевидно, о моем одеяле, – ответил Ходжа Насреддин, – потому что они забрали одеяло и прекратили спорить». Или другая история: Ходжу Насреддина пригласили на семейное торжество, но, когда он пришел в простой одежде, другие гости стали насмехаться над ним, а слуги обращались весьма непочтительно. Ходжа Насреддин быстро вернулся домой и затем снова появился в гостях в роскошном халате. Тогда его встретили с большой предупредительностью и усадили на почетное место. После этого Ходжа Насреддин зачерпнул ложку супа и стал медленно выливать ее содержимое на свой халат, приговаривая: «Ешь, мой халат, ешь! Тебя, а не меня пригласили сюда». О Ходже Насреддине рассказывали тысячи историй, но даже самые старые из них выглядели свежими благодаря способностям и талантам рассказчиков.
Некоторым из выдающихся скоморохов, имевшим высокие заработки, одинаково удавались и манипулирование в Карагезе, и имитации, и декламации, и практически все виды сценического искусства.
Весьма популярны были танцоры, мальчики и девочки, которые принадлежали к конкурирующим труппам и нанимались развлекать публику в общественных кофейнях или частных домах. Танцоров обоего пола называли одинаково – ченги, но мальчики пользовались большим спросом. Они носили длинные локоны, одевались как девочки и допускали во время танца непристойные движения. Ритм отбивали щелканьем пальцев или ударами друг о друга небольших подсобных инструментов, таких, как пара деревянных ложек или палочек. Восхищенные зрители плевали на монеты и приклеивали их к лицам, особенно лбам танцоров, кружившимся около них. Некоторые из этих мальчиков становились чрезвычайно знаменитыми и были объектами завистливого соперничества в тавернах со стороны янычар. Когда мальчишки взрослели и на их подбородках начинала пробиваться бородка, они бросали танцы и становились барабанщиками или обучали новых танцоров, что было для последних серьезным испытанием. Некоторых учили точным движениям головы, рук и ног, подвешивая к потолку в корзинах, которые быстро вращали, чтобы адаптировать танцоров к вращательным движениям. Других учили пантомиме, искусству выражать в танцах таких персонажей, как сборщики налогов и уличные торговцы. Более квалифицированные труппы усиленно натаскивали для выступлений перед избранной аудиторией, группа мальчиков из их числа выступала в серале. Девочки тоже исполняли возбуждающие танцы: они становились на колени, выгибались, не прекращая ритмических движений, до тех пор пока их головы не касались пола. Восторженные зрители приклеивали и к их лбам монеты. Однако эти представления, как правило, предпочитали зрители с невзыскательным вкусом. Среди танцоров имелось немало греческих, армянских, еврейских и цыганских трупп. Они так соперничали друг с другом, что возникали уличные скандалы, порой производившие безобразное впечатление, порой забавлявшие любителей вульгарных зрелищ.
Весьма популярными были трехчасовые представления, которые давали не в самых крупных городах. Они представляли собой просто игру на музыкальных инструментах и пение, а порой танцы мальчиков и девочек, включая исполнителей в масках и раскрашенных колпаках. Еще одна разновидность представлений строилась на декламации стихов, шуточных номерах и пародировании. Чаще всего в представлениях сочетались музыка, танцы и театральная драма, во всех случаях они сопровождались благодарственными молитвами.
На улицах появлялось множество балаганов, предлагающих массу удовольствий. Заклинатели змей, большинство из которых были дервишами, не только ели скорпионов и змей, но также демонстрировали, как они носят этих тварей на своих головных уборах, надетых на обритые головы. Особой популярностью пользовались предсказатели судьбы. Представители низших сословий предпочитали метод с использованием провидцем эскиза какого-нибудь легендарного героя или мифологического персонажа. В ответ на вопрос клиента провидец углублялся в изучение эскиза. Когда к нему приходило откровение, он излагал его посредством забавных куплетов. Использовался и другой широко распространенный метод, принятый больше в восточных провинциях. Левую ладонь мальчика-подростка, сложенную чашей, наполняли чернилами, в которые провидец смотрел, не отрывая взгляда, до тех пор пока под воздействием, вероятно, самовнушения он не начинал говорить каким-то чужим голосом, предсказывая клиенту судьбу или рассказывая о событиях, происходящих в данный момент далеко отсюда. Некоторые прорицатели имели в своей сумке из оленьей шкуры простые предметы: несколько раковин, осколки цветного стекла, мелкие монеты или бобы. Они вытряхивали содержимое сумки на землю и читали будущее, исходя из упавших в произвольном порядке предметов: форм или их расстояния друг от друга. «Прорицатели» прибегали также к отбиванию ритма пальцами или ногой. Кроме того, имелось немало шпагоглотателей, поглотителей огня, магов, фокусников и акробатов, которые появлялись близ мест летних пикников, карабкаясь вверх по шесту, смазанному маслом, или перебираясь по туго натянутому канату через реку. Они могли развлекать публику и во время какого-нибудь другого празднества, например в связи с обрезанием, но и во время Рамадана.
Однако после ночных развлечений, равно как и перед утренней молитвой, дробь барабанов напоминала верующим о наступлении времени, когда следовало принять пищу в последний раз. Обычно это было блюдо из риса, называемое плов, который долго переваривался и поддерживал силы людей на время дневного голодания.
С молитвой на заре начинался следующий день воздержания и торжественного соблюдения поста. Часто к концу месяца психика людей не выдерживала тягостного самоконтроля и недостаточного сна. Друзья ссорились между собой, чаще возникали уличные потасовки, а окончание Рамадана, узнаваемое по новолунию, вызывало всеобщее облегчение. В ночь новолуния снова мечети заполнялись верующими, совершающими благодарственные молитвы. Следующий день праздновался с особым энтузиазмом, состоятельные люди становились щедрыми на милостыню. Мусульмане надевали и носили с гордым видом новые одежды, припасенные еще в начале Рамадана, и обменивались визитами. Делались подарки в виде лакомств, которые заворачивали в платки с блестками, и не случайно этот день назывался «сахарным праздником» и считался самым радостным в году. По всей империи на площадях и в парках, на воде и на суше происходили празднества и развлекательные мероприятия. Самым распространенным из них было метание дротиков, лишенных острия, которое осуществлялось командами всадников. Цель состязания состояла в метании пик десяти футов длиной, так чтобы попасть в голову или спину представителей соперничающей команды и выбить их из седла. Такое состязание пользовалось большой популярностью в провинции, где яростно соревновались посланцы деревень и племен на виду у зрителей, следивших за состязанием сквозь клубы пыли и бурно выражавших свой восторг.
Стрельба из лука считалась национальным видом спорта, победители становились народными героями. Демонстрация мастерства стрельбы из лука привлекала зрителей из самых отдаленных мест. Состязание заключалось в стрельбе на дальность полета стрелы, рекорды увековечивались памятными стелами. Также имела место стрельба по таким мишеням, как бутылки, поставленные на определенном расстоянии, зеркала, фонари или золоченое яблоко, помещенное на высокой мачте. Другой зрелищный вид состязания состоял в выпуске стрелы из лука и подхватывании ее рукой после падения на землю или в скорострельности. Поскольку турецкие лучники, в отличие от пеших лучников пехоты западных стран, стреляли сидя верхом на лошади, они пользовались короткими луками из Центральной Азии. Эти виды состязаний, наряду с такими, как борьба соперников, натиравших свои тела маслом, размахивание булавами, поло, фактически были способами военной подготовки. Они способствовали проявлению боевых качеств людей на полях сражений. До начала XVI века турки скакали на выносливых татарских лошадях, однако вскоре стали появляться и быстрые арабские скакуны. За этими лошадьми ценной породы следили конюхи из числа арабов или берберов, а торговля лошадьми почти целиком находилась в руках цыган, которые представляли собой один из богатейших слоев населения в империи.
Охотничьи состязания были крайне популярны, хотя добывание дичи продолжалось практически весь год, как для заготовки продовольствия, так и ради спортивных достижений. Крупных зверей ловили капканами и отсылали в города откармливать на мясо, за птицами охотились главным образом ради их перьев: журавлиные использовались для украшения головных уборов парадного мундира янычар, перья цапли – для султанских плюмажей, гусиные и голубиные перья – для оперения стрел. Соловьев и прочих певчих птиц ловили для того, чтобы подвешивать в клетках в гостиных, хотя считалось благочестивым поступком купить в месяц Рамадан птицу в клетке и выпустить ее на волю. Охота на диких зверей велась верхом на лошади или пешком с собаками, охотничьими леопардами и соколами. Султанские егеря входили также в состав вооруженных сил: известны армейские подразделения под названием «мастиффы», «сокольничие», «журавлиные» и другими подобными прозвищами. Сам султан обычно отмечал несколько видов спорта, он участвовал в состязаниях на знаменитом полигоне для лучников в Окмейдане, между тем дворцовых пажей также тренировали для участия в состязаниях.
Последним священным днем года был День жертвы 10-го числа месяца Зуль-Хиджжа, 12-го месяца лунного года, и обходился без веселья. Этот день выражал солидарность тех, кто остался на родине, с паломниками в Мекке, которые подошли к этапу своего путешествия, требовавшего жертвоприношения на горе Арафат. Их соотечественники в Турции демонстрировали свою солидарность, совершая дома аналогичный ритуал. Отары овец и коз сгонялись с пастбищ Румелии и Анатолии на окраины городов. Тысячи голов этих животных скапливались на холмах вокруг Стамбула, а некоторые даже бродили по улицам и площадям города. Их рога подкрашивали золотистой краской, шерсть промывали, причесывали, подкрашивали хной. Животных украшали лентами, амулетами и бумажными флажками. Все семьи, которые в состоянии были это сделать, покупали одно из таких животных для принесения в жертву. Животному, обращенному головой к Мекке, перерезали горло и в знак милосердия мясо отдавали бедным. Менее состоятельные люди ели мясо жертвенного животного сами.
Определенные мероприятия – не все из них праздничные – по повелению султана проводились повсюду. Процессии, проходившие перед отбытием армии в поход, представляли впечатляющее зрелище. Они сопровождались артиллерийской стрельбой, барабанной дробью, игрой военных оркестров. За всем наблюдали большие толпы народа. Султан, который обладал исключительным правом совершать этот обряд, выносил штандарт пророка, хранившийся вместе с другими священными реликвиями, завернутыми в сорок шелковых покрывал, в михрабе зала близ тронной комнаты. Штандарт следовал вместе с султаном или великим визирем на поле сражения, и по мере того, как его провозили по улицам по случаю отбытия в поход армии или ее возвращения, люди кланялись и трогали землю перед ним, шепча в благоговении: «Аллах, Аллах». В случае благополучного возвращения армии ей посвящались молитвы, курили фимиам алоэ и серой амбры. Разумеется, возвращение победоносной армии вызывало всеобщий восторг.
Опоясывание султана, официальное признание его вступления на трон отмечалось как государственный праздник. Так же отмечались знаменательные события в султанской семье, памятные исторические даты и даты патриотических подвигов, такие, как рождение или обрезание детей султана, свадьба членов монаршей семьи, триумф выдающегося военачальника, прибытие иностранного посла или важного лица, уважение которому хотел бы подчеркнуть двор. Обычно сам султан заботился о проведении увеселительных мероприятий, сопровождавшихся пышными процессиями, имитациями сражений между мусульманами и христианами, праздниками на воде, иллюминацией и фейерверками.
Гильдии ремесленников часто устраивали дополнительные развлекательные мероприятия в форме красочных процессий, демонстрировавших их профессиональное мастерство. Самые массовые из этих процессий включали глав военных, морских и гражданских служб и подразделения войск, высокопоставленных представителей духовенства, представителей множества гильдий и мануфактур, так же как учащихся медресе и школ, которые шествовали мимо султана, сидевшего в монаршем павильоне на крепостном валу сераля, обращенном на улицу, и наблюдавшего парад. Такой парад мог длиться три дня и дольше, в это время работа замирала. Церемониймейстеры в блестящем облачении с лентами через плечо, семью церемониальными перьями в головных уборах подавали команды, регулировавшие движение разных колонн, в то время как распорядители, султанские пажи верхом на подвижных и маневренных арабских лошадях, разъезжали среди толп народа. Гильдии, участвовавшие в процессии, – в одном случае их число достигало 735 – выставляли на обозрение свои изделия, иногда их помещали на телеги, и каждая группа ремесленников, проходившая перед султаном, старалась привлечь внимание монарха. Моряки имитировали морское сражение, порой бой между султанским флотом и казачьими челнами. Содержатели психбольниц вели толпу пациентов численностью 200–300 человек, увешанных золотыми и серебряными цепями, и поочередно пичкали их лекарствами или били. Духовное лицо, проезжая верхом на верблюде, читало Коран, лежавший перед ним на подушечке, его окружали мальчики в белоснежном облачении, декламировавшие стихи. Гильдия палачей тащила повозку с экспозицией – 77 орудий пыток. Сторожа дули в свои свистки и делали вид, что ловят в толпе вора, производя большую сутолоку. Быки тащили повозку с ветряной мельницей и мальчишками, которые мелют зерно, на другой повозке с печью мальчуганы замешивали тесто для хлеба и пекли небольшие лаваши. За ними следовала повозка с кондитерами, оттуда в толпу бросали свежевыпеченные кулинарные изделия. Повозка скорняков везла набитые соломой чучела разных животных, повозка земледельцев, украшенная ветками с зелеными листьями, везла жнеца с косой и венком из пшеничных колосьев. Укротители львов шествовали, ведя на декоративных поводках своих зверей. Они старались держать их в повиновении, тыча под нос зверю куски оленьего мяса, сдобренного опиумом, если те проявляли признаки нежелательной активности. На повозке рыбаков были выставлены не только гарпуны, сети и корзины, но также подвешенные на шнуре дельфины, морские львы и другие крупные обитатели моря, которых выловили перед началом процессии. Плавно шли верблюды с немыслимыми ношами, резчики бумаги, часто дервиши, вырезали из нее фантастические орнаменты, в толпе распространялись записные книжки и прочие сувениры. Армейские банщики выставляли на обозрение фетровые банные кабины, обогреваемые переносными печками, которые работали на угле. Такие же кабины они ставили вечером по окончании демонстрации. Несколько тысяч попрошаек, слепых, хромых, паралитиков, эпилептиков, безруких, одноногих, голых или босых ковыляли вместе с шейхом гильдии посередине, сидевшим на осле. Еще больше было школьников в бумажных шапочках, игравших на тамбурах и мелькающих то тут, то там среди толпы. Рекрутам-янычарам поручалась чистка улиц при помощи совков и метел. Уборщики собирали мусор и отвозили его корзинами в контейнеры для мусора на морском побережье. За право рассортировать этот мусор они ежегодно платили начальнику стражи 1000 золотых монет.
Помимо праздников начала сева или сбора урожая проводились другие светские мероприятия праздничного характера. В апреле все праздновали День весны на День святого Георгия. Это был греческий праздник, но одновременно и турецкий, на том основании, что в этот день чтили память Хизра, святого заступника турок. Считали, что в это время распускались цветы и прилетали соловьи, по всей стране появлялись ярмарки с присущими им развлечениями. На первых пикниках сезона ели такую пищу, как кислое молоко, долма, халва и сыр с круглыми плоскими караваями желтого ячменного хлеба. В этот день разбрызгивали также воду из святого колодца в Балыклы у стамбульских ворот Силиври. Ее доставляли ко двору, ее пил каждый больной, способный ходить. Тяжелобольных укладывали рядом на одеяла, расстеленные на полу, и бросали им монеты. В колодезной воде плавали рыбки с темной спинкой, потомки тех рыбок, которые, жарясь на сковороде, выпрыгивали из нее, оставаясь живыми и не теряя способности плавать. Когда замечали одну из этих знаменитых рыбок, те, кто стояли поближе к колодцу, издавали радостные возгласы, а в толпе, расположенной поодаль, нарастал гул голосов, выражавших хвалу и благодарность. Между тем смотрители колодца ходили среди людей, собирая деньги. Фактически конкретные места имели для совершения обрядов столь же большое значение, сколь и для празднования памятных дат, а поскольку турки отличались особой склонностью к деталям и конкретности, то определенные уголки большого или малого города ассоциировались с празднованием определенных дней или развлечениями. В Стамбуле, например, существовало поверье, что самые прекрасные образцы салата произрастали во время весеннего празднования у Йеди-Куле, Семи башен, в то время как лучшие петушиные бои происходили в дворике мечети Фатих.