Существовало много других средств чародейства: вода из святого колодца Земзем, лоскуты черной парчи, покрывающей Каабу, и лепешки грязи с гробницы пророка с вытисненными на них заклинаниями, которые либо носили, либо развешивали в качестве амулетов, либо смешивали с водой для питья. Никакая постройка не могла считаться надежной без надписи на плитках или на скульптуре: «Йа, Аллах. Йа, Хафиз» («О, Аллах. О, Защитник»). Значительно повышалась эффективность лекарств, подаваемых в кубках и чашах с соответствующими надписями.
Однако самый страшный из всех недугов вызывал дурной глаз, который, как утверждалось, «опустошал дворцы и наполнял могилы». Для защиты от него изобретали различные магические средства. Невозможно переоценить силу дурного глаза и степень его влияния на мысли и слова. Любая собственность, сколь бы она ни была мала и ничтожна, могла привлечь внимание кого-то менее состоятельного, так что никто не мог считать себя защищенным от сглаза. Возникала необходимость скрывать или умалять все, что могло подвергнуться сглазу, и использовать все средства, чтобы предотвратить его. Именно по этой причине восхищение прекрасным младенцем или ценной вещью не было принято выражать открыто и восторженно, обычно похвала произносилась осторожно: «Машалла» («Так угодно Аллаху»), подразумевая, что на создание и защиту такого чуда распространяется власть Аллаха.
Будучи редкими в этих регионах, голубые глаза считались особенно опасными, по этой же причине полагали, что френки – общее название европейцев – обладали особой склонностью к сглазу. Лучшим средством против этого был голубой глаз, который как бы возвращал негативный импульс, исходивший из источника сглаза. Вот почему наиболее распространенный из всех амулетов был сделан наподобие голубого стеклянного шара, порой с подрисованным желтым или черным «глазом». Амулеты могли разниться от маленькой голубой стеклянной бусинки, которая прикалывалась к одежде ребенка, до тщательно обработанного драгоценного камня в золотой оправе величиной с куриное яйцо. В продолжение развития формы, если не цвета, использовались шары с резьбой или орнаментом, которые вывешивались в подъезде дома или на наружной стороне стен. Для этого могли использоваться даже ядра вражеских пушек, и они действительно мистическим образом удваивали силы. Яйца страуса, которые приносили паломники, возвращаясь домой из дальних странствий, были на самом деле эффективны, но какой бы формы ни был оберег, требовалась постоянная бдительность.
Жизнь сопровождалась массой других, менее значительных суеверий, порой весьма докучливых. Как это было повсеместно и во все времена, они были свойственны лишь наиболее легковерным людям, другие же воспринимали их как курьезы, а людьми рассудочными и решительными отвергались как предрассудки туземцев.
Глава 4
ГОРОД
Главным городом считался Стамбул. Когда зимой 1457/58 года султан переместил правительство из Эдирне в новую столицу, Стамбул стал политическим и культурным центром империи, экспансия которой служила росту престижа и расцвету города. Стамбул был средоточием красоты, роскоши и многообразия. Любое назначение в другой город, даже губернатором провинции, воспринималось как нечто вроде ссылки. Высокопоставленные чиновники провинций в государственной или правовой сферах получали профессиональную подготовку в одних и тех же высших административных или религиозных учреждениях Стамбула. Вот почему их образ жизни становился эталоном для всей знати империи. Ему подражали даже представители низших сословий, насколько это позволяли их возможности. Государственные чиновники разного ранга, получившие традиционную подготовку, были пропитаны духом столичной жизни и при новом назначении приносили эти ценности в свою частную и общественную жизнь. Кроме того, центрами власти, богатства и культуры оставались прежние столицы – Бурса и Эдирне. Наиболее знаменитым из 260 портов Османской империи и крупнейшим коммерческим центром Малой Азии был Измир; между тем большие города Анатолии, куда направлялись для обучения государственному управлению сыновья султана, приобретали, как следствие, больший блеск. Стало быть, все города, как бы они ни отличались от Стамбула по величине, богатству и разнообразию, некоторыми особенностями своей жизни напоминали столицу. Города или кварталы с населением, преимущественно христианским, оставались в прежнем состоянии, однако приспосабливались, насколько возможно, к турецкому стилю жизни, предусматривавшему строительство крепостных стен, опоясывающих город, колодцев и каналов, разбивку огородов для выращивания овощей, идущих на продажу, цветников и виноградников.
Стамбул занимал исключительно выгодное стратегическое положение: контролировал проход между Черным и Эгейским морями. Он служил мостом между Европой и Азией. В Черное море впадали воды Дуная, Днестра, Буга, Днепра и Дона, открывая доступ на Балканы и в Восточную Европу, равно как и в Южную Россию. Господство на южном побережье было ключом к контролю над Тигром и Евфратом, а с выходом к Каспийскому морю открывались пути к верховьям Волги, к Амударье и далее в Индию. Эгейское море и за ним Средиземноморье вели в Грецию, Европу и Африку. В городе сходились торговые пути с Востока и Запада: из Брюсселя, Занзибара, Киева, Самарканда – любой населенный пункт, способный чем-то торговать, находился на пути в Стамбул. Возможно, космополитизм и был главной отличительной чертой города, помимо его политического и административного значения как центра власти по отношению к другим городам империи. Кроме иноземных торговцев, ремесленников и путешественников, которых влекли в город его богатство, слава и возможности, там проживали христиане и евреи, оставшиеся со времен существования Византии либо переселившиеся туда во время миграций. Вдобавок здесь проживали зарубежные послы со своим дипломатическим корпусом. Пригород Галата, располагавшийся на восточном берегу бухты Золотой Рог, был населен главным образом европейцами; большинство жителей этого пригорода, а также и Пера, составляли венецианцы, французы, англичане и генуэзцы, которые селились там как купцы или как представители других профессий, особенно ценились хирурги из Франции. В 1477 году, почти через четверть века после падения Византии, население Стамбула исчислялось 60–70 тысячами человек, три пятых которого составляли турки.
В нижеследующем списке того времени приведено число семей разных национальностей, из расчета, что каждая из них состоит из 4–5 человек: турецких – 9753, греческих – 3743, еврейских – 1647, армянских – 818, крымских христиан – 267, цыган-мусульман – 31.
Кроме того, имелось 3667 торговых лавок, в них, согласно обычаям того времени, никто не проживал постоянно. Через сто лет общее население города выросло до 500 тысяч, 58 процентов которого составляли мусульмане и 42 процента – неверные, то есть христиане и евреи.
Средоточием жизни Стамбула являлся дворец султана – сераль, – хотя он и располагался поодаль от города. За его стенами были правительственные учреждения, суд и апартаменты семьи султана. Внутреннее пространство дворцового комплекса делилось на несколько отдельных секций с воротами и стражей при каждой. В секции помещалось несколько павильонов и одно-двухэтажных зданий с двориками и садами. Весь дворцовый комплекс занимал огромное пространство и был огорожен высокой стеной.
У входа во дворец располагался двор янычар, через который проходили тысячи людей разного звания на заседания дивана или для встречи с султаном. Там проходили также вереницы верблюдов с грузами оружия и продовольствия для дворцовых нужд, а также с ценностями – налогами, собранными чиновниками для султанской сокровищницы. Во дворе росло громадное дерево, под кроной которого стояли два небольших столба, предназначенные для казни приговоренных к смерти через отсечение головы. Как устрашающее напоминание о судьбе всех врагов султана их трупы выставляли на обозрение, иногда в знак особых провинностей голова жертвы помещалась между ее ног.
Двор вел в огороженное место, где помещались официальные учреждения и кабинеты. Там заседали государственные советники, султанский диван, который собирался еженедельно с субботы до вторника. Когда султан направлялся на заседание дивана, по обе стороны на протяжении его пути стояли люди, громко окликая монарха и потрясая над головой своими прошениями. Время от времени султан останавливался и давал знак сопровождавшему его дворецкому, который принимал аккуратно сложенный лист бумаги у счастливца и опускал его в свою шелковую сумку. Позднее прошение рассматривали и по нему выносили решение. В этом месте помещалась также Площадь собраний, где под широким навесом галереи стоял трон для государственных церемоний, таких, как восшествие на престол, официальное приветствие по случаю религиозного праздника, или происходила подача прошений и жалоб. Галерея подчеркивала роль городских собраний на площади, перед шатром султана, во время войны и давала возможность увидеть монаршую особу, хотя позднее подданные редко видели султана, исключая дни, когда проводились большие общегосударственные мероприятия.
Между внешним и внутренним дворами помещались двойные средние ворота, в небольшом пространстве между которыми совершались казни тех, кого приговаривали к смерти путем удушения или удара кинжала. Тайный ход вел от этого места в помещение дивана, так что повеления о казни могли доставляться очень быстро, и четверо безгласных палачей стояли в проемах ворот, чтобы привести в исполнение приговор суда.
В дворцовом комплексе располагались мечети и школы, больницы, библиотеки, казармы, бани и фонтаны, охотничьи вольеры и спортивные площадки, кухни, сады. Все это было необходимо для поддержания соответствующего уровня жизни монарха, называемого «Властителем века». Общественные и частные здания в соответствии с традициями османской архитектуры снаружи выглядели простыми и строгими, богатство декора приберегалось для внутренней отделки помещений. Легкие просторные летние павильоны, куда перемещался двор в жаркую погоду, были приподняты над землей и доступны для освежающего ветра с моря, оттуда открывались великолепные виды на море и побережье Босфора. Интерьеры султанских комнат представляли собой шедевры декоративного искусства, но рядом с этой красотой и роскошью помещались ремесленные мастерские и конюшни, кухня, угольный склад и арсенал. Фактически в серале осуществлялись бесчисленные виды работ, что делало его городом в городе. Неудивительно, что в дворцовой кухне трудилась тысяча поваров и помощников, которые готовили пищу 5–10 тысячам человек ежедневно. Они потребляли в год 30 тысяч кур, 22 500 овец и баранов, рассолы, сладости и шербеты потреблялись в количествах, которые казались современникам непомерными.
Наиболее интимным помещением дворца, наглухо отгороженным от других, был гарем, в котором жили в уединении наложницы султана. Единственный вход в гарем был через две двери, железную и медную. Каждый вечер главный евнух получал ключи от стражников, которым возвращал их, когда те заступали на вахту утром. Помимо султана и евнухов, позволялось изредка посещать гарем «самым ближайшим» родственникам наложниц, таким, как отец или брат, и то под строгим наблюдением. Это был довольно замкнутый мир, тщательно охраняемый отрядом балтаджи – алебардщиков, функции которого выходили далеко за пределы официальных обязанностей. Одним из подразделений командовал главный евнух, другое – возглавляемое командиром – славилось своим усердием и отличалось своеобразными головными уборами с длинными кисточками, служившими шорами. Казармы отряда, существовавшие по принципу самообеспечения – со спальнями, общими комнатами, арсеналом, камерой хранения личных вещей, мечетью и баней, – располагались недалеко от стен гарема. За пределами этих помещений, куда входили через Врата счастья, никто не мог без соизволения султана, считавшегося почти божеством, вымолвить слово или посмотреть на него. Наиболее влиятельными женщинами в гареме были мать султана и четыре главные наложницы, поскольку немногие султаны официально регистрировали брак. Все они располагали отдельными апартаментами, своими слугами и редко виделись друг с другом. В гареме обитали четыре категории рабов: те, кто обслуживали самого султана, те, кто обслуживали женщин гарема, те, кто недавно поступили на службу и готовились подняться после обучения до двух вышеупомянутых категорий, и, наконец, те, кто выполняли самую черную работу. Кроме того, в гареме служили смотрительницы, ответственные за дисциплину и финансы, а также охранники-евнухи, через которых женщины поддерживали связь с внешним миром. Большинство наложниц являлись иноземными рабынями, которых купили в возрасте 10–11 лет для службы во дворце, или же они прибыли туда вполне обученными в качестве дара от богатых чиновников или губернаторов. Многие из них постепенно получали свободу и затем готовились выйти замуж и в самом деле считались желанными невестами, поскольку, помимо своей изысканности, шарма и красоты, за которую их и выбрали для дворцовой службы, они обладали связями с двором и благодаря этому возможностями влияния.
Рабов-евнухов либо покупали, либо доставляли в качестве дара султану от губернаторов Египта и других провинций. Рабов кастрировали в Судане египетские христиане во время ежегодных переходов караванов из Дарфура в Сеннар, поскольку закон запрещал мусульманам заниматься этим. Их обучали и воспитывали так же, как и дворцовых пажей, и до поступления на службу они жили вне гарема. На службе рабы-евнухи могли делать карьеру, проходя четыре ступени. Самые высокопоставленные из евнухов приобретали большую власть и престиж, главный евнух постепенно становился одним из основных должностных лиц империи. В апартаментах основной секции дворца служили также немало евнухов, которые вместе с пажами, готовившимися к государственной службе, подносили кофе, раскуривали трубки, хранили тюрбаны, выполняли функции парикмахеров и музыкантов. Это были представители внутренней службы дворца, которая включала весь обслуживающий персонал султанских покоев и всех жилых зданий.
Внешняя служба дворца не занималась исключительно дворцовыми делами, поскольку состояла из чиновников, напрямую связанных с армией и государственными службами. Именно благодаря этой службе рабы приобретали высокий статус. Такие традиционные титулы, как главный носитель штандарта, главный смотритель конюшен, главный сокольничий и начальник службы водоснабжения, носили люди, занимавшие весьма почетные посты. Например, главный садовник был в некотором отношении наиболее влиятельным должностным лицом во дворце, поскольку под его началом было 2000 человек, из которых садоводством занимались немногие. В его распоряжении были сторожа, стража у ворот и на различных площадках, его люди патрулировали небольшие порты вокруг залива Золотой Рог и на Босфоре, он командовал почетным караулом султана, повелевал официантами, конюхами и барочниками. Он отвечал за доставку и приготовление к султанскому столу мяса животных и птиц, уборку мусора и отходов из дворцового комплекса, за дисциплинированность сказителей, акробатов и прочих людей, развлекавших обитателей дворца. Именно под его руководством проводились допросы и казни провинившихся придворных.
Помимо алебардщиков гарема за безопасность дворца отвечали четыре отряда лучников, набиравшихся из янычар, блестящая личная гвардия султана, воины, служившие посыльными, охранниками и солдатами эскорта, а также гвардия знати.
Город за пределами дворца состоял из определенного числа кварталов – махалля, обычно окружавших мечеть, а также церковь или синагогу, – если эти кварталы были заселены преимущественно немусульманскими жителями. В каждом квартале имелись торговые лавки, баня и открытый рынок. Названия некоторых махалля отражали главную достопримечательность квартала. Так, название Кагитхане происходило от бумажной фабрики, бравшей из источника воду, которая прославилась способностью отмывать вещи без применения мыла. Купцы, привозившие по пыльным дорогам тюки дорогих шалей из Индии, погружали их в источник. Вода не только отлично очищала их от пыли, но и восстанавливала цвет. Название Тупхане происходило от мастерской по литью пушек. Одна из них выстрелом ежедневно оповещала о восходе и заходе солнца, о рождении ребенка у султана или о смерти казненного – важного государственного преступника, об отъезде султана из города или его возвращении, о начале и окончании Рамадана и других священных дней, о военных победах или прибытии в период войны ужасных грузов – отрезанных ушей и носов, которые складывали у ворот сераля. Другие кварталы носили названия, взятые от дня работы рынка на главной улице, например, Салипазари – рынок во вторник, или же от наименования анатолийских и балканских населенных пунктов, откуда родом были жители квартала, например, Йенимахалля, обитатели которого происходили из Йенишехира. Большинство махалля отличались вполне определенной репутацией. Например, грозные дубильщики Стамбула, которые принадлежали к одному из старейших и влиятельных цехов, поселились после завоевания Византии в Йеди-Кале, Семи башнях, и захватили там карантинный лагерь. Там путников, проходивших через районы эпидемий, изолировали на семь дней, прежде чем им разрешалось войти в Стамбул. Дубильщики превратили лагерь в ряды лавок, своих и мясников, – коллективное предприятие. Вскоре это место стало густонаселенным, неряшливым и шумным пригородом холостяков, потому что в нем из-за неприятного запаха не смели показываться сколько-нибудь респектабельные женщины. Стражники редко искали в этом квартале воров и убийц, скрывавшихся от закона, – сами дубильщики ловили преступников и заставляли их собирать собачьи экскременты – необходимый компонент технологии дубления. Поскольку всем дубильщикам в период обучения ремеслу приходилось этим заниматься, их затея, хотя и непривлекательная, не была лишена смысла: в ряде случаев преступники совершенствовались в ремесле и становились в этом жестоком, неуправляемом сообществе подлинными мастерами дубления. Во время войны дубильщики были обязаны поставлять 5 тысяч стойких воинов, а в мирное время сумели заслужить репутацию самых преданных султану людей, с которыми побаивались встречаться в бою даже янычары.