Хохот шамана - Серкин Владимир Павлович 3 стр.

– У тебя есть паспорт?

– Спрятан возле города.

– Откуда?

– Море и горы дают все. Когда я нашел этот паспорт, его владельцу уже нельзя было помочь.

– А настоящий?

– Настоящие документы давно истлели.

– Ты где – то прописан?

– Зарегистрирован.

– Как ты это делаешь?

– В следующий раз ты немного поможешь мне и узнаешь.

– Как ты можешь знать, не бывая в городе?

– Я знаю города также хорошо, как море или горы.

– Откуда?

– Я прожил в городах много дольше тебя и еще собираюсь жить в них.

– Как давно ты начал так жить?

– Сослали меня в Якутию еще как правого эсера. Я сразу ушел на Восток, к океану.

– Но и здесь люди жили: Охотск, Ола, Гижига, Марково…

– И здесь достали. В двадцатых я имел бартер с японскими капитанами. Потом, при Дальстрое, вылечил одного старого несчастного особиста. Он сказал, что мне грозит за этот бартер.

– Он был прав?

– Компаньоны, которые не решились уйти, умерли в лагерях.

– Может они, действительно могли сообщить японцам что – либо стратегически важное?

– Конечно. Здесь была целая рота медведей и дивизия зайцев [10].

– Как ты ушел?

– На юг, потом на запад по Охотскому тракту. Советские им уже мало пользовались. В Олекминске купил документы.

– Что ты брал у японцев?

– Все. Даже купил жену.

– Японскую?

– Да, тогда это было обычно.

– Именно купил?

– Я попросил, и через год мне привезли девушку.

– Много привозили японских девушек?

– В восемнадцатом – девятнадцатом веках японцы, китайцы, корейцы, американцы постоянно кого-нибудь привозили и увозили.

– А русские?

– Русских, конечно, было больше. Они с пятнадцатого века приходили по суше всем отрядом или караваном, а не единицы, как с кораблей.

– Что стало с той японской девушкой?

– На следующий год отправил домой. Им очень плохо здесь зимой.

– У вас был ребенок?

– Нет. Быстро понял, что придется отправить. Боялся, что зиму не переживет.

Обсуждая вопросы взаимодействия с Духами, Шаман утверждал, что именно мой язык мешает мне понять, что такое "Духи". Когда я рассказал ему гипотезу лингвистической относительности и детерминизма [11], Шаман заявил что мой язык вносит ограничения и в саму гипотезу. Он считает, что ее следовало бы сформулировать и назвать гипотезой относительности практик, так как человек вообще не может говорить о том, что не практикует.

– Почему язык может меня ограничивать?

– Слова твоего языка обозначают предметы и действия, но мир не состоит из предметов и действий.

– Из чего же он состоит?

– Из того, что ты о нем думаешь.

– Я спрашиваю о реальности.

– Ты можешь думать только о том, что ты делаешь, и это – твоя единственная реальность.

– А как думать о другой реальности?

– Ты видишь летящую чайку и говоришь: "Чайка летит". Это твоя реальность. Древний чукча говорит слово, обозначающее: "Дух побережья проявляет себя в чайке, и я понимаю этот знак". Он это делает, такое понимание – часть его практики, и это – его реальность.

– А есть единая реальность для всех?

– Только на уровне совпадения практик.

Каждое лето читаю в магаданских газетах сообщения о жертвах столкновений с медведями и много предупреждений – рекомендаций о безопасном поведении. Шаман не боится медведей, считает их безобидными существами очень близкими к нему. При этом он говорит, чтобы я был осторожен и следовал рекомендациям, так как медведи не близки мне. Он не любит говорить о медведях, и лишь однажды ответил на мои вопросы.

– Правда, что, когда с медведя снимают шкуру, он похож на человека?

– У медведя плоская грудная клетка, квадратики пресса и бицепсы атлета. Его недаром называют лесным человеком.

– Ты убивал медведя?

– Что ты. Я сам – Медведь.

– То есть, ты – как Медведь?

(Шаман поморщился и не стал отвечать.)

Собираюсь в город. Нужно сделать крюк от землянки Шамана к моему домику, забрать паспорт и в нем деньги на дорогу. Из леса иногда выходишь в таком виде, что могут и спросить документы. Шофера на этом участке трассы рассказывают друг другу обо мне мифы типа "А вдоль дороги…": "На тысячу километров ни одного поселка, и мужик пеший на дороге голосует". И выдумки всякие. Это неплохо. Предупреждены, не боятся, подсаживают. Со своей стороны, стараюсь поддерживать хорошие отношения: когда проставлюсь, когда с мелким ремонтом договорюсь и заплачу… В таких отношениях важны не деньги, важно, что человек стремится быть благодарным.

Все же досадую немного, что не взял паспорт, когда пошел к Шаману. О паспорте на побережье не думаешь, как о вещи из другой жизни. Вспомнил вчерашний разговор с Шаманом.

– Ты захоронил труп, у которого взял паспорт?

– С понятием. И крест поставил. Хотя не вижу в этом смысла.

– Зачем тогда?

– На нем крестик. Возможно, верующий.

– Не понимаю. Ему уже было все равно, для тебя бессмысленно. Зачем?

– Ему – не все равно. Для него есть смысл.

– Но он же был мертв, когда ты его нашел.

– Тело мертво, но при чем здесь смысл?

Несколько секунд мы молча смотрели друг другу в глаза, и я решил сменить тему.

– Зачем тебе его смысл? Ты поступил социально?

– Нет. Просто выполнил договор.

– Какой еще договор?

– Я взял у него паспорт и похоронил его так, как ему бы хотелось.

– Я что – то не понял в сути договора?

– Другими словами: отдал несколько своих действий его смыслу. В благодарность за паспорт. Это просто кратковременное сотрудничество.

– Может быть, нужно было сообщить родне.

– Кто я такой, чтобы отнимать у людей надежду.

Кожа на руках, ногах и лице покраснела и стала шелушиться. Попросил Шамана сделать какую-нибудь мазь, но он показал ряд статических и динамических упражнений. Упражнение "Ворон" – прыгать двумя ногами по глубокому снегу и махать руками – показалось мне особенно дурацким, а, увидев, что Шаман хохочет над моими прыжками, я потребовал разъяснений.

– Почему ты думаешь, что от твоих упражнений кожа заживет?

– У тебя просто холодовая аллергия. Сибирские мамы это называют "знобышком".

– Мамы, наверное, не заставляют детей прыгать?

– Это – от застоя крови в капиллярах. Чтобы прошло, нужно или пожить в тепле, или регулярно "гонять кровь". Мамы отогревают детей, а ты – мужик. Прыгай.

1997

Эвелны

В первое время привычка Шамана часами молчать после моих вопросов раздражала. Я даже не всегда был уверен, что он услышал и понял вопрос. Иногда мне это казалось невежливым с его стороны, иногда – что он просто пренебрегает общением.

– Почему ты молчишь после моих вопросов?

– (Пауза, минут пять – шесть). Нужно подумать, перед ответом.

– Отшельничество не сделало тебя тугодумом?

– (Неожиданно, Шаман ответил сразу и в нарочито быстром темпе, немного комкая и сливая слова). Конечно, я-мог-бы-сразу "залепить" любые-слова, болтающиеся-на-языке, чтобы-потом-думать: "Что-это-я-сказал?". Или, наоборот: "О-как-здорово-я-сказанул". Но (Шаман заговорил в нормальном темпе), тогда бы я не говорил, а выдавал вербальный понос (смеется).

– Как ты решаешь, когда отвечать?

– Не решаю. Вопрос должен "перевариться". А ответ должен "придти". Бывает, что я даже на некоторое время забываю о вопросе. Простой вопрос требует нескольких минут, а принятие решения требует очевидных знаков.

– Какие знаки?

– Эвелны, например, часто видят варианты решения во сне. Многие жители Магадана "читают" совпадения, хотя не отдают себе отчет в этом.

– Как увидеть знаки?

– Сначала тебе нужно научиться смотреть?

– Как ты научился?

– Очень много лет мне не нужно и не перед кем выделываться. Вербальные объяснения отпали сами собой.

– Но я – преподаватель.

– Тебе очень трудно. Работа приучила все объяснять. Теперь ты чаще видишь не реальность, а свои объяснения.

– Что мне делать?

– Поучись у эвелнов. Посмотри, как они начинают действовать. Их мир не так благоустроен, приходится больше действовать. Для этого нужны не объяснения, а реальность.

После обеда пришли два молодых эвелна. Они пришли к Шаману и с утра уже побывали у его землянки. Поздоровавшись с нами прикосновением ладоней, они неторопливо побеседовали с Шаманом на смеси русского и эвелнского языков. Я понимаю эвелнский, но мне трудно говорить, из – за того, что в их языке один наш звук может звучать по – разному [12]. Внимание привлекли очень добротно сделанные ножны и чехлы для карабинов. Штучная работа. Наверняка, на рукоятках и прикладах вырезаны интереснейшие сюжеты.

Эвелны очень вежливы. Отказавшись от приглашения зайти в домик, они традиционно спросили меня, где можно развести костер. Пока один из них занимался сбором дров [13], второй предложил поменять мои запасы чая на очень ровный большой кристалл александрита. У меня оставалось лишь три пачки, две подарил им. Пришлось попросить Шамана специально поговорить с эвелнами, чтобы не отдаривались.

У эвелнов есть предпринимательская жилка – хотели договориться со мной о доставке чая и других легких, по их мнению, предметов. Совершенно естественно они приняли и мои объяснения об особом образе жизни и нежелании брать на себя обязательства. В городе такое редко кому объяснишь. Когда и второй эвелн ушел за дровами, я стал расспрашивать Шамана о них.

– Кто – то заболел?

– Нет, пришли поговорить со мной.

– Надолго?

– Утром уйдут. Разговор ночью.

– Могу я спросить, если не секрет?

– Исчезла одна звезда, наверное, шестой величины.

– Где исчезла?

– В небе. Сегодня первая половина ночи будет ясной.

– Это – катастрофа?

– Наверное. Много тысяч лет назад.

– Я видел эту звезду?

– Это – вряд ли. У тебя не такое зрение, как у местных.

– Они что, постоянно считают звезды?

– Они не умеют считать.

– ???

– Мы с тобой умеем считать, поэтому мы ничего бы не заметили. А они видят небо как картину, целиком, и заметили, что картина изменилась.

– Почему они пришли к тебе?

– Они хотят знать, что это за знак?

– А это знак?

– Конечно.

– Я могу узнать?

– Мне нужно дождаться ночи и самому увидеть эту часть неба.

– Часть неба имеет значение?

– В каждой части живут свои духи.

– В школе учил астрономию?

– Не только в школе. Астрономия не помогает, например, узнать погоду по небу, а знание о духах помогает.

– А сам ты не заметил изменений?

– Я смотрю в небо чаще тебя, но не так часто, как местные.

– Они сами пришли, или их послали?

– Сами, двое.

Поговорив о звездах, мы долго сидели у костра эвелнов. На побережье звезды намного ярче, чем в городе, так как в небе нет отсветов электричества. Просто пелена звездная. Эвелны иногда напевали неторопливую протяжную песню, мотив которой удивительно гармонировал с картиной звездного неба, потрескиванием дров в костре и далеким шумом волн. Я записал перевод песни. Перевод принципиально не может быть дословным, так как в эвелнском языке многие слова образуются в ситуации впервые и единственный раз по определенным правилам. И эта песня у другого костра повторится чуть – чуть в другом варианте.

Песня о жизни

Оказывается, эвелны пришли на байдаре. Мы пошли проводить. Байдара была загружена китовыми позвонками и ребрами. Эвелны оставили нам два позвонка для сидений. Один из них надел дождевик из кишок моржа. За такой дождевик любой музей, наверное, не пожалел бы денег. Шаман стоял на берегу и смотрел, пока байдара не скрылась в линии слияния серого моря и серых туч.

– Зачем им столько кости?

– Они режут из кости кое – что для хозяйства и поделки для обмена.

– Я думал, режут из бивня мамонта или моржа.

– Мамонт или морж ценятся больше, у них тоньше фактура. А ребро кита пористее. Но фигуры без мелких деталей неплохо получаются.

– Ты резал?

– Практиковал года три, когда жил в Уэлене.

– Какой все же смысл резать из материала с худшей фактурой?

– У них нет в изобилии моржа или мамонта.

– И они отработают полную байдару?

– Это вряд ли.

– А зачем везут?

– Чтобы было.

– Древние эвелны так не делали.

– Почему ты решил?

– Я читал, что они были стихийно экологичны. Например, охотник не убивал вторую нерпу, даже если мог.

– Бредни кабинетных ученых.

– Ты думаешь, что убивал?

– Не убивал, но не из – за экологичности.

– А почему?

– Убив нерпу, охотник должен много километров волочь ее сам домой. А нерпы бывают до четырехсот килограмм. Ты бы тоже не брался за вторую.

– Они не боятся потерять берег из вида?

– Они пошли напрямик, по ветру и не увидят берега до вечера.

– У них есть компас?

– Нет.

– Как же они ориентируются.

– Они просто помнят направление.

– Но солнца же не видно.

– Косатка – из их тотема. Они сами помнят.

Словно в подтверждение слов Шамана огромный, сравнимый с парусом черный плавник Косатки медленно торжественно и хищно прорезал поверхность моря между нами и скрывшейся байдарой.

Мысли об эвелнах и неуместная тревога по поводу их плавания не оставляли меня. Рационально я убеждал себя, что для наших гостей такое плавание – совсем обыденное дело, но видел я это впервые, и выглядело все очень ненадежно. Решив пару часов проводить Шамана, я не смог удержаться от вопросов о гостях.