Ты спрашиваешь меня: «Почему великие философы и им подобные говорят прекрасные вещи и при этом остаются в такой неразберихе?»
Говоря прекрасные вещи, невозможно разобраться с путаницей, это не так легко и не так дешево. Если вы хотите разобраться с путаницей, если вы хотите выйти за пределы неразберихи, вам придется совершить реальную работу — как это называл Гурджиев. Он называл свою систему «работа». Нужна настоящая работа. Прекрасные желания, поэзия, прекрасная философия могут утешить, но это не поможет. Это так же, как если бы кто-то был голоден, а вы бы продолжали говорить об отменной пище, кто-то голоден, а вы даете ему прекрасно напечатанное меню, кто-то голоден, а вы даете ему почитать поваренную книгу.
Вот в точности то, чем является философия. Философия — это меню. Она так говорит о еде, что у вас начинает течь слюна. Даже при мысли о лимоне вы истекаете слюной. Но это не принесет удовлетворения. Философия воздействует на людей, потому что люди живут в уме.
Я слышал...
Философ пришел на автобусную остановку, но обнаружил, что пришел рано. Он увидел автомат для предсказаний, бросил в него пятицентовую монету, появилась маленькая карточка, на ней было написано: «Вы — Джон Джонс, вам шестьдесят пять лет, вы известный философ, и вы направляетесь в командировку в Чикаго».
Он удивился: «Я не верю этой машине. Я не могу поверить, что эта машина знает столько обо мне. Наверняка тут какой-то подвох». Он снова бросил пятицентовую монету, появилась другая карточка, на ней было написано: «Вы по-прежнему Джон Джонс, вы все еще известный философ, вам все еще шестьдесят пять лет, и вы все еще направляетесь в командировку в Чикаго».
«Я просто не могу поверить!» — воскликнул мужчина, бросая следующую монету. На это раз появилась карточка, на которой было написано: «Вы по-прежнему Джон Джонс, вы все еще известный философ, вам все еще шестьдесят пять лет, вы все еще направляетесь в командировку в Чикаго, но вы сваляли дурака и пропустили свой автобус».
Философия — это валяние дурака! И помните: вы пропустите автобус.
Праздные рассуждения не помогут, это роскошь. Вы можете беззаботно болтать, вы можете строить теории, вы можете возводить воздушные замки, можете грезить о чем-то прекрасном. Но все это — ребячество.
Конечно, если вы умеете быть логичными, если вы умеете быть последовательными в словах, если у вас есть некоторая способность и умение обращаться со словами, вы можете чувствовать себя весьма удовлетворенно. Вы можете почувствовать, что у вас есть ключ, что вы все знаете.
Мальчик из службы доставки зоомагазина не отличался особой сообразительностью. Однажды его попросили доставить кролика для миссис Джонс, шоссе номер два, дом четыре.
«Лучше бы вы записали, чтобы я не забыл», — сказал мальчик.
Сунув адрес в карман, он отправился выполнять поручение. Каждые несколько минут он поглядывал на адрес и говорил: «Я знаю, куда еду: миссис Джонс, шоссе номер два, дом четыре».
Все шло гладко, пока он не угодил в яму на дороге. Грузовичок, на котором он ехал, влетел в канаву, кролик вырвался и со всех ног пустился бежать по открытому полю.
Мальчик взорвался смехом. Когда какой-то прохожий спросил его, что его так насмешило, он сказал: «Вы видели того сумасшедшего кролика, что мчится по полю? Он же не знает, куда бежать, ведь адрес у меня в кармане».
Вся философия такая. Она не связана с реальностью. Философы думают, что им известен адрес Бога. Они не понимают, что все, что они знают, — мусор. Это все их фантазии. Чтобы познать Бога, нужно стать религиозным.
Есть лишь два пути познания реальности: если вас интересует объективная реальность, станьте учеными, если вас интересует субъективная реальность, станьте религиозными. Поэтому философия постепенно исчезает. Возможно, в будущем философия вовсе перестанет существовать, или она приживется только в психиатрических лечебницах.
Наука забрала большую часть. Многие вопросы, которые считались философскими, больше не являются философскими. Наука взяла их на себя, в них больше нет никакой философии. Наука знает точный ответ. Философия может существовать только в сумерках, когда точный ответ неизвестен. Поэтому большую, объективную часть взяла на себя наука. А вторая часть, другая часть, всегда была уделом мистиков — суфиев, хасидов, последователей дзен.
Философия умирает. Теперь не о чем философствовать. Мистик знает, что есть субъективная реальность, ученый знает, что есть объективная реальность, — что осталось философу? Осталось не так уж и много. У философии нет будущего. У нее было великолепное прошлое, но у нее нет будущего. Из философии возникли две системы, которые являются более актуальными: наука и религия.
Философия — это примитивный подход, магический подход. Когда вы о чем-то ничего не знаете, вам остается об этом лишь размышлять. Эти размышления дают некий заменитель, возникает приятное ощущение, что по крайней мере что-то вы знаете. Но вскоре и это ощущение у философии заберет либо наука, либо религия. Обе они куда убедительней.
Будущее — за наукой и религией, а когда-нибудь мы станем свидетелями появления нового подхода, который будет религиозно-научным. В будущем наука и религия встретятся и растворятся в новом виде системы, новом виде синтеза. Это будет величайшим днем в истории человеческого сознания.
Недавно один пожилой французский поэт принял саньясу. Я дал ему имя Ананда Кавишвар. Это означает «великий поэт блаженства». Он спросил меня, когда будет революция. Конечно, он француз, поэтому он мыслит терминами революции. Он очень стар, ему, должно быть, за семьдесят, но французы — это, прежде всего, французы, они совсем не взрослеют. «Когда будет революция?»
Я хотел бы сказать ему, что это и есть революция — то, что я могу назвать настоящей революцией, — когда наука и религия встречаются и исчезают в единой метафизике, в едином синтезе. Это приведет человечество к новому, небывалому рассвету. Это принесет в мир новую гармонию.
Это также поможет исчезнуть всей шизофрении, потому что тело и душа — это две реальности. Я говорю две, потому что наука и религия все еще отделены. На самом деле, они — не две. Тело — это видимая душа, а душа — это невидимое тело. Они на самом деле не две, лишь кажется, что их две, потому что между ними стоит ум. Как только ум исчезает, исчезает разделение, тогда исчезает все разграничение, тогда невозможно решить, где заканчивается тело, и где начинается душа, тогда они сливаются и смешиваются в одном. Это единство суфии называют Богом. Тело и душа исчезли друг в друге, они не существуют по отдельности. Ум, стоящий посередине, разъединяет их, именно он разделяет и дифференцирует их.
Как только уйдет философия, как только не станет ума, кто останется, чтобы разделять объективное и субъективное? Тогда внешнее и внутреннее будут едиными. Они едины. Внешнее — это внутреннее, а внутреннее — это внешнее. Разделение исчезает, двойственность исчезает. Философия же двойственна.
Для этой будущей единой системы пока не существует названия, но, если вы позволите мне, я могу использовать индийский термин даршана — который может стать названием окончательного синтеза...
Даршана — это не философия, как этот термин обычно переводят в индийских университетах. Хотя книги о даршане называются индийской философией, это неверно. Это очень и очень неправильно. Философия означает любовь к размышлениям. София означает знание, мудрость, а фило означает любовь — любовь к знанию. Даршана значит не философия, но филосия — любовь к видению. Не любовь к размышлениям — любовь к реализации, усилие, направленное на достижение видения предельной реальности как она есть. В этой предельной реальности нет разделений. Это единое произведение, это одна мелодия.
С этим видением исчезает вся шизофрения — поскольку при философии человек остается разделенным. Когда вы разделяете внутреннее и внешнее, вы разделяете человека. Когда вы говорите «тело», «душа», вы разделяете человека. А когда вы разделяете человека, вы создаете конфликт, вы создаете напряжение. И внутри все время продолжается война.
Я бы хотел, чтобы вы научились тому, как отбрасывать эту войну, эту непрекращающуюся войну. Тело есть вы, и вы есть тело. Уважайте свое тело, любите свое тело. Уважайте свою душу, любите свою душу. И не создавайте между ними конфликта. Слушайте тихо, и вы обнаружите, что у них один внутренний голос. С этим единым голосом к вам приходит мир, приходит благословение.
Третий вопрос:
Ошо, объясни, пожалуйста, в чем различие между следованием за тобой и сдачей тебе?
Существует огромное различие. Следуя за мной, ты все еще находишься на пути воли, сдаваясь мне, воля исчезает. Следуя за мной, ты важен. Ты есть, и следовать за мной — твое решение. В любой момент, когда тебе захочется, ты можешь передумать, ты можешь отменить свое решение.
Сдавшись мне, ты исчезаешь. И это уже нельзя отменить. Некому отменять. Уже нет способа вернуться обратно. Когда ты просто следуешь за мной, всегда есть возможность повернуть назад. Но сдавшись мне, как ты можешь повернуть назад? Это уже необратимо. Когда ты следуешь за мной, ты остаешься, я остаюсь. Между нами рано или поздно возникнет конфликт.
Сдавшись, ты исчезаешь. А исчезнув, ты увидишь, что и меня никогда не было. В своем исчезновении ты также увидишь исчезновение мастера. Мастер является мастером только потому, что он уже исчез. Он не функционирует как эго. Поэтому иметь настоящий контакт с мастером возможно, только когда ты тоже прекращаешь функционировать как эго — таково значение сдачи. У мастера нет никакого эго. Если вы хотите с ним общаться, если вы хотите быть с ним в общении, если вы хотите быть в глубокой любви с ним, вы должны исчезнуть. Только когда вы тоже становитесь пустотой, будет встреча. Когда нет ученика, барьер сразу же исчезает.
Последователь — не ученик. Последователь интеллектуально убежден в том, что все, что говорит учитель, кажется логически верным. Это убеждение, это интеллектуальное удовлетворение. Вот что значит последователь. Последователь — из головы. А ученик? Ученик не интеллектуально убежден в том, что мастер прав, что бы он ни говорил, ученик убежден, что мастер прав — не в том, что он говорит, но в том, чем он является. Это подход от сердца к сердцу. Это диалог — глубже, чем общение двух голов. Ученик сдается.
И красота — это очень парадоксально, — красота заключается в том, что, когда вы сдаетесь мастеру, вы впервые становитесь самими собой. Потому что сдача внешнему мастеру — это настоящая сдача внутреннему мастеру.
Каждый несет Бога где-то глубоко в самой сердцевине своего существа. Бог присутствует в вас, но вы не знаете, как к нему подойти. Вы забыли способы и средства прихода в свою собственную внутреннюю реальность. Вы заперли дверь и потеряли ключ. И на протяжении веков вы не бывали внутри. Вы не знаете, как вернуться внутрь. Вас парализовало. Вы видите только внешнее, поэтому нужен внешний мастер. Внешний мастер поможет вам выйти к вашему внутреннему мастеру, внешний мастер станет дверью. Вам придется пройти через внешнего мастера, потому что вы не можете пойти напрямую. Если вы можете пройти напрямую, вам не нужен внешний мастер.
Некоторые люди — это случается очень редко — идут без мастера. Да, иногда это возможно. Иногда случается так, что человек приходит прямо к своему существу — но это большая редкость. Это такие исключительные случаи, что их можно перечесть по пальцам, это такие исключительные случаи, что они только подтверждают правило. Поэтому ни одна традиция — суфизм, дзен, хасидизм — ни одна традиция об этом не говорит. Все они настаивают на необходимости мастера.
Почему они об этом не говорят? Не знают? Знают. Это случалось. Несколько раз за многие века случалось так, что человек постигал себя, не проходя через внешнего мастера, он достигал напрямую самой своей сердцевины. Но почему они об этом не говорят?
Люди думают, что Кришнамурти говорит об этом впервые, люди думают, что Кришнамурти в этом очень оригинален. Но это не так. Все мастера знали об этом, но они не говорили об этом по нескольким причинам. Причина в том, что если вам сказать, что самостоятельный путь возможен, само это утверждение станет препятствием для вашей сдачи.
Лишь один из миллиона может идти сам. Что же с остальными? Они тоже подумают, что могут идти — какая необходимость сдаваться? Их эго ухватится за эту идею. Их эго скажет: «Тогда все в полном порядке. Почему я должен кому-то сдаваться? Я могу идти сам». Чтобы защитить таких глупцов, этого никогда раньше не говорили.
Кришнамурти не говорит ничего нового, это всегда было известно. Это одна из старейших, древнейших истин, что исключительный человек постигает все сам. Но это случайно, это нельзя принимать за правило. И говорить об этом опасно, потому что эгоист набросится на это, немедленно примерит на себя.
Поэтому вокруг Кришнамурти вы найдете всевозможных эгоистов. Тот, кто не может сдаться, рано или поздно придет к Кришнамурти. Тот, кто не может сдаться, чье эго очень крепкое, кто не хочет сдаваться, будет очень счастлив с Кришнамурти. К несчастью, это счастье не изменит его.
Ко мне приходит много людей от него. Они говорят: «Мы были с Кришнамурти тридцать, сорок лет. Мы слушали все, что он говорит, и все это совершенная истина. Что вы скажете о нем?»
Я говорю: «Он говорит истину, но он говорит с глупцами. Это истина, но ему не следовало говорить ее вам».
Это их очень обижает. «Почему? Если это истина, тогда почему ему не следует говорить ее нам? Неужели сорок лет потеряны, а может быть, и сорок жизней в будущем?»
«Хорошо, чего вы достигли?»
Они начинают беспокоиться и говорят: «Допустим, мы ничего не достигли. Но ведь истина все равно остается истиной?»
«Да, но вы к ней не готовы».
Истина есть истина, только когда вы готовы ее использовать. Нужно, чтобы она помогала. Будда сказал, что под словом «истина» понимается только одно — что она работает. Если нечто работает, оно верно, если оно не работает, какой смысл называть это истиной? Это бесчеловечно.
Истина Кришнамурти не работала. Она не могла работать. Она могла бы работать только в редких случаях. И человек, для которого в ней могла бы оказаться какая-то польза, не шел к Кришнамурти. Зачем ему беспокоиться? Он мог идти напрямую. Зачем ему проходить через Кришнамурти? Люди, окружающие Кришнамурти, хотя и нуждались в ком-то, но все были настолько эгоистичны, что не могли сдаться. Поэтому это была хорошая поддержка для их эго... им не нужно сдаваться, но мастер у них есть.
Но вы не можете иметь мастера, не сдавшись ему. Кришнамурти — это мастер без учеников. Его ученики не сдавались ему. Само его учение запрещает сдачу. Он прожил очень одинокую жизнь. И порой он очень злился — злился, потому что вся его жизнь была растрачена впустую.
Будда помог тысячам. Тысячи стали просветленными. Не только при его жизни, даже когда его не стало, цепочка продолжилась, силсила продолжилась. Даже сейчас, то тут, то там распускается цветок и склоняется в низком поклоне благодарности Будде — все еще, спустя две тысячи пятьсот лет.
Кришнамурти — человек того же калибра, что и Будда, человек того же разума, что и Будда. Он ни в чем не уступает Будде. Кроме идеи о том, что ученику не нужно сдаваться... сдаваться даже перед истиной, даже перед величайшей опасностью. Это позволило собраться вокруг него одним эгоистам; те, кто хотел бы сдаться, не придут к нему, потому что он не позволяет сдаваться. Те, кто не хочет сдаваться и все еще находится в поиске мастера, — они не могут положиться на себя и не могут сдаться, — вот такие люди собрались вокруг него.
А сейчас они оказались в тупике. Кришнамурти застрял с ними, а они застряли с Кришнамурти. Кришнамурти не может сказать им сдаться... в тот день, когда Кришнамурти скажет сдаться, они сбегут, потому что они там только из-за того, что он продолжает считать, что не нужно никому сдаваться. Они чувствуют себя очень хорошо, совершенно счастливы от этой мысли. Им не нужно ставить на карту свое эго.