Но помните, если вы сможете найти живущего подлинного мастера, вы не пойдете против Гурджиева. Два подлинных мастера никогда не будут врагами, они не могут ими быть. Если ты действительно был последователем Гурджиева в течение восьми лет — как написал мне этот ищущий — если ты действительно следовал за ним, значит, это он привел тебя сюда. Теперь, если ты хочешь создать барьер между мной и собой под именем Гурджиева, это твой выбор. Но это будет твоя ответственность, не обвиняй Гурджиева. Он привел тебя сюда. Он уже слишком много для тебя сделал.
То, о чем я говорю, — это в точности то, что делал Гурджиев. Конечно, я говорю на другом языке, я другой человек. Но только наши пальцы различны, Луна, на которую мы указываем, одна и та же.
Если вы следовали за подлинным мастером, и этого мастера больше нет, тогда мастер в ответе за то, чтобы отправить вас к другому подлинному мастеру, чтобы ваш рост мог продолжиться. Только не будьте так одержимы прошлым. Гурджиева больше нет — я есть.
Впрочем, скоро и меня не станет. И помните, я бы хотел специально напомнить своим ученикам: если вы по-настоящему любите меня, когда я уйду, я направлю вас к людям, которые будут еще живы. Так что не бойтесь этого. Если я отправлю вас в Тибет, или если я отправлю вас в Китай, или если я отправлю вас в Японию или в Иран — идите. И не говорите, что из-за того, что вы принадлежите мне, вы не можете принадлежать другому живущему мастеру. Просто посмотрите ему в глаза, и вы снова найдете мои глаза. Тело будет другим, но глаза будут теми же.
Если ваше путешествие не завершится со мной, пока я здесь, если что-то еще останется несделанным, незавершенным, то не бойтесь. Отбрасывая меня, вы не предаете меня. На самом деле, не отбрасывая меня и не следуя за реальным, живым мастером, вы будете предавать меня. Держите это в памяти.
Жан-Поль Сартр написал однажды то, что мне понравилось: «Люди часто рассказывали мне о прекрасном вкусе фиников и бананов — но на самом деле его нельзя оценить. Чтобы узнать, что они собой представляют, их нужно съесть сразу, на месте, после того, как их сорвали. Я всегда считал бананы мертвым фруктом, чей настоящий вкус ускользал от меня. Книги, переходящие из одной эпохи в другую, — такие же мертвые фрукты. В иное время они имели другой вкус — острый и резкий. Нам следовало прочесть „Эмиля“ или „Персидские письма“ сразу после того, как их сорвали».
Мне нравится это изречение Жана-Поля Сартра. В точности то же самое происходит и с мастерами. Когда они живы, у них есть вкус, острый и резкий. Когда плод только что сорван с дерева, ему присуще совершенно иное качество. Мертвый мастер похож на консервированные фрукты. Можно открыть банку и съесть фрукты, но чего-то будет не хватать. Будьте храбрыми и всегда доверяйте жизни. Моя любовь к вам или ваша любовь ко мне никогда не должны становиться помехой. Любовь освобождает. Любовь дарит вам свободу.
Так что не беспокойтесь. Если ты был последователем Гурджиева на протяжении многих лет, а теперь пришел сюда, и теперь твое сердце начинает трепетать со мной, не беспокойся. Гурджиев был не особо моногамным! Я его прекрасно знаю. Если же он разозлится, или что-то еще, это моя проблема. Я позабочусь об этом. Но не ищи оправданий. Когда мастер жив, жив его тарикат. Он имеет вкус — острый и резкий.
Почувствуй мастера, пока он жив. Дураки поклоняются смерти, мудрецы поклоняются жизни.
Теперь история.
Шейха Фируза, почитаемого как учителя многих выдающихся суфиев, часто спрашивали, почему он не учил их быстрее.
Тот же вопрос задают и мне, снова и снова. Многие люди приходят ко мне и говорят: «Ошо, сделай что-нибудь поскорее!»
Я могу понять ваше желание, я могу понять вашу жажду, ваше стремление к этому. Но ничто нельзя сделать быстро, коротких путей нет: короткие пути обещают только лжеучителя.
Короткого пути нет. Рост очень труден, и ничто нельзя сделать быстрее, чем вы можете впитать. Есть определенный предел у вашей способности впитывать, есть определенный предел у вашего разума. Когда вы что-то впитали, ваша емкость увеличилась, тогда возможно что-то большее. Когда вы впитали и это, тогда ваша емкость становится еще больше, и снова что-то можно сделать. Так это и продолжается. Рост происходит медленно.
Это вам не сезонные цветы. Рост происходит медленно. Он подобен могучим деревьям, для роста которых требуются сотни лет, но затем они могут поговорить со звездами. Сезонные цветы живут всего несколько недель. Они быстро вырастают и быстро увядают. Они как сны, они не по-настоящему реальны. Они только делают вид, что существуют.
Будьте настоящим ливанским кедром. На это требуется время, это трудно. Когда вы начинаете подниматься к небу, к облакам, Луне и звездам, это трудно. Это трудно, потому что вам нужно вырастить корни, пустить глубокие корни в землю. Дерево растет в одинаковой пропорции — если ему нужно вырасти на сто футов в небо, ему нужно врасти на сто футов под землю. Для таких корней требуется время.
Вы не видите корни, корни невидимы. Когда вы приходите к мастеру, мастер видит ваши корни. Он видит, сколько у вас корней. Если вы растете слишком быстро, а ваши корни не готовы удерживать вас такими большими, вы упадете, вы сломаетесь. Вы совсем не сможете расти. А когда вы упали, очень сложно снова укорениться.
Поэтому ни один мастер не может помочь вам расти быстрее. Эту гонку нужно отбросить. Нет нужды. На каждом шагу нужно наслаждаться и праздновать.
Несколько дней назад пришла одна молодая саньясинка. Она приняла саньясу в своей стране. Я отправил ей имя — Ятра. Ятра означает паломничество. Вчера вечером она пришла немного озадаченная и обеспокоенная. Она сказала: «Мне не очень понравилось имя. Просто паломничество? Без цели?»
Она олицетворяет западный ум — важна цель, не паломничество. Здесь, на Востоке, наше восприятие совсем иное. Важно паломничество, цель — лишь оправдание для паломничества. Кого волнует цель? Каждый момент, проведенный в пути, настолько прекрасен, настолько великолепен — каждое дерево и каждая птица, которые вам встречаются, так бесконечно прекрасны, что кого волнует цель? Каждый момент есть цель.
Но я могу понять ее беспокойство. Должно быть, она начала размышлять в уме: «Паломничество, паломничество, паломничество... Но когда и где оно закончится?» Оно нигде не заканчивается. По сути, если оно где-то закончится, то будет очень грустно. Что вы тогда будете делать? Что дальше? Тогда вы застрянете где-нибудь между Богом, сидящим перед вами, и собою, сидящим перед Богом, вы станете как муж и жена — тупик. Что вы будете делать дальше? Нет другого Бога, и идти некуда. Нет, Бог — не цель, Бог — это паломничество. Пусть это будет хорошо осмыслено.
Идея цели — это идея жадного ума. А когда вы думаете о цели, естественно, вы думаете о том, чтобы быть быстрыми. В чем смысл? Зачем ехать на воловьей упряжке? Почему бы не полететь с реактивной скоростью?
И есть лжемастера, такие как Махариши Махеш Йоги, который говорит, что его метод — реактивный.
Ни один метод, ни один тарикат не обладает реактивной скоростью, ни один тарикат не может быть таким. Но это так привлекает людей, ведь люди желают все по-быстрому. Они хотят, чтобы все происходило мгновенно. Поэтому пообещайте им, что за десять-двадцать минут утром, десять-двадцать минут вечером они после двух-трех недель станут просветленными, и они ваши. Они не станут просветленными, но кого волнует их просветление, раз они уже заплатили деньги... Дураков много, кто-нибудь да и клюнет. Всегда можно положиться на дураков, они — очень надежные люди.
Скорость не духовна. Сама идея скорости не духовна. Отчего не наслаждаться каждым моментом жизни? Тогда каждый момент становится целью сам по себе. Тогда каждый момент внутренне ценен, его нельзя принести в жертву чему-то другому.
Когда вы идете к цели, вы не смотрите по сторонам — деревья стоят поодаль и ждут небольшой ласки от вас, птицы поют и поют для вас — но вы торопитесь... Как вы можете смотреть по сторонам? И ребенок был там, улыбался вам, а вы упустили. И женщина плакала, а вы упустили ее слезы. И роза цвела, а вы так торопились, что не смогли ее увидеть.
Да, вы можете двигаться с реактивной скоростью. Но куда? Вы упустите все паломничество. А если вы упустите паломничество, цель исчезнет, другой цели нет. Жизнь — сама по себе цель.
Шейха Фируза, почитаемого как учителя многих выдающихся суфиев, часто спрашивали, почему он не учил их быстрее.
Он отвечал: «Потому что даже самый преданный будет до определенной точки понимания оставаться совершенно не обучаемым. Он здесь во плоти, но во всем остальном он отсутствует».
Вы можете учить лишь до этих пор — затем вам нужно ждать, пока обучение будет впитано. Если кто-то болен, вы даете ему лекарство в определенном количестве. Вы не можете влить в него все лекарство, весь курс в один момент. Это его убьет. Вместо того чтобы вылечиться, он заболеет еще больше. Вы можете давать лишь в строго ограниченных количествах. Количество, сколько вы можете впитать, будет определяться возможностями человека. Когда он это впитает, он станет немного более здоровым и затем сможет впитать еще чуть-чуть... и так далее. Только так.
«Потому что даже самый преданный будет до определенной точки понимания оставаться совершенно не обучаемым».
Так что нужно ждать, пока он снова вырастет, откроется немного больше, станет готовым, у него будет немного больше пространство, тогда снова его можно обучать.
«Он здесь во плоти, но во всем остальном он отсутствует».
Когда ищущий приходит к мастеру в первый раз, он приходит только как тело. «Он здесь во плоти, но во всем остальном он отсутствует».
Поэтому нужно начинать с шариата, потому что вы — лишь тело. Люди приходят ко мне: «Ну и какой смысл менять одежду? Разве мы не можем стать саньясинами внутри? Какая необходимость в оранжевой одежде, мале и новом имени? Мы разве не можем стать саньясинами внутри?» Конечно, но вам придется подождать. Вы используете слово «внутри», даже не зная его значения. Вы никогда не бывали внутри. Вы жили в теле, с телом. Это — те же самые люди, которые придают слишком большое значение одежде. На самом деле они приводят эти аргументы, защищая свою старую одежду: «Какой смысл менять одежду?» Это те же самые люди.
Одна индуска хотела принять саньясу, но она сказала: «Я готова на все, но у меня триста сари, и я люблю их, они — моя единственная любовь. Я могу оставить своего мужа, если ты скажешь, я могу оставить своих детей — я устала и сыта заботой о них по горло — но триста сари? Только подумать!»
Я знаю эту женщину. В прошлом я останавливался в ее доме, и я знаю, что у нее действительно огромная коллекция прекрасных сари — самых дорогих из всех возможных. У нее уходят целые часы на то, чтобы выбрать, какое надеть в этот день.
Для меня это тоже было настоящей проблемой! Потому что я собирался на лекцию, ее муж сидел в машине, я сидел там же, и он все время жал на гудок... а она не шла. И он говорил: «Должно быть, она выбирает сари».
Теперь она говорит: «Какой смысл менять одежду? Разве мы не сможем достичь просветления в любом другом цвете?»
Такие аргументы. И я знаю эту женщину, она и есть сари, ничего более. Внутри сари вы никого не найдете. Она — лишь ее тело. Целыми часами она стоит перед зеркалом — они очень богаты, и ей не нужно работать. У нее одна обязанность: стоять перед зеркалом. Однажды я сказал ей: «Даже зеркалу ты скоро надоешь до смерти».
Однажды Мулла Насреддин ловил мух и поймал трех. Он сказал жене: «Я поймал трех. Один самец и две самки».
Жена удивилась и спросила: «Как ты узнал, что один самец и две самки?»
Мулла ответил: «Две сидели на зеркале, а одна — на газете!»
Вот как обстоят дела. Вы спрашиваете меня: «Какой смысл менять одежду?» Вы — одежда и больше ничего, поэтому я должен ее поменять.
Все начинается с шариата. Затем, мало-помалу, через тарикат, вам придется вырасти психологически. Люди заблуждаются относительно того, что они обладают психологией. Нет, у вас еще нет психики. Вы только слышали это слово. У вас есть только поведение, у вас еще нет психологии.
Вот почему Гурджиев говорил, что психология должна родиться — наука еще не родилась, психология ждет рождения. Человек не обладает живым умом, откуда взяться психологии? Самое большее, что может быть, — это инженерия, механика, наука о поведении, но не может быть никакой психологии.
Только будда может иметь психологию. Да, шейх Фируз может иметь психологию. Вы не можете иметь психологию, прямо сейчас у вас есть только модель поведения, и все.
Он говорит, что ученик «...здесь во плоти, но во всем остальном он отсутствует». Поэтому его нужно заставить присутствовать в ином качестве. Только тогда, медленно-медленно, учение может проникнуть в него глубоко. Сначала должен быть создан путь, должна быть создана психика, должен быть создан ум.
Итак, это — одно из самых парадоксальных усилий мастера. Сначала он должен создать ум, а затем он должен его разрушить. Сначала он должен создать мост от окружности к центру, а затем — разрушить этот мост, иначе вы снова начнете движение к окружности. Создайте мост, а затем разрушьте мост за своей спиной. Тогда однажды человек останется в центре. Он становится суфием. Он должен прийти к тасаввуф.
Он также рассказал эту историю...
Жил-был монарх, который хотел стать суфием. Суфий, к которому он обратился за помощью, сказал: «Ваше величество, вы не можете обучаться с избранными, пока не преодолеете невнимательность».
Невнимательность означает рассеянность, недостаток осознанности или недостаток бдительности, сознания.
«Невнимательность! — воскликнул монарх. — Разве я не внимателен по отношению к своим религиозным обязанностям? Разве я не забочусь о людях? Кого вы можете найти в моих владениях, кто бы жаловался на меня из-за моей невнимательности?»
Вот это человек шариата. Он говорит: «Я выполняю свои обязательства, свои обязанности, свой долг. Я выполняю свой долг перед женой, перед детьми, перед своим народом, своей страной. Ни у кого нет никаких жалоб. Вы когда-нибудь слышали, чтобы кто-то жаловался по поводу моей бдительности, осознанности, ответственности? Кто вам сказал, что я невнимателен?»
Это то, что говорит воскресный прихожанин: «Я религиозен». Вот что говорит индус, потому что он каждое утро совершает пуджу. Вот что говорят по поводу своих действий все люди, соблюдающие ритуалы. Мусульманин думает, что стал мусульманином, потому что пять раз в день совершает намаз. Можете совершать его хоть пятьдесят раз в день — это не сделает из вас мусульманина. Это останется ритуалом. Вы можете его совершать, вы можете выполнять его идеально, можете повторять Коран слово в слово, и все же вас там не будет. Это будет как граммофонная пластинка, пока в этом не будет вашего сердца, пока вы не будете делать этого с вспоминанием.
На днях я рассказывал вам о том, что суфии говорят о состоянии гхафла — бессознательности. Гурджиев заимствовал идею о том, что человек находится в состоянии сна, у суфиев. Гурджиев имел обыкновение говорить, что человек — это машина. Человек спит, человека нет, потому что нет осознанности. Эта суфийская идея имеет огромную ценность.
Состояние гхафла, бессознательности, должно быть трансформировано в состояние зикр — вспоминания. Вот что подразумевал суфий, говоря: «Ваше величество, вы не можете обучаться с избранными, пока не преодолеете невнимательность».
«Невнимательность!» — воскликнул монарх.
Должно быть, он разозлился. Должно быть, он воспринял это как оскорбление, как жалобу.
Суфий сказал:
«Именно в этом и заключается трудность».
Потому что вы думаете, что, выполняя свои обязательства, исполняя свой долг, вы являетесь человеком осознанности. Но с чего вы взяли?