— Смотри, мой мальчик, смотри, сколько хочешь. Мне приятно встретить человека, который интересуется нашим искусством.
Он ушел в другую комнату.
Я ходил вокруг, принюхивался то к одному, то к другому. Потом отыскал какой-то порошок и понюхал его. Наверное, я перестарался, потому что пыль от него забилась в ноздри и дальше, в дыхательные пути. Меня начал душить кашель. Я все кашлял и кашлял, пока какой-то лама не подошел и не дал мне выпить чаю.
Придя в себя после этой неприятности, я подошел к дальней стене, возле которой стоял огромный бочонок. Я заглянул внутрь и очень удивился. Бочонок был наполнен необычайной на вид корой, какой я никогда раньше не видел. Я прикоснулся к кусочку коры, и он раскрошился под моими пальцами. Нагнувшись пониже, я удивленно разглядывал содержимое бочонка. Я не мог понять, для чего используется эта старая труха. Кора была шершавей и грязней любой из тех, что я видел в наших парках. Лама заметил меня, подошел и сказал:
— Ну что, никак не можешь понять, что это такое?
— Да, уважаемый лама, — ответил я, — мне кажется, это просто мусор.
Он засмеялся и сказал:
— Эта кора, парень, используется во всем мире для излечения самого распространенного заболевания. Она вылечила многих и спасла много жизней. Догадайся, что это? Какая самая распространенная болезнь?
Он поставил меня в тупик. Я все думал и думал, но так и не смог ответить.
— Это запор, малыш, обычный запор. Величайшее проклятие мира. Эту священную траву мы покупаем у торговцев из Индии. Мы называем ее священной, потому что ее привозят из очень далекой страны — Бразилии, где ее называют каскара саграда (cascara sagrada). Мы используем ее как чай или, в исключительных случаях, выпариваем ее и полученный продукт смешиваем с определенным количеством мела и сахара, а затем прессуем в таблетки. Они предназначены для тех, кто не может переносить едкого вкуса этого чая.
Лама улыбнулся мне доброй улыбкой. Очевидно, он был очень доволен моим интересом. Это было на самом деле очень занимательно.
Старый лама, которого я встретил в самом начале, быстро подошел ко мне. Поинтересовавшись, как мои дела, он улыбнулся, увидев у меня в руках кусочек каскара саграды.
— Пожуй его, мой мальчик. Это пойдет тебе на пользу, он излечит твой кашель, потому что, пожевав, ты будешь бояться кашлянуть.
Затем он упорхнул, подобно маленькому эльфу. Он был высокопоставленным ламой, но небольшого роста.
— Сюда, сюда! — сказал он. — Посмотри на это. Это растение из нашей страны. Узнаешь?
Это была кора дерева, которое мы называли «скользким вязом». Она была очень полезна для страдающих гастритом. Мы измельчали эту кору, приготавливая из нее пасту. Страждущий принимал эту пасту, и боли у него уменьшались.
— Погоди, малыш, погоди. Я уверен, тебя ожидает великое будущее, если ты придешь работать к нам.
Я поблагодарил его и другого ламу за их доброту и вышел. Так закончился первый из моих многочисленных визитов сюда.
Туг я услышал поспешные шаги. Подбежал мальчик с распоряжением от моего Наставника. Лама Мингьяр Дондуп ждал меня в своих апартаментах, которые сейчас были уже почти и моими, ведь я должен был поселиться в одной из соседних комнат. Я туго затянул свою мантию, стараясь выглядеть аккуратным, и без промедления отправился. Мне не терпелось поскорее узнать, какая комната будет моей.
Глава 12
Спасение монаха
Моя личная комната — Вид из окна — Наставник рассказывает о Хатха-йоге — Удивительные картины — Прогулка по окрестностям — Кис-Кис ведет меня за собой — Раненый монах — Я поднимаю тревогу — Наставник приходит на помощь
Моя комната оказалась замечательной. Она была небольшой, но вполне удовлетворяла моим запросам. Меня очень обрадовало, что здесь стояло два низких стола, на одном из которых лежало большое количество журналов и газет. На другом находились лакомства, которые мне всегда очень нравились. Когда я вошел, монах-слуга улыбнулся мне и сказал:
— Боги удачи, наверное, благоволят к тебе. Твоя дверь находится по соседству с дверью высочайшего ламы Мингьяра Дондупа.
Я знал это. Его замечание не было для меня новостью. Он продолжал:
— Вот дверь прямо в его комнату. Но запомни, ты не должен входить в нее без позволения своего Наставника, потому что он может находиться в глубокой медитации. Ты встретишься с ним через некоторое время, а пока я предлагаю тебе присесть и подкрепиться.
С этими словами он вышел из комнаты. Моя комната! Как приятно это звучит! Как замечательно получить собственную комнату после того, как был вынужден долго спать в спальне, заполненной целой гурьбой мальчишек.
Я подошел к столу и тщательно обследовал разложенные там сласти. Поколебавшись немного, я наконец решил, что мне съесть. Это было розовое пирожное, верх которого был посыпан чем-то белым. Я взял его в правую руку, затем на всякий случай взял еще одно в левую и отошел к окну. Мне хотелось определить, в какой части здания я находился.
Я положил руки на каменный подоконник и высунул голову наружу. Вдруг одно из моих индийских пирожных полетело вниз, и я посмотрел ему вслед, бормоча проклятия себе под нос. Я поспешно проглотил второе, лишая его возможности разделить судьбу упавшего. Покончив с ним, я принялся рассматривать открывающийся вид.
Я находился в юго-восточной части здания. Моя комната была крайней, как раз на углу пристройки. Из окна я мог видеть Парк Сокровищ — Норбу-Линга. Сейчас он был заполнен ламами, — казалось, они ведут оживленный разговор, постоянно жестикулируя. Некоторое время я наблюдал за ними. Один из них сидел на земле. Другие постоянно двигались вокруг него и что-то декламировали. О! Я знаю, что они делают. Они репетируют публичные дебаты, в которых собирается принять участие сам Далай-Лама.
Несколько странников брели по Лингкорской дороге — брели с таким видом, словно надеялись под каждым кустом, под каждым камнем отыскать золотой слиток. Это была разношерстная публика. Некоторые из странников были истинными, чистосердечными пилигримами. Другие были шпионами — русскими шпионами, которые следили за нами и китайцами, и китайскими шпионами, которые следили за нами и русскими. Я подумал, что если уж они шпионят друг за другом, то вполне могли бы оставить нас в покое.
Прямо под моим окном было болото. Через него протекал небольшой ручей, который вливался в Счастливую Реку. Лингкорская дорога проходила по мосту, соединявшему берега реки. С нескрываемым весельем я разглядел на нем группу городских мальчишек. Мы называли их «черными головами» из-за того, что они не брили головы, как это делали мы, монахи. Они дурачились, стоя на мосту. Бросая в реку деревянные щепки, они перебегали на другую сторону моста, наблюдая, как щепки появляются из-под него.
Вдруг один из мальчишек не удержался и неожиданно свалился в воду головой вниз. Как ни в чем не бывало, он, барахтаясь, направился к берегу, покрытому очень вязким илом, с которым мне уже пришлось иметь дело. Все мальчишки сбежались на берег и принялись помогать только что выбравшемуся из воды приводить себя в порядок. Они знали, что отец и мать вряд ли похвалят его, если он вернется в Лхасу в таком виде.
Дальше на востоке я увидел лодочника, продолжавшего упорно работать, переправляя людей через реку. Он трудился в поте лица, надеясь заработать побольше денег. Все это очень интересовало меня, потому что я еще никогда не плавал по реке на лодке, и сейчас это было самым большим моим желанием.
Чуть дальше от переправы располагался еще один парк, Кашна-Линга. Он находился на дороге, которая вела в китайскую резиденцию. Из своей комнаты я мог видеть стены этой резиденции. Мне хорошо был виден сам сад, хотя он был скрыт от взглядов высокой стеной. Мы, мальчишки, всегда считали, что за стенами китайской резиденции творятся разнообразные зверства. Кто знает? Может это так и было.
Еще дальше на восток находился Хати-Линга, очень красивый и старый парк, который располагался на болотистой почве. За парком можно было разглядеть Бирюзовый Мост. Он был необычайно красив. Мне доставляло удовольствие смотреть, как люди поднимаются на это сооружение и через некоторое время спускаются с другой стороны.
За Бирюзовым Мостом виднелся город Лхаса: Зал Совещаний и, конечно, золотая крыша Йо-Канга, лхасского собора, который, должно быть, был старейшим зданием в нашей стране. И наконец, далеко за городом виднелись горные цепи, усыпанные хижинами отшельников и множеством небольших монастырей.
Я был очень доволен комнатой и открывающимся из нее видом. Тут меня осенило, что мне не видна Потала. Но высокие чиновники Поталы также не видят меня. Здесь я буду кидать камешки или комья тсампы в ничего неподозревающих странников, и никто из них, очевидно, не увидит меня!
В Тибете у нас не было кроватей. Мы спали на полу. Иногда у нас не было даже подушек, мы просто закутывались в одеяла и располагались на полу, положив под голову свернутую мантию.
Мне некуда было идти, я сел спиной к окну так, чтобы свет падал из-за плеча, и взял журнал. Заголовок ничего не значил для меня, потому что, будь он на английском, французском или немецком языке, я все равно не сумел бы ничего прочесть. Но как только я открыл этот журнал, я понял, что он индийский. Я увидел какую-то картинку и смог прочесть под ней несколько названий и обрывки слов.
Я пролистывал страницы. Слова ничего не значили для меня, и я принялся просто разглядывать картинки. Я взялся за журнал с некоторым предубеждением, но сейчас мое отношение к нему изменилось в лучшую сторону. Мне нравилось разглядывать картинки, в то время как мои мысли блуждали где-то далеко. Я лениво переворачивал страницы и вдруг остановился и стал смеяться.
Я смеялся от всей души. На двух центральных страницах журнала была помещена серия картинок, на которых люди, стоящие на головах, завязывали себя в узлы или что-то вроде этого. Теперь я знаю, что это были всего лишь некоторые упражнения йоги, которая в то время была очень распространена в Индии. Я смеялся громко и долго, пока неожиданно не увидел своего Наставника, Ламу Мингьяра Дондупа, который, улыбаясь, стоял у двери.
Прежде чем я вскочил на ноги, он остановил меня жестом, сказав:
— Не надо, Лобсанг, оставим формальности. Формальности подходят для официальных случаев, но эта комната — твой дом, так же, как и моя комната, — он прошел через открытую дверь, — это мой дом. Но что заставило тебя так смеяться?
Я притих и показал картинки. Наставник подошел и сел на пол рядом со мной.
— Ты не должен смеяться над верованиями других людей, Лобсанг. Разве тебе понравилось бы, если бы кто-то смеялся над твоей верой? Это, — он указал на картинки, — упражнения хатха-йоги. Я сам не занимаюсь йогой, никто из высших лам не занимается ею. Ее практикуют лишь те, кто не может заниматься метафизическими науками.
— Мастер! — умоляюще попросил я, — расскажите мне что-нибудь о йоге. Как люди занимаются ею? Что это такое? Меня все это очень интересует.
Наставник некоторое время смотрел на свои пальцы, а затем ответил мне:
— Хорошо, тебе нужно знать об этом. Давай поговорим сейчас. Я расскажу тебе кое-что.
Я сидел и слушал, как говорит Наставник. Он везде побывал, все видел и всем занимался. Я же не мечтал о большем, только бы быть похожим на него. Я слушал его так внимательно, как мог слушать только маленький мальчик.
— Меня не интересует йога, — сказал он, — потому что йога занимается лишь развитием тела. Как только тело человека достигает определенной степени развития, йога становится просто тратой времени. Из-за этого в нашей стране никто, за исключением самых низших классов, не практикует йогу. Индийцы же посвящают этому культу много времени. Мне кажется, что йога уводит человека от настоящих истин. Признано, что перед тем, как приступить к метафизическим упражнениям, человек должен научиться управлять своим телом, дыханием, эмоциями и мышлением. Но, — он улыбнулся и посмотрел на меня, — я противник йоги, потому что это лишь попытка с помощью грубой силы сделать то, что может быть достигнуто только духовными средствами.
Пока он говорил, я разглядывал картинки. Казалось удивительным, что люди завязывают себя в узлы и думают, что достигают при этом духовного развития.
Мой Наставник продолжал:
— Многие представители низших классов Индии под прикрытием хатха-йоги часто занимаются нехорошими вещами. Они практикуют гипноз и другие подобные фокусы, будучи убежденными, что все это — духовная деятельность. Но это лишь трюки и ничего больше. Я не слышал ни о ком, кто бы попал в Райские Поля лишь потому, что научился завязывать себя в узел, — сказал он смеясь.
— Но почему люди занимаются этими удивительными вещами? — спросил я.
— Есть определенные физические проявления, которых можно достичь с помощью йоги. Несомненно, что если человек практикует йогу, это позволяет ему развивать мышцы, но это не способствует духовному развитию. Многие индийские йоги выставляют себя напоказ. Таких людей называют факирами. Они путешествуют из деревни в деревню, из города в город и устраивают представления. Они завязывают себя в узлы, очень долго держат руку над головой и делают другие удивительные вещи. Они создают видимость, что практикуют самую прекрасную систему в мире. И поскольку это шумное меньшинство пользуется успехом у публики, люди думают, что хатха-йога — это путь к великим истинам. Все это полная ерунда. Йога всего лишь помогает человеку обрести контроль и дисциплинировать свое тело и не может способствовать духовному развитию. Он засмеялся и сказал:
— Тебе будет трудно поверить, но в молодости я сам занимался йогой. И я обнаружил, что трачу слишком много времени, стараясь сделать несколько детских упражнений, вместо того, чтобы посвятить это время совершенствованию духа. По совету одного мудрого старца я бросил йогу и занялся серьезными делами.
Он посмотрел на меня и, протянув руку в направлении Лхасы, качнул ею и указал на Поталу:
— Во всей нашей стране ты не найдешь ни одного высокого ламы, занимающегося йогой. Они посвящают себя настоящим делам. — Он поднял брови и посмотрел на меня. — Йоги же, как ты знаешь, собирают вокруг себя глазеющую толпу зевак, которые уверены, что эти йоги — очень развитые люди, обладающие ключами к спасению и духовности. Настоящие приверженцы метафизики никогда не говорят о том, чем занимаются. К сожалению, йоги — это шумное меньшинство, которому легко удается завоевать общественное мнение. Мой совет тебе, Лобсанг: никогда не связывайся с йогой, это не принесет тебе пользы. Ты родился обладающим некоторыми способностями — ясновидением, телепатией. Тебе нет никакой необходимости возиться с йогой, это может быть даже вредно.
Пока он говорил, я бездумно перелистывал страницы журнала. И вдруг мое внимание привлекла еще одна картинка. Я увидел человека, похожего на жителя Запада. Его лицо было так искажено, словно он старался сделать какое-то упражнение. Я указал на него Наставнику. Он посмотрел и сказал:
— А! Это жертва йоги. Этот западный человек занимался упражнениями и сломал себе кость. Западные люди поступают довольно глупо, когда начинают заниматься йогой, — их мышцы и кости недостаточно гибки для этого. Йогой может заниматься только тот (если он действительно захочет этого!), кто упражнялся с самого раннего возраста. Для людей среднего возраста практиковать йогу не только глупо, но и опасно. Нелепо говорить, что эти занятия полезны для здоровья. Это не так. Все, что они могут, это принести пользу некоторым мускулам. Каждый раз, когда человек ломает себе ногу или разрывает связку, это происходит по его собственной вине и служит напоминанием о том, что он занимается не своим делом.
Наставник рассмеялся и сказал, закрывая журнал: — Все йоги, которых я видел, были настоящими чудаками. Они считали себя умнейшими людьми, они думали, что знают все и что в занятиях йогой состоит спасение мира. Однако это всего лишь упражнения, то же самое, чем занимаетесь вы — мальчишки, — когда лазите по деревьям, ходите на ходулях или носитесь с бешеной скоростью по полю, пытаясь поднять змея в воздух. Йога — это только физические упражнения и ничего больше. В ней нет и следа духовности. Возможно, она поможет кому-то улучшить свое физическое состояние, но если он хочет развиваться, то рано или поздно должен будет бросить йогу и заняться стоящими вещами, духовным совершенствованием. В конце концов через несколько лет мы покинем тело, и тогда будет неважно, сильны ли его мускулы и крепки ли кости. Единственное, что будет иметь значение, — это состояние духа. После паузы Наставник продолжил: