— Может, эпидемия? — начала было она в недоумении, встревожено обратившись к веселому и беззаботному Дьяволу.
— Не иначе, Горынычи тут побывали, — успокоил он. Дьявол страшного опустошения как будто не замечал, ступая по воздуху чуть выше земли.
Манька опешила, уставившись на Дьявола во все глаза. Неужели Птица Благодати могла ступать по земле? Были такие в государстве, состояли на службе у Их Величеств, стерегли дворец, но про них даже шепотом не говорили, и описать никто не брался. Летали они быстро, и кто видел, толком рассказать ничего не мог. Со многими случались приступы, когда драконы летели по небу, будто враз мерещилось, что благодать сошла неземная, против воли начинали молиться и радовались, словно опоенные колдовским зельем. А когда отходили, то в уме ничего не оставалось.
Поговаривали, что любой, кто заглянул в их глаза — сыпался пеплом…
Выходит, не так далеко была Благодетельница, наведывалась она в здешние места… Может, к той же Посреднице?! Или драконы были не только у Их Величеств? А если дракон мог так землю разорить, пропустит ли ее?
— Да-да, есть такие! Состоят на службе у царствующих особ и у особ особо знаменательных, — довольно подтвердил Дьявол. — А ты думала простенькие они? Нет, Маня, служит Помазанникам всякий, — он тяжело вздохнул. — Не передумала еще? А то, может, домой вернешься? Убьют ведь!
Манька хмыкнула, пожав плечами. Она уже справилась с малодушием. Наверное, Благодетельнице какая-то охрана была положена. Без охраны любой мог прийти с требованиями, или, еще хуже, выставить из дворца и себя на трон усадить. Но если Радиоведущая будет знать, что пришла по делу, разве допустит, чтобы ее спалили?! Давно бы осталась Благодетельница одинешенька во дворце, если бы драконы всех подряд палили. Значит, не всех, а только с худыми намерениями.
— Я ж по делу иду, не просто так. И с добром. Не воевать собралась. С чего мне поворачивать назад?
— Ну-ну, — неопределенно пожал плечами Дьявол, прекращая допрос и помогая ей переправиться через сухой овраг.
Дальше впереди, насколько хватало глаз, раскинулась такая же пустыня, не пустыня, а мертвая земля. Костей и трупиков здесь было еще больше — и умирали они не от огня. При внимательном осмотре она не заметила признаков опаленной шерсти. Уж если дракон, отчего же в стороны не разбежались? Но, может быть, и дракон — сплавленного песка тут было много.
— Лучше бы подсказал воды с собой взять, — удрученно укорила она Дьявола. — Как пить хочется!
— Маня, ну разве этот колодец недостаточно хорош для тебя? — спросил Дьявол нарочито весело, указывая чуть правее того места, куда смотрела Манька.
Манька повернула голову в указанном направлении и обомлела!
И, правда, посреди пустынного безобразия, как мираж, предстал взору сказочный колодец, украшенный цветистою резьбой…
Неспеша, чтобы не заметил Дьявол, как она обрадовалась, Манька подошла к колодцу.
Колодец был наполнен водой до краев. По небольшому желобу вода стекала в водоем, возле которого увидела она ямы и не сразу догадалась, что это следы огромных лапищ. Пожалуй, она могла бы уместиться в яме целиком дважды, и еще место осталось бы. Заметив, что ни травинки не проросло возле водоема, не кружились над поверхностью шмели, и вода уж слишком темная, тяжелая на вид, да так, что вроде и видно дно, а как будто у самого края не разглядишь, пить передумала. Колодец был неживой, а вода — точно в глаза Дьявола заглянула.
— Сам пропей! — предложила Манька, сообразив, что в колодце нет никакой воды.
— Разве жажда не тебя мучит? — заупирался Дьявол. — Не я же умираю!
— Стоит ли пить, чтобы умереть, если и так умираешь? — пробормотала Манька, соображая, какая гнида отравила водоем. — Так я, может, выживу, а после этой воды однозначно полягу, как они! — она ткнула посохом в кости, лежавшие неподалеку. Теперь она не сомневалась, что животные видели воду, пили ее и умирали очень скоро.
Дьявол сделал изумленный вид, будто потерял дар речи, воззрившись на Маньку, типа: неужто и вправду девка умнеть начала? Правда ли подметила сопутствующие признаки, которые указывали на разные обстоятельства?! Можно сказать, зауважал, но лишь настолько, насколько это слово применимо к Дьяволу. Манька заметила, как он извратил ее догадку, и обиделась — но виду не показала. Пусть думает, что хочет.
— Маня, вредить себе у тебя в привычке, и слепота твоя вполне доказуема, но некоторые полезные навыки ориентироваться в обстоятельствах вокруг ты обрела! — констатировал Дьявол, уже миролюбиво. Но не сдержался, хитро прищуриваясь, заглянул в колодец с вытянутым лицом, и произнес, как будто она спасла его от верной смерти: — Я думал, вода и вода… — и с почтением, заискивающе, искоса смерил ее взглядом с ног до головы.
Выглядело это как издевательство — не заметить такие сопутствующие признаки мог бы только совсем увечный человек. Не такая уж она была дура, не настолько же! Даже тут Дьявол над нею насмехался, будто хвастался особенным колодцем, из которого могли испить только те, которые у него были в почете.
И как у него получалось быть одновременно и злым, и добрым?!
Был он такой же двойной, как кузнец господин Упыреев, который с виду добрый, а за добрым лицом еще одно. Только лица у них наоборот. Она и людей некоторых так видела, но раньше никогда не задумывалась об этом, только теперь, когда именитый Дьявол составил ей компанию в пути, то и дело открывая лица. Наверное, это и была та самая печать, которую он ложил на человека, чтобы тот стал Помазанником и пастухом.
Но, можно сказать, что похвалил — добрых слов от него не дождешься.
— Не вода, а яд! Надо бы закрыть его или огородить, чтобы не пили воду, — предложила она, кивнув на колодец и не обращая внимания на похвалу. Спроси напрямую — тотчас свои слова обратно заберет!
— Надо! — согласился Дьявол. — Но как сумеешь, ведь жизни в тебе уже не осталось?! — посочувствовал он, напоминая, что воду она еще не достала.
С одной стороны Дьявол был прав, с другой — жалко было зверюшек, которые водой соблазнялись. Как его можно было закрыть, она не представляла, найти здесь материал для ограды было негде, разве что завалить его камнями, но ведь вода пробьется. И любой зверек прилипнет, имея такую жажду, какую сама испытывала. И ни сучья его не остановят, ни ограждения.
В сердцах Манька смачно сплюнула в колодец, понимая, что хуже не станет.
— Тьфу, на тебя! Тьфу! — мрачно произнесла она, не зная, как его извести. — Убийца ты!
И вдруг вода в колодце закипела, поднялась, вспенилась, опустилась и сделалась прозрачной. Манька едва успела отскочить, чтоб не быть облитой.
Некоторое время она наблюдала за колодцем, не веря в его трансформацию.
— Это я сделала? — удивилась она, приближаясь к колодцу, заметно повеселев.
Где-то там далеко, сквозь толщу воды просматривалось дно. И сама она отражалась, и что совсем уж невероятно — Дьявол! Теперь и он мог на себя полюбоваться. Ей было очень приятно, что ядовитый колодец так среагировал на плевок — не каждый человек обращал внимание, а тут — колодец!
— Испортила! — возмущенно накричал на нее Дьявол, опершись на сруб и заглядывая внутрь. Он поправил волосы, воротник, по-другому закрепил плащ. Сразу после этого весь вид его тут же стал озабоченным. И сразу, с досадой, исторг вопль: — Где теперь воду Горынычам пить? Один вред от тебя!..
— Плевком-то?! — радостно возбужденно отозвалась Манька, понимая, что с колодцем произошло нечто необычное.
И вдвойне было приятно, что Дьявол не мог вернуть все обратно. Давно он так не ругался и не выглядел таким расстроенным.
Она хотела уже идти, но Дьявол причитал и причитал у колодца, ходил вокруг да около, наверное, пытался предпринять хоть что-то, чтобы вернуть его в прежнее состояние. Манька сбросила с себя котомку, положила на землю посохи, сняла железные обутки, присаживаясь, чтобы передохнуть, пока такая возможность появилась. Она устала, время было за полдень, а вышли они на заре, и шли не останавливаясь. Потом поднялась и подошла ближе, сочувствуя Дьяволу. Наверно, она действительно сделала что-то ужасное, раз так расстроила самого злого Бога.
А колодец будто выздоровел. Вода в колодце стала такой прозрачной, такой чистой, что от мути не осталось и следа. Манька не знала, что и подумать.
Она разглядывала его, когда, обернувшись, неожиданно увидела, что едва приметный кустик травы у водоема бывший желтым, вдруг стал зеленым, и подрос. Глаза ее поползли вверх. Поймала овода и окунула в колодезную воду. Овод, недовольный купанием, выполз из воды, отряхнул лапки и отлетел, не оставляя надежды еще попить кровушки. Она подождала, но вода черной не становилась.
Пить уже не так хотелось, подул легкий ветерок. Изменился даже воздух, ушел запах разложения. И опять она заметила, что чуть подальше несколько чахлых растений тоже налились силой. Земля перестала быть сухой — мягкая стала. Откуда-то прилетел шмель, шмякнулся с полета в озерцо, вылез на берег, почесал лапки, покружился и полетел по своим делам.
— Пить ее можно! — сказала она, наблюдая за полетом шмеля.
— С ума сошла? Мертвую воду? Откуда мысли такие… непрошенные? — испугался Дьявол.
— Так не мертвая уже! — продолжала радоваться Манька. — А мы еще проверим!
Она достала из заплечной котомки котелок, зачерпнула воды, отошла подальше и вылила на землю, где сухая трава пожухла, но было в кустике несколько желтых чахлых стебельков.
Пять минут ожидания увенчались злорадством. Стебельки распрямились и стали чуть выше и здоровее.
— Плюнь еще раз, и пойдем! — попросил жалобно Дьявол. — Рисковая ты! Я бы не стал…
— С чего мне в живую воду плевать? — отозвалась Манька, разбрызгивая воду на все стороны, чтобы колодец не стоял посреди мертвой пустыни. — Дьявол, смотри-смотри! — доказывала она ему, таская за собой, чтобы успокоить. — Вон росток березы… высох… листья у него… не распускались что ли? — она сковырнула почку и раздавила ее в руке.
Почка была не то, что сухая, желтая. Росток едва доставал ей до колена. Как сухая сломанная ветка, воткнутая в землю. Видимо, пока снег сходил, он вышел из земли, а на следующий год уже не смог распуститься.
Почку она сунула Дьяволу под нос.
— А теперь поливаем… поливаем… ждем! Ох, не простая это вода, волшебная! — опять радовалась Манька, заметив, как быстро вода проникает внутрь растений, питая его.
Росток ожил, стал упругим, и уже не тыкался в руку, а мягко ложился, когда она задевала его. Верхняя почка раскрылась, и наружу вылез клейкий листочек. За ним второй, третий…
— Ну, ничего! — успокоила она березоньку: — Время у тебя еще есть, подрастешь, и будут листья… — и пожалела, что ради Дьявола убила четвертую почку. Не мог он радоваться вместе с нею. Выздоравливала сама земля.
На небо набежала скорая туча, громыхнуло, минут десять лил проливной дождь, и сразу взошло солнце, но оно уже не палило, а согревало, быстро высушив одежду и волосы, отросшие за лето. Спрятаться от дождя было негде, и Манька с изумлением стояла и смотрела, как быстро пробивается трава из земли. Кости осыпались прахом, будто были изо льда и таяли. Она не сразу заметила, что и кожа на руках у нее стала шелковая, на ногах, стертых об железо, нарастает мясо и кожа. В чудесное исцеление она едва ли могла поверить, голова шла кругом. И жалела, что никто не плюнул в колодец раньше, иначе не пришлось бы им видеть кости. К неудовольствию Дьявола, разбили лагерь, уходить от колодца ей не хотелось. Она пила воду и понимала, что такой воды нигде больше нет — и не будет! Вкус ее был густой, приятно обжигающий холодом, и когда пила, вода будто сливалась с ее телом, становясь частью его уже во рту, в котором отрастали зубы.
— Ай да колодец, ай да водица! — с оживлением, восхищенно восклицала Манька, уже не сомневаясь, что колодец ее слышит. Отражалась она в нем красивая, будто колодец радовался вместе с нею, и не мог показать, как есть. — Не нечисти надо служить, а землю поить-лечить, которая тебя родит! Вот! Всегда такой будь! — наставляла она.
— Ну и молодежь пошла! — слезно ворчал Дьявол, шмыгая носом над колодцем, который потерял свои мертвые свойства. — Одного ты не понимаешь, что зверей в поле и по лесу много бегает, а Горынычи наперечет! Их всего ничего осталось!
— И что же это за раритет такой, который простую воду пить не приспособился? Ну, пусть себе в ведро яду плеснет! — беззаботно отвечала Манька, так и не придя в себя от изумления. — Посмотри, ведь вся земля костями была усыпана! — она прижимала к груди бутыль с живой водой. — Посмотри, посмотри! — она показывала свои исцеленные ноги и, скаля, нарастающие по-новому зубы, которые только-только прорезывались и страшно чесались. — Вот будет тут зелень, трава, елочки-березки поднимутся, и будет всяк приходить, чтобы полечиться!
И так было ей хорошо, что впервые железо не казалось тяжелым.
А Дьявол наоборот, будто согнулся под тяжестью, недовольный, что не смог ее извести.
Но Манька так радовалась живой воде и чудесному своему исцелению, что не думала на него обижаться. Она была счастлива, что Дьявол привел ее в это место и показал колодец, и сочувствовала ему, немного жалея.
Все-таки поганая у него должность — не понять ему радость человека.
Через пару недель после этого случая оказались за перевалом. До ближайших селений было еще не близко, но не так далеко, и люди в тех местах, где они шли, бывали. Манька не шла, а летела, благодаря живой воде, двигались быстро. Бутыль она обернула рубахой, на каждой остановке проверяя крышку. Пила Манька ее не каждый день, а только когда понимала, что идти сил дальше не осталось, и раны опять начинали гноиться и чернели. Но все же вода убывала, а вместе с нею уходила радость. Каждый раз, когда ей приходилось сделать глоток, она одновременно умирала, понимая, что скоро вода закончится, и у нее снова начнет болеть все тело, и Дьявол будет радоваться ее мучениям.
Наконец Дьявол не выдержал и пнул бутыль ногой.
— С этой водой ты скоро меня с ума сведешь! — раздраженно поморщился он, будто это он нес железо, а не она. — Лежишь, как труп падали! Где муки, где страдания, ублажающие очи? Вижу, пышущий здоровьем объект убивается, как нечисть, когда у нее не полная коллекция слоников… Я такое где угодно могу смотреть! Может, ты меня уже заметишь? Или меня тут нет? Эй! — Дьявол помахал рукой перед ее лицом. — Я что, теперь и твой Бог?!
Манька соскочила с лежанки, устроенной из травы и веток, подобрала бутыль, засунув ее в котомку. И снова улеглась, свернувшись калачиком.
— Вот погоди, закончится вода, я пригну тебе ботинок, чтобы пальцы не пролазили, — пригрозил Дьявол. — Пошоркаю посох о камень, чтобы царапины остались, а каравай подержу над огнем!
— Не закончится! — сказала Манька через нос, понимая, что уже скоро пророчество Дьявола исполнится.
— Где ты ее возьмешь? Разведешь что ли? Или, может, до колодца сбегаем? — мрачно изрек Дьявол, закутываясь в плащ и укладываясь возле костра.
При слове «разведем» Манька против воли превратилась в слушателя. И если бы уши жили отдельной жизнью, то оба уха развернулись бы и поползли в сторону Дьявола.
Нет, она не сдвинулась, не пошевелилась, но хандра рассеялась как дым, будто вместо нее теперь лежал другой человек. Ни о чем другом она думать уже не могла.
Могла ли вода сделать другую воду живой?
И даже если не могла, она могла бы попробовать сохранить остаток живой воды в большем объеме, чтобы меньшая капелька тратилась на тело. Как это раньше ей самой в голову не пришло? Мысленно она уже была там, где есть вода. Из реки для этого не подходила, Манька только сейчас поняла, что мертвой воды в реке было много, и она убивала ее быстрее, когда обернула в козленка, чем того же соседа, который, не иначе, был повязан с нечистью. Надел у него так быстро нарастал, что она едва успела отгородиться. Зато ложбине из-под земли били чистые ключи — там они брали воду для чая.
Ох, только бы получилось, как задумала!
Дьявол долго не спал, ворочался, и что-то бубнил под нос про мыслительные процессы, которые выворачивались то слева направо, то вперед и прямо. Наконец, притих и сладко засопел.