В видении Бога - Папа Рамдас 9 стр.

– Давайте пойдем в Карви, – сказал он Рамдасу. – Это всего в четырех милях отсюда, к вечеру мы успеем вернуться.

Теперь Рамдасу не пристало спрашивать зачем. Его дело было лишь подчиняться. Посетив притягательную чайную, они отправились в путь. Когда они шли по узкой тропинке на крутом склоне холма, Рамдасу пришлось следовать по пятам за баньей, и он услышал исходящий от него шмыгающий звук и сдавленный стон. Рамдас одним прыжком опередил его и заглянул ему в лицо. Банья плакал.

– Что случилось? – спросил Рамдас.

Вытирая слезы и судорожно всхлипывая, банья с тяжким вздохом признался:

– Я сильно переживаю за жену и детей. Я ведь сбежал, ничего не сказав им. Они, наверное, очень волнуются и страдают из-за моего отсутствия. О себе я не думаю, но из-за них сердце просто разрывается. – И банья горько зарыдал.

– Рамджи, но почему тогда ты не вернешься к ним? – спросил Рамдас.

– Вы же видели, я сжег почти все мосты. О, как прав был этот брадобрей! – Он с нежностью погладил коротенький хвостик на голове. – Действительно, все не так безнадежно. Я все еще могу вернуться к ним.

Они продолжили путь и добрались до Карви. Банья спешно направился к маленькому домику под тростниковой крышей рядом со станцией. Они вошли во внутренний дворик и сели на скамейку в нескольких шагах от дверей. Во дворе играли двое мальчишек. Банья стал делать им знаки, но его внешность столь разительно изменилась, что дети не узнали его и не обратили на него никакого внимания. Тогда он подозвал одного из мальчиков и прошептал ему на ухо:

– Скажи маме, что один человек хочет видеть ее.

Мальчик побежал в дом, и в это время банья раскрыл Рамдасу секрет задуманного предприятия. Это был дом сестры его жены. Он решил признаться ей во всем и надеялся, что с ее помощью ему удастся помириться с женой. Очевидно, что та устроит скандал, который может грозить выдворением из дома с требованием не осквернять впредь ее порога.

Мальчик вернулся и как ни в чем не бывало возобновил игру со своим братом. Разве может порядочная женщина пустить в дом незнакомого мужчину? Банья снова поманил племянника.

– Скажи своей маме, что пришел муж ее сестры, – сказал он ему тихо.

Мальчишка заморгал глазами и уставился на банью. Его толстощекое лицо расцвело в улыбке, он помчался в дом и, тут же вернувшись, сделал банье знак войти. Просиявший банья пулей влетел внутрь. Рамдас остался ждать. Прошло минут пятнадцать – банья появился на пороге. Он был похож на побитого пса. По его жалкому лицу было видно, какой неудобоваримой снедью угостила его свояченица. Должно быть, она не скупясь выдала все, что ему причиталось. В жгучем пламени ее языка его физиономия сморщилась и обуглилась.

– Ее язык остер как бритва. Ох уж этот женский язычок! – воскликнул банья со знанием дела. – Махарадж, – добавил он, приняв решение, – теперь мне все ясно. Я не пригоден для семейной жизни. А жизнь садху – просто мечта. Я никогда не вернусь домой. Зачем – чтобы получить такое же от второй сестры? Махарадж, давайте поскорее уйдем из этого неприятного места, – поторопил он Рамдаса.

Солнце перевалило зенит, и волчий голод снова стал терзать банью. Он разыскал закусочную, и они слегка подкрепились. Несмотря на то что его сердце раздирали противоречивые чувства, к Рамдасу он относился с неизменным почтением и большой добротой. Рамдасу было прекрасно известно, что весь спектакль разыгран Всевышним. Какой совершенный игрок!

На ночь они попытались найти приют в дарамшале, но она была переполнена и свободного места для них не нашлось. Они вышли на улицу. В небесах сияла луна. Ее прохладный мягкий свет озарял отдыхающий мир. Весь обширный двор сортировочной станции купался в ее приветливых лучах. Рамдас направился к воротам, банья – за ним. Во дворе лежали штабеля каменных плит. Рамдас устроился на одном из них, предложив банье занять другой, рядом с ним.

– Прекрасное место для ночлега, – бодро отметил Рамдас.

Банья крякнул, дав понять, что не разделяет его оптимизма. Он подозрительно косился на темные щели между камнями, но, увидев, что Рамдас уже растянулся во весь рост на своей плите, с жалобным верещанием последовал его примеру. Рамдас воззрился на яркую луну и темно-синюю бездну над головой. Зрелище околдовало и поглотило его. Внезапно банья испустил нечеловеческий вопль. Рамдас сел и посмотрел на него. С громким криком: «Змея, змея!» банья вскочил и, сорвав с себя дхоти – другой одежды на нем не было – принялся с неистовством вытряхивать его.

– Махарадж, эти плиты кишат змеями! Надо уходить отсюда, – сказал он.

Рамдас еще раньше заметил, что в укромных закутках между камнями поселились ящерицы.

– Нечего бояться, Рамджи, – успокоил его Рамдас. – Под камнями не змеи, а ящерицы. Они безобидны.

– Ох, – громко причитал он, – кем бы она ни была, но эта тварь ползала по моим ногам. Какое кошмарное ощущение я испытал!

– Не обращай внимания, ложись спать. Они совсем не страшные, – подбодрил его Рамдас.

Убедившись, что Рамдас не собирается менять место, банья свернулся на плите калачиком и с головы до ног укрылся дхоти. Ночью он два раза истошно кричал во сне: его продолжал преследовать ужас, недавно пережитый наяву. Но его первый вопль так напугал бедных ящериц, что они не решались выползать из своих норок и касаться существа, способного издавать такие чудовищные звуки.

Поскольку миротворческая миссия баньи с треском провалилась, утром они покинули Карви и отправились обратно в Читракут. После купания в реке они навестили излюбленную закусочную, порадовавшую их молоком и пури. День выдался жаркий, и для отдыха они укрылись в густой тени дерева на берегу реки. Когда солнце наполовину спустилось с вершины небес, Рамдас предложил подняться на холм Ханумандара и провести там ночь.

Одолев больше ста каменных ступеней, они пришли к водопаду под названием Ханумандара. Здесь мощная струя воды била из скалы и с высоты около пятидесяти футов падала в водоем, укрепленный кирпичами и бетоном. У водопада была построена маленькая дарамшала. Место почиталось священным, поскольку, по преданию, здесь однажды останавливались Шри Рамачандра и Сита. Отсюда как на ладони открывалась широкая панорама Читракуты – земли мудрецов и святых: просторы долин, гряды высоких холмов, поросших пышной зеленью, гладкая лента бегущей реки. Сотни маленьких ашрамов, или кути, приютились на склонах холмов и у берегов реки, где до сих пор подвижники предаются покаянию.

От водопада шла тропинка в гору, и Рамдас сразу заметил ее. Он уже начал было взбираться вверх, как банья предложил:

– Махарадж, тут такая уютная маленькая дарамшала, может быть, мы переночуем в ней?

Но Рамдас не счел нужным отвечать и стал карабкаться по крутой тропе, банья, конечно же, за ним по пятам. Они поднялись к ровной площадке, где стояли две хижины и открытый навес. Рамдас вошел в одну из хижин и увидел там черную каменную фигуру, одетую в женские одежды, – очевидно, это был образ Ситы. Рядом с идолом сидел садху: он караулил паломников, чтобы собирать монетки, пожертвованные ими богине. Храм назывался «Сита-расуйе» – «Кухня Ситы», ибо легенда гласила, что Сита когда-то готовила здесь еду.

Вторая хижина была закрыта на замок. Банья сел под навесом, чтобы дать отдых усталым конечностям. Тропинка шла дальше вверх, и до вершины холма оставалась пара сотен ярдов. Со всех сторон подступал густой дремучий лес из огромных высоких деревьев.

– Рамджи, – сказал Рамдас банье, – это место лучше всего подходит для бхаджана, и мы останемся здесь на ночь.

Банья пробормотал, что ему не по душе эта идея и вообще он считает ее нелепой. Он продолжал ворчать, но солнце тем временем село и на холмы быстро спускалась ночная тьма. Садху вышел из мандира Ситы и увидел сидящего на корне дерева Рамдаса и банью, укрывшегося под маленьким навесом.

– А вы кто такие? – удивился садху. – Что вы здесь делаете? Разве вы не видите, что уже темнеет? Давайте спускаться.

– Рам желает, чтобы Рамдас остался здесь на ночь, – ответил Рамдас.

– Чистое безумие, – буркнул садху. – В джунглях полно диких зверей и запрещено проводить здесь ночь под открытым небом. Запертое кути принадлежит моему гуру, а он ушел в город за риддхи-сиддхи[35]. Это он приказал, чтобы никто не оставался здесь на ночь.

– Рамдас подчиняется командам Рама, и Он не велит ему уходить отсюда, – возразил Рамдас.

– Тогда поступайте на свой страх и риск, – раздраженно ответил садху. – Но учтите одно – не входите под навес. Да, ты, ты, – повернулся он к банье, – давай-ка, вылезай оттуда.

Банья вылез, и, в последний раз предупредив их, садху стал спускаться с холма. В десяти ярдах выше навеса Рамдас увидел плоский камень под купой деревьев. Он поднялся и расположился на нем. Стоило садху скрыться из виду, как банья вернулся на свое место под навесом. Тьма сгустилась.

– Махарадж, пожалуйста, идите ко мне под навес, – позвал банья.

– Нет, Рамджи, – ответил Рамдас, – на этом плоском камне вполне достаточно места для двоих. Так что лучше перебирайся ко мне.

– Но здесь удобнее, махарадж, – наседал банья.

Тьма стояла хоть глаза выколи.

– Ох, махарадж, идите сюда, мне здесь страшно одному! – в ужасе крикнул банья.

Рамдас слез с плоского камня и забрался к банье под навес. С наступлением ночи стало холодно. Под навесом, закрепленным на четырех бамбуковых столбах и открытым со всех сторон, свободно гулял свежий ветер. Рамдас сел, а банья улегся спать. Но мог ли он уснуть в таком опасном и неуютном месте? Он дрожал от страха и холода. В разгар ночи в толстом слое сухих листьев под деревьями послышался шорох. Банья пронзительно вскрикнул и быстро сел.

– Что это было, махарадж? – прошептал он.

– Да ничего особенного, – успокоил его Рамдас, – наверное, просто лесные крысы шныряют вокруг.

– Но вполне вероятно, что это дикий зверь или кобра. – Банья запаниковал. – Я слышал, в этих лесах водятся гигантские кобры.

– Рамджи, оставь свои страхи. Скорее всего, это крысы, – заверил его Рамдас.

Примерно через час снова раздалось шуршание, теперь уже громче и ближе. На этот раз банью охватил такой ужас, что он прижался к Рамдасу как перепуганный обезьяний детеныш, вцепившийся в брюхо своей мамаши.

– Что нам делать? – крикнул он.

– Повторяй имя Бога, – предложил Рамдас. – Когда на твоих губах это могущественное имя, тебе нечего бояться. Начинай читать его и успокойся.

Удивительно, но мантра Рам-нама безостановочно заработала на его губах. Он не прерывал джапы до самого рассвета и никакие звуки больше не тревожили его. Солнечный свет рассеял все страхи. Измученный бессонной ночью, он улегся под навесом и мгновенно захрапел.

Рамдас поднялся и, углубившись в лес, взобрался на вершину холма. Сквозь утреннюю дымку он созерцал далекие просторы земель и смутные очертания башенок и куполов храмов Читракута. Волшебная картина заворожила Рамдаса, и он стоял не шелохнувшись несколько минут. Он забрался в самые дебри леса, где то и дело натыкался на обглоданные кости, разбросанные по земле, – красноречивые следы ночных пиршеств диких зверей.

Вспомнив о банье, он поспешил к месту ночлега, где оставил его. Но куда же делся банья? Он исчез без следа. Рамдас все еще искал его, когда на холм поднялся садху.

– Кого ты ищешь? Банью? – осведомился он. – Но когда я поднимался, он промчался мимо меня вниз, будто за ним гнался демон. Ну что ж, по крайней мере, – добавил садху со смехом, – он усвоил, что садхуизм – это не шутки.

Джунгли снова поманили к себе Рамдаса, и он вольно бродил по холмам часов до одиннадцати, после чего спустился вниз и зашагал к берегу реки.

Рамдас купался в реке вместе с рослым темнокожим садху, и тот сообщил ему, что в семи милях от Читракута находится местечко под названием Анасуяджи. Он как раз собирался пойти туда в этот день и был бы рад взять с собой Рамдаса. Рамдас охотно согласился. Бог всегда устраивает для него все наилучшим образом. Садху привел Рамдаса в ашрам садху в Патакшиле, где он пообедал в компании его обитателей.

Здесь произошел маленький эпизод, достойный упоминания. Садху набралось больше двух дюжин, и Рамдас, не найдя свободного местечка внутри маленького ашрама, обедал на открытой веранде. Леса Читракута кишат обезьянами, и когда перед Рамдасом поставили тарелку с рисом, роти и далом, сзади подкрался толстый и мощный самец и, ловко сграбастав одну лепешку и изрядную порцию риса, был таков.

– Почему ты позволяешь обезьяне таскать роти? – рассердился садху, раздававший еду.

– Не беда, махарадж, – улыбнулся Рамдас. – Он взял порцию Ханумана. Разве он не Хануман?

Садху ничего не сказал в ответ и только внимательно оглядел Рамдаса.

После обеда Рамдас выступил в поход в Анасуяджи. Кроме темного садху, к ним примкнули еще двое. Путь лежал через девственный лес из огромных деревьев. Углубившись в самую чащу, они увидели на тропе отпечатки лап диких зверей. Вскоре им повстречался седобородый старый садху, собиравший дрова для ночного костра. Рядышком стояла его низенькая тростниковая хижина. Садху был бодр и жизнерадостен, в глазах светился смешливый ум. О диких зверях он говорил как о ручных питомцах. Отряд двинулся дальше, и до заката они достигли Анасуяджи. Место было восхитительно красивым. Вдоль берега реки тянулась узкая полоса леса, за ней громоздились высокие навалы камней, образуя причудливые таинственные фигуры.

Дом с террасой, где жил в одиночестве садху, выходил на реку, а в отдалении, среди густой древесной рощи, стоял храм Анасуи, легендарной пативраты – целомудренной жены великого мудреца Атримуни. Статуя из черного мрамора была облачена в цветастые традиционные одежды жителей севера.

Утолив жажду речной водой, прозрачной и кристально чистой в этом лесном безлюдье, путники отдохнули под развесистым деревом у входа в ашрам. Близилась ночь, повеяло холодом. Садху отправились за дровами, чтобы развести огонь для согрева, и Рамдас остался под деревом один. Он услышал хлопок в ладоши со стороны террасы. Взглянув туда, он увидел, что его подзывает хозяин ашрама. Рамдас поднялся по ступенькам крыльца и подошел к нему. Садху был абсолютно голым. Знаками он пригласил Рамдаса присесть на грубое одеяло, расстеленное им на полу. Они уселись рядом. Садху был молод, но тело его иссохло и исхудало от суровой аскезы. Встрепанные волосы и клочковатая борода говорили о полном безразличии к внешнему виду. Взгляд был отсутствующим и мечтательным, от темного лица исходило еле заметное сияние. Поскольку он изъяснялся знаками, было ясно, что он блюдет молчание. Он перебирал в пальцах короткие четки из бусин рудракши. По его жестикуляции Рамдас понял, что садху хочет провести ночь вместе с ним. Он поманил Рамдаса в комнату, где царил полнейший беспорядок, и приготовил сиденье для Рамдаса рядом с горевшим посреди комнаты очагом. Рамдас остался с садху на ночь, до утра не произнеся ни слова.

На следующий день он попросил позволения удалиться. Садху жестами спросил, почему Рамдас не носит с собой сосуда для воды, и тот ответил, что такова воля Рама. Из кучи хлама, валявшегося на полу, он выудил чистую полую тыкву в форме маленькой бутылки с вырезанной наверху ручкой. Он поставил «лоту» перед Рамдасом и знаком велел забрать ее. Рамдас стал отнекиваться, но садху оказался крепким орешком. По его выразительной пантомиме Рамдас понял, что ему не удастся уйти без самодельной лоты. Рамдасу пришлось покориться, и, попрощавшись, он вышел на улицу. Все садху разошлись, и только один, темнокожий, поджидал Рамдаса. Вдвоем они отправились к Бхарата-купе, Источнику Бхараты. По пути им встретились убогие лачуги крестьян, прилепившиеся у кромки возделанных полей, и застенчивые деревенские жители угостили их рисом и простоквашей. К вечеру они пришли к Бхарата-купе.