– А что раздумывать, я уже знаю, из чего надо смастерить бронежилет.
– Из чего?
– Как из чего? Из жилета.
И Каринка побежала в нашу спальню. Какое-то время оттуда раздавались звуки битвы со шкафом – шерудел в замочной скважине ключ, клацали вешалки. Затем хрястнула дверца. Мы с Манькой переглянулись. Не оторвалась – и на том спасибо. Тут прибежала Каринка с загадочными глазами и жилетом под мышкой. Жилет ей связала мама – зеленый, с красным накладным кармашком. К этому жилету прилагались брюки, тоже зеленые, правда, их мама не связала, а сшила. Но брюки давно почили в бозе – Каринка сгубила их одним прекрасным осенним днем, когда на маршруте «дом – художественная школа» остановилась подразнить незнакомого волкодава. Незнакомый волкодав никого не трогал, сидел в тени своей огромной конуры, скучал в пространство. Имел обманчиво пристегнутый вид. Каринка наметила длину цепи, накинула сверху на всякий пожарный еще метр, встала на безопасном расстоянии и принялась дружелюбно кидаться в волкодава разной мелочью растительного происхождения – сучьями, опилками, всякой другой ерундой. Волкодав, в отличие от нас, плохо знал Каринку, поэтому счел ее измывательства не признаком особого расположения, а наглой попыткой напроситься на нагоняй. Какое-то время он, конечно же, терпел, но потом рванул с места и в два прыжка достиг Каринки.
Сестра в тот день поставила мировой рекорд по спринту, спурту и прочим видам скоростных видов бега с преодолением препятствий на нестандартных расстояниях. Почему нестандартных – потому что стандартным ее прыжок через забор и приземление в густые кусты колючей ежевики при всем желании не назовешь.
Волкодав почему-то остался за забором, а Каринка потом долго выпутывалась из ежевики. Вернулась домой довольная, вся в синтепоновых клочьях и ошметках от куртки и зеленых брюк. Уцелел только жилет, и то благодаря куртке. Ну и колготки благодаря брюкам остались невредимы.
Когда дети нашего двора увидели, в каком виде возвращается Каринка, они построились тевтонской «свиньей» и повели ее домой. Во-первых, чтобы оттенить ее расхристанный вид, а во-вторых, понаблюдать за выражением лица мамы.
К сожалению, я застала только отголоски маминого выражения лица, потому что была на занятии по фортепиано. Когда вернулась через два часа, скандал уже отгремел, сестра раздумывала над своим поведением в спальне, а мама страдала на диване с клочком красной нитки на дергающемся веке.
Достаточно было одного взгляда на мамино веко, чтобы понять, что случилось что-то совсем уж экстраординарное. Дело в том, что это был метод нашей бабули – скатывать из красной нитки шарик и прикладывать к веку. Потому что дергающееся веко – признак сглаза. Так в Архангельской губернии, откуда наша бабулечка родом, издревле боролись с бесом и его происками. Мама всегда смеялась над суевериями и говорила, что это пережитки темного прошлого. А тут взяла и сдалась. Видать, сильно прижало. Так и лежала, с ниткой на дергающемся веке, тихо стонала и бормотала что-то про грехи, за которые ей достался такой ребенок.
В память о знаменательном прыжке на спинке Каринкиного жилета осталась некрасивая зацепка. Сначала мама хотела перевязать жилет, но потом рассердилась:
– Зачем мне тратить время на перевязывание, если этот ребенок не ценит моего труда? – заявила она, отпорола от своего старого пиджака карман и пришила там, где красовалась зацепка. Вот так на спинке Каринкиного жилета ни к селу ни к городу образовался карман. Сестра не унывает и хранит в этом кармане разную стратегического назначения мелочь – монеты, гвозди, магнит, несколько затупленных боров папиной бормашины. Ведет готовый к отпору образ жизни.
– Главное, – она расстелила на письменном столе жилет, – темно-зеленый, по цвету совсем как военный.
– Да, по цвету очень даже военный, – согласились мы с Манькой. – А как ты будешь ему пуленепробиваемость придавать?
– Легко. Мне нужны две крышки, такие, от железных кастрюль…
– Может, алюминиевых? – уточнила я.
– Алюминиевых, ага. Я их приделаю впереди, справа и слева.
– Как приделаешь?
– Ну… Можно крест-накрест пришить нитью, вот так и так, как ты думаешь, держаться будет?
– Будет.
– А еще мне нужен наш квадратный поднос из нержавейки, чтобы сзади под спинку приделать. И фольга нужна.
– Фольга зачем? – встрепенулись мы с Манькой. Фольгу трогать ни в коем разе нельзя, она была жутко дефицитная, и доставали ее с большим боем. Мама с Ба наловчились пользоваться ею по нескольку раз – аккуратно, чтобы не помять, мыли под проточной водой, сушили в сушилке и хранили до следующей готовки.
– Мне немного надо, просто вырезать из картона погоны на плечи и обклеить фольгой. Пойду за материалом! – И сестра пришпорила в сторону кухни.
– Ты только у мамы попроси, фольгу без спроса не бери, – окликнула ее я.
– Думаешь, рассердится?
– Ба бы за такое, наверное, побила, – прошепелявила Манька – она перекусывала нитку, поэтому говорила невнятно, – точно бы побила!
– Ладно, спрошу.
Каринка вернулась через пять минут, загруженная кухонным скарбом и тарелкой с бутербродами.
– Мама передала. Сказала, чтобы всё съели. Скоро придет посмотреть, что у нас получилось.
– И фольги тебе дала?
– Угум. Так обрадовалась, что я не сама взяла, а попросила у нее, что отдала мне кусочек новой фольги.
– Непользованой? – встрепенулись мы с Манькой.
– Совсем новой!
Вот так, на удивление мирно переговариваясь, мы и готовились к завтрашнему визиту московской незнакомки. Мама осталась довольна нашими помпонами, только немного подровняла их. Мои помпоны мы пришили к гольфам, а Манькины убрали в пакет. Чтобы вечером Ба довела до ума ее гольфы. А потом мы всем миром любовались Каринкой. Каринка ходила в своем пуленепробиваемом жилете, растопыренная крышками и подносом из нержавейки, бликовала погонами из фольги и имела вполне воинственный вид.
Думаю, моя сестра все-таки не совсем правильная девочка. Я не знаю ни одной другой девятилетней девочки, которая бы дразнила волкодава и ходила в пуленепробиваемом жилете. Или умела выражать свои горячие чувства только посредством побоев и прочих телесных повреждений. Наверное, наша Каринка – действительно из ряда вон выходящее явление. Не зря же Ба ее называет «Тунгусским метеоритом» и «Апокалипсисом сегодня».
Вот сейчас я об этом думаю, а в носу щиплет. От гордости за нашу семью. Потому что только нам повезло с такой выдающейся девочкой. Потому что второй такой Каринки во всем мире не сыскать. Еще бы. Еще одна такая Каринка – и участь человечества была бы решена не в пользу человечества. Определенно.
* * *Утро следующего дня мы провели в лихорадочных приготовлениях – наводили марафет. Вскипятили бигуди, накрутили мне волосы. Попросили у мамы косметики, получили категорический отказ. Обиделись, но унывать не стали. Густо надушились туалетным освежителем воздуха «Лесные ягоды» и подвели глаза Каринкиным химическим карандашом. Подвели неумело, зигзагом. Зато хорошо обслюнявили карандаш. Чтобы макияж держался намертво.
Мама по достоинству оценила наш неземной вид – наорала и немедленно поволокла в ванную – умываться. Только неземной вид полностью смываться отказывался.
– Ну не пемзой же оттирать, – сокрушалась мама, намыливая то мое, то Манино лицо.
Потом она какое-то время без зазрения совести смеялась в наши разношерстные глаза.
– Вот и ходите такие красивые, – всхлипывала она.
Но мы с Манькой обиженно заявили, что не желаем иметь неконкурентоспособный вид.
– Тетьнадь, неужели ты не понимаешь! – втолковывала маме Манька. – Хочется, чтоб московская девочка увидела нас красавицами!
– Красавицами так красавицами, – вздохнула мама, принесла свою косметичку и красиво обвела нам глаза сурьмой.
– А губы? – попросили мы.
– Не наглейте, – отрезала мама. – И зарубите себе на носу – еще раз увижу, что вы экспериментируете с химическим карандашом, накажу обеих. А лучше Ба на вас нажалуюсь. Ясно?
– Ясно!
Время до прихода гостей мы убивали как могли. Манька постоянно бегала в ванную комнату – обильно смачивать боевой чубчик. Боевой чубчик, хоть и был крепко зафиксирован многочисленными заколками, вел себя безобразно – немилосердно кудрявился во все стороны и портил «городской вид» хозяйки. Я щеголяла в голубом сарафане, Манька – в красивом синем комбинезоне, у обеих на гольфах весело подпрыгивали желтые помпончики. Каринка франтила в пуленепробиваемом жилете и шортах цвета хаки. Имела фальшиво праздничный, но в целом милитаристский вид. Гаянэ заплела свои густые волосы в коротенькую, смешно торчащую косу и не расставалась с бордовой сумочкой через плечо. И только Сонечке было безразлично наше лихорадочное ожидание. Сонечка в силу своих неполных двух лет ничего в городском лоске не понимала и топала по дому в надетой задом наперед и шиворот-навыворот маечке. Попытки переодеть майку пресекала громким ревом – нашей младшей сестре очень нравился красный ярлык на спинке маечки, и она желала лицезреть его исключительно у себя на груди. И нигде более.
Гости нагрянули ровно в два часа. Когда раздался звонок в дверь, мы кинулись гурьбой в прихожую. Но открывать не стали, выстроились в нарядную шеренгу, с правого фланга Гаянэ, потом Манька, потом Каринка с рогаткой наперевес. Замыкала праздничный караул я. Это был коварный стратегический ход – раскинуться цветущим букетом и сразить своим неотразимым видом столичную гостью наповал. Мама, вытирая руки кухонным полотенцем, аккуратно обошла нашу торжественную композицию и отворила дверь.
Мы вытянули шеи. На пороге стояла бабушка Заринэ. Из-за ее спины испуганно выглядывала кареглазая и круглощекая девочка.
– Здравствуй, Надя, – поздоровалась бабушка Заринэ. – Вот, пришли знакомиться с твоими девочками. Надеюсь, они подружатся с моей Настей.
Она подвинулась, уступая авансцену московской гостье.
– Здравствуйте, тетя Заринэ, – поздоровалась мама. – Здравствуй, Настенька.
– Здрассьти, – пискнула Настя и робко шагнула в прихожую.
– Вот, приодела девочку во все наше, натуральное. А то привезли в каких-то дурацких нарядах, разве можно ребенка синтетикой мучить? – бухтела бабушка Заринэ, выдвигаясь следом за внучкой в прихожую.
Мы молча расступились, пропуская гостей. Московская девочка выглядела так, словно приехала к нам прямо из дремучего Средневековья – грубой вязки жакет, холщовая блузка на простеньких пуговицах, длинная юбка в клетку. На ногах – коричневые носочки. И только нарядные сандалии выдавали ее городское происхождение. Видимо, смастерить трехи [9]для внучки бабушка Заринэ не успела.
– Накормила ее на ужин сали, напоила парным молоком. А ее с утра обсыпало! – Бабушка Заринэ погладила шершавой ладонью красные диатезные щечки внучки. – Вон что означает городской ребенок. На нормальную еду аллергия высыпает!
Настя смотрела на маму таким жалостливым взглядом, словно просила выкупить ее из рабства. Мама растерялась, зачем-то протерла девочке лицо кухонным полотенцем. Смешалась еще больше.
– Кхм. Настенька, детка. Знакомься. Это мои дочки. Самая высокая – Наринэ. В пуленепробиваемом жилете Каринка. С сумочкой через плечо Гаянэ. Самая маленькая – Сонечка. А это Маня, закадычный друг нашей семьи. Дети, идите поиграйте в детской, пока я на стол накрываю.
– Сали – очень тяжелая еда, – повела мама под локоток бабушку Заринэ в кухню. – Вот у девочки с непривычки и высыпало. Сейчас поищу в аптечке антиаллергенный препарат. А вам надо кормить ее щадящей пищей.
– Надя! Можно подумать, сали – это кавурма! Это же простое деревенское блюдо – слоеное бездрожжевое тесто на сливочном масле! Я же не стала его на топленом масле, как наши предки, готовить! Замесила тесто, раскатала, смазала маслом, сложила, снова раскатала, снова намазала маслом. И так восемь раз. Испекла на печке, посыпала сахарным песком. Я что-то не так сделала?
– Не знаю, тетя Заринэ, я не умею готовить сали.
– А кавурму умеешь?
– И кавурму не умею.
– Неправильная ты невестка, Надя, сразу видно, что городская девочка. Ничего из исконно нашего готовить не умеешь.
– Так кавурма вроде тюркское блюдо, разве нет?
– Какая разница? Пусть тюркское. Главное, что вкусно. И сытно. А ты не готовишь, ай-ай-ай! Не беда, я научу тебя делать кавурму. Весь секрет в правильном мясе. Нужно брать или говядину, или баранину. Если кто-то предложит тебе сделать кавурму из свинины – смело плюй ему в глаз. Он тебе добра не желает, это я тебе гарантирую!
– Пошли с нами, – шепнула я Насте, – или тебе интересно про рецепт кавурмы послушать?
– Пошли, – кивнула она. – Мне бы этот жакет снять, а то он даже через блузку чешется.
– Жакет чешется? – захихикала Манька.
– Ага, – захихикала в ответ наша гостья.
– А ты умеешь по-армянски говорить? – лязгнула жилетом Каринка.
– Нет.
– Если хочешь, я могу научить тебя бранным словам.
– Хочу, – важно кивнула Настя и потыкала Каринку пальцем в спину. – А зачем тебе такой гремящий жилет?
– Это не гремящий жилет, а пуленепробиваемый. От врагов.
– Хочу себе такой же!
Мы с Манькой настороженно переглянулись. Второго агрессора в наших рядах мы бы просто не пережили. Правда, наши страхи оказались беспочвенными, потому что Настя оказалась мировой девочкой. В меру шебутная, в меру любознательная. Если в первые часы знакомства она немного стеснялась нас, то к вечеру уже бегала, улюлюкая, по двору, лазала по деревьям и стреляла из Каринкиной рогатки. Потом мы лежали на пледе под ивой, и Настя рассказывала нам про далекую Москву. Про большой и шумный метрополитен, про кукольный театр Образцова, про цирк с клоунами и акробатами, про шоколадное мороженое в хрустальном вафельном стаканчике с кремовой розочкой, про Красную площадь. А мы в свою очередь рассказали ей про наш ДК, про цыган, которые ежемесячно разбивают свой табор на окраине нашего городка, про то, как стреляли в физрука, но, к сожалению, не попали. Про разные другие страсти рассказали, например – про озеро Цили с его двухголовыми змеями, про то, что если летучая мышь вцепится тебе в лицо, то уже не отцепится никогда.
Насте так понравились наши страшилки, что она изъявила желание поселиться у нас дома. Бабушке Заринэ с большим трудом удалось увести ее к себе.
– Тетьнадь, завтра буду ровно в девять! – предупредила Настя, уже стоя в дверях, а потом, чуть подумав, добавила: – Можно, пожалуйста?
– Конечно, можно, – улыбнулась мама.
Московская гостья оказалась на удивление пунктуальной девочкой и в девять ноль-ноль следующего утра позвонила в нашу дверь. Правда, мы давно пребывали в полной боевой готовности, потому что ни свет ни заря примчалась Манька – будить нас к приходу Насти. А то на дворе раннее утро, вон, даже первые петухи кричат, а вы спите без задних ног! Так что к девяти часам мы много чего успели переделать – заправили постели, умылись, почистили зубы, позавтракали. И даже в пылу дискуссии чем еще заняться немного подрались. Принять более масштабные габариты драка не успела – в дверь позвонили.
– Я сказала бабушке, что если она будет заставлять меня надевать эти ужасные одежды, то я переселюсь к вам! – заявила с порога Настя и повертелась, чтобы мы оценили ее нарядное платье.
– Красота какая! – поцокали языком мы. – А она чего?
– Кто она?
– Бабушка.
– А! Она ничего. Согласилась. Куда пойдем сегодня гулять?
Мы крепко задумались. Берд, конечно, не Москва. Поэтому достопримечательностей раз-два – и обчелся. Имеется краеведческий музей, но он уже два месяца как на ремонте. Аттракционов у нас, к сожалению, не наблюдается. На макушке холма, где расположен квартал Соран, раскинулся красивый парк. Только никто там не гуляет. Да и какой интерес в парке, если кругом, куда ни глянь, сплошные леса. Поэтому деревьями бердцев не удивить. Но, может, нашей гостье будет интересно там погулять?