- Нет, не стоит, - отказался разомлевший Руслан. – Мне и так очень нравится. Пожалуй, я пойду. Поздно уже.
Парень нехотя поднялся. По правде говоря, тянуло прикорнуть тут же около Ромео и отключиться.
- Я вас провожу, темно уже.
Ромео прошёл в коридор и тоже оделся.
Они вышли на вечерний воздух, окунувшись в осеннюю прохладу, которая приятно холодила раскрасневшиеся щёки. Молодой репетитор повёл Руслана через небольшой парк к остановке. Дорожка была освещена небольшими фонарями. Под ногами вспыхивала роскошью листва – жёлтые и красные яркие мазки выделялись на мокром асфальте. Руся почувствовал, как рука Ромео коснулась его пальцев и потихоньку сжала их. Этот жест показался естественным и непринуждённым. Они так и шли, держась за руки.
- Бегите, - Ромео заметил, как к остановке подъезжает маршрутка. – А то следующую ждать долго.
Руся поспешил к машине и, оказавшись внутри, махнул в окошко Роме. Тот в ответ поднял руку. Руслан вдруг пожелал, чтобы завтрашний день поскорей наступил, и он снова шагнул за порог квартиры Миллеров и теперь уже занимался с Ромео.
Михаил встретил племянника в коридоре, подождал, когда тот снимет куртку, и обнял юношу за плечи.
- Как он тебе?
- Очень нравится. Только не пугай его. Он же боится тебя. – Рома в ответ прижался тесно, провёл ладонью по тёмным волосам, и коснулся легонько пальцами полной нижней губы.
- Поверь мне, ему нравится ощущать власть над собой. Я вижу, что его трясёт отнюдь не от ужаса. У него в штанах железный стояк.
- Он совершеннолетний?
- В ноябре стукнет восемнадцать.
- Не затащи его раньше времени в постель, майн херц. Если ты сделаешь это вперёд меня, никогда тебе этого не прощу. – Ромео игриво шептал эти слова на ухо Михаилу.
- Он сам придёт ко мне.
- Самоуверенный наглый тип, - рука юноши скользнула по мощной груди и стала пуговку за пуговкой неторопливо расстёгивать бордовую рубашку. – Ласка, и только ласка. Он скорее придёт ко мне.
- А вот и посмотрим, - мужчина сжал аккуратно обеими руками упругие ягодицы Ромео. Юноша ахнул и потёрся пахом о ширинку Михаила, ощущая, как взаимно твердеют и растут их мужские достоинства. Он проник под рубашку, и гладил ладонями напрягшиеся мускулы на спине своего любовника.
- Возьми меня, майн херц. Только нежно.
- Я постараюсь. – Михаил мысленно улыбнулся. Ромео - любитель русской литературы и конкретно Алексашки Меньшикова иногда любил называть его именно так. Проказник. Миллер уже шарил губами по любимому лицу, добрался до раскрытого рта и ласкал его языком, проникая внутрь резкими нетерпеливыми толчками. Да, он постарается. Будет сдерживать себя, свои инстинкты и желания, которые он надёжно спрятал в клетке и потерял от неё ключи. Ромео не переносит боли и унижения даже при любовных играх. Сколько он его не уговаривал, обещая, что всё будет в пределах допустимого и только по его желанию, юноша не сдался. Слишком он нежный, слишком чувствительный, любое резкое движение и он зажимается, отдаётся панике. А так хочется входить сразу, со всего маху, шлёпать по круглому заду, сжимать в руке яички, кусать нежную шею, рычать в ухо по звериному, и позволить своей сущности выйти на волю. Но он так любит своего мальчика, что никогда не сделает того, чего бы тот не желал. И он отнесёт его в ту самую комнату, на которую украдкой бросает взгляд маленький любопытный щенок, и будет любить медленно и ласково, подавляя свои порывы, находясь на грани безумия.
Им нужен третий. Тот, кто мог бы находиться под властью, любить силу, возбуждаться от одной только мысли, что он зависим и беззащитен. И в то же время, обладать мягкой, хрупкой и ласковой натурой. Быть милым и домашним, как того бы хотел Ромео.
Михаил стиснул зубы, стараясь не сорваться на бешеный темп. Сколько усилий ради того, кто давно занял место в его сердце. Ещё немного и в его руках будет биться в ярком оргазме самый дорогой для него человек.
Вот так. Мышцы сжимаются вокруг пениса, даря дикий восторг, в глазах темнеет, Ромео падает на живот, позволяя выскользнуть из него. Быстрее. Сорвать презерватив, яростно двигать рукой. И вот они - желанные секунды разрядки. Белые струйки летят на поясницу юноше. Он стонет, приподнимая бёдра. Мужчина этого не видит, закидывая голову назад и открывая в беззвучном крике рот. Равномерные движения, плотный захват пальцев, и последние капли выдавливаются с силой до спазмов, до боли.
А теперь отключиться. Но перед этим прижаться к влажной от пота спине, тихонько поцеловать завиток слипшихся волос за ухом и услышать хриплое: «Майн херц».
========== Глава 11 ==========
Через несколько дней Руслан обнаружил, что дни его теперь расписаны по минутам, компьютер одиноко пылится в новеньком столе и если включается, то только в учебных целях. Даже воскресенье проходило в учебном режиме. Куча заданий, непрерывная зубрёжка, борьба с физическими формулами, расклеенные повсюду стикеры с немецкими словами. Иногда Русе казалось, что он сходит с ума. Даже бабуле он пытался ответить на дойче. Ночью ему снились артикли. Активный мозговой штурм иностранного языка завуч вёл изощрённо. На его занятиях запрещались русские слова. Диалог шёл только на немецком. Поначалу Руслан дёргался как при электрошоке, тупил по страшному и прибегал к спасительному «нихт ферштейн». Пару раз это прокатило. На третий раз противный завуч вытащил ремень из брюк и положил его на стол. Рассматривая блестящую пряжку, Руся ощутил дискомфорт не только задней точкой. Почему-то грубые швы и без того тесных джинс впились в кожу, а молния больно давила на приличную выпуклость. Юноша с трудом закинул ногу на ногу и прижал ту часть тела, которая предательски увеличилась в размерах. С этих пор он старался отвечать. Через месяц стало легче. В смысле слов и составления предложений. В остальном же легче не становилось. Перед сном Руслан проходил в ванной обязательную процедуру. Бабуля долбилась в дверь и спрашивала, что же он делает в душе вечером так долго? «Моюсь», – отвечал внук и выходил с пылающими губами и плывущим томным взглядом. «Ты не заболел?» - беспокойно интересовалась Антонина. «Нет», - Руся, пряча глаза, старался быстрее скрыться в своей комнате.
Два раза в неделю к нему спасительно приходил Кеша. Руся уже знал ловкую руку домового, не пугался, не открывал глаза, просто принимал помощь, а утром клал за свою кровать конфетки. Интернет советовал домового всячески задабривать, так уж требование от Кеши лакомства капризом назвать было нельзя. Потребность у него такая – сладкое и с благодарностью. Тогда хозяин квартиры чувствует себя счастливым и полезным.
Иногда юноша себя ловил на мысли, что он рассматривает Михал Михалыча. Это случалось на его уроках, когда тот ходил по классу или слушал отвечающего у доски. Если ответ ублажал его слух, то физик откидывался на спинку стула, складывал руки на животе, переплетая пальцы, и покачивал левой ногой, закинув её на другую ногу. Поза была обманчиво расслабленной. Стоило ученику допустить в ответе ошибку, руки мгновенно перемещались на стол, вертели ручку, ноги раздвигались, а завуч склонялся над журналом, словно высматривал там подходящее место для соответствующей оценки. Ещё Руслан заметил, что ставить двойки Михал Михалыч не любил. Такое событие случалось крайне редко. Он старался вытянуть из испытуемого максимум и наскрести запрятанные глубоко знания хотя бы на тройку. Ещё физик обладал способностью уничтожать одним только словом. Иногда даже было достаточно его взгляда. Презрительного и говорящего. Ученик сразу понимал, что он собой представляет, и безропотно принимал оценку своих способностей. Если на других уроках можно было покачать свои права, то на уроке физики возражения не принимались. Их даже не выдвигали, понимая полную бесполезность сего действия. Дисциплина на занятиях поддерживалась безупречно, всегда была тишина и порядок. За три года, что работал здесь физик, все отпетые хулиганы получили от него персональное внушение с глазу на глаз за закрытыми дверями его кабинета. Повторные меры уже не требовались. Методы завуча не разглашались. Бывшие хулиганы уважали Михал Михалыча и выпускались с хорошими баллами по его предмету, поступали в основном на физмат и продолжали нести в этот мир основы строгой науки в честь любимого учителя.
Любимым назвать Михал Михалыча у Руси язык не поворачивался. Но, несмотря на сей факт, вечерние дополнительные занятия он уже ждал и даже торопил время. Сначала Руслан думал, что это происходит от известного принципа – «раньше сядешь, раньше выйдешь». То есть, чем быстрее отзанимаешься, тем быстрее смоешься с ясных карих очей. Но смываться сразу всё равно практически не получалось. Миллеры частенько стали приглашать Руслана провести с ними вечер. То на чашечку пунша, то на ужин (когда Руся сразу после школы попадал в дружелюбную семью), то угощали горячим шоколадом. Приглашал, естественно, не завуч, а Ромео, который околдовал юношу окончательно.
Кстати, после занятий с Ромео, тоже приходилось проводить время под душем перед сном. И мечтал он не о какой-нибудь старшекласснице, и даже не о Селене Гомес, а о Ромео, признаваясь себе в своей ненормальности. Возбуждающие касания настойчивого репетитора в последнее время участились. Руся замирал, когда пальцы Ромео, как бы невзначай, проводили по его спине, поглаживали поясницу, и ладонь опускалась на попу, от чего кожа покрывалась путешествующими по всему телу пупырышками. Он не отодвигался, позволял такие вольности, делая вид, что ничего не происходит, хотя организм кричал с требованием о большем.
Сегодня Ромео пожаловался, что у него болит спина от сидения на стуле за столом и расположился в кресле. Он полулежал, раздвинув ноги, смотрел на Русю ласкающим взглядом и гонял его по правилам пунктуации. Руслан под таким взором уже не таял и не плавился, не растекался лужицей, он просто находился в таком растопленном состоянии всегда, как только в поле его зрения появлялся филолог-стилист. Состояние твёрдого тела его не беспокоило, кроме одного единственного места. Там было настолько твёрдо, что тягаться в каменном стояке даже не смог бы знаменитый цветок хозяйки медной горы. Остальные же части были пластилиновыми. Ромео, если бы захотел, слепил бы из них то, что нарисовала его фантазия. «Я его слепила из того, что было». Кажется, эти слова были про Руслана.
- Чёрт! – вдруг вскрикнул Рома и, согнувшись, схватился за ногу.
- Что случилось? – подскочил Руся.
- Мышцу свело, - пальцы Ромео впились в икроножную мышцу.
- Сидите спокойно, я разомну. – Руслан склонился, задрал к коленке штанину и стал аккуратно мять ногу юноши. – Где больно?
- Чуть выше, - прошептал репетитор.
Руся передвинул руки под колено.
- Так лучше?
- Да.
Не успел Руслан опомниться, как Ромео схватил его за руки и потянул, усаживая себе на колени.
- Посмотри на меня, малыш, - Руся послушно поднял глаза на молодого человека. Он так красив! Нежная светлая кожа, платиновые волосы, чарующий взгляд. С громким стуком сердца нельзя справиться. – Тебе уже скоро восемнадцать?
- Да. Десятого ноября. Я взрослый! – маленькие озорные бесенята вдруг заплясали внутри, порываясь вырваться на волю .
- Надо же! Всего неделя и совершеннолетие, - Ромео почти вплотную придвинулся. Как же будоражит эта близость! Руки мягко удерживают, не давая соскользнуть с колен.– Скажи, тебе хотелось бы меня поцеловать? – этот вопрос вогнал в замешательство. Руся сконфуженно опустил ресницы и вцепился в край пуловера. Щёки красочно запылали, и уши, кажется, тоже.
- Сними кофту, жарко же.
Руки сами, не спрашивая своего хозяина, стянули мягкую шерстяную ткань и бросили на пол. Изящные пальцы Ромео провели по юношеской груди, погладили гладкую кожу, мягко потёрли соски, от чего они тут же набухли и стали чувствительными. Рома наклонился и легко обвёл языком торчащие горошины. Озноб прошёлся по коже. А губы Ромео не дают одуматься, трогают мягко шею, раз, еще раз, двигаясь вверх, к подбородку, достигают рта, и касаются их так ласково, что перехватывает дыхание. Запоздалая паника отрезвляет.
Руся упёрся в плечи Ромео ладонями, пытаясь оттолкнуть. Тихий смех, чужой язык заскользил по кромке губ, пробуя их на вкус, погладил, зубы чуть прикусили нижнюю губу и оттянули вниз. Губы Ромео восхитительно-мягкие, сладкие, нежные…. Руся раскрыл рот, пропуская настойчивый язык внутрь. Он ворвался, коснулся нёба, языка, полизал, даря безумное желание. Сознание затопило, закрутило в вихре незнакомых ощущений. Руслан даже не понял, что ответил на поцелуй, инстинктивно подстраиваясь под чёткий ритм. Глаза сами закрылись. Руки обняли за плечи Ромео и прижали к себе. Он грудью ощутил тонкую ткань рубашки, пуговицы на ней, потёрся о них, чуть царапая кожу. Рома ловко расстегнул пуговицу и ширинку, давая возможность глубоко вздохнуть. Ладонь его легла на тонкий хлопок плавок и несильно надавила, потёрла через ткань твердую плоть. Руся несдержанно всхлипнул, часто задышал через нос, и совсем неожиданно для себя испытал пик удовольствия, намочив плавки. Боже! Какой позор!
- Быстрый. Какой же ты быстрый. – Ромео немного отодвинулся от своей жертвы. Залюбовался на смущенного растрёпанного паренька, его томный испуганный взгляд и зацелованный припухший рот.
- Наше занятие закончено.
Руслан подскочил с колен Ромео и стал трясущимися пальцами застёгивать ширинку. Взял протянутый ему пуловер, натянул на себя и метнулся, было, к двери.
- Руслан, подожди!
Вот как теперь смотреть в эти серые глаза?
- Ты испугался?
Да, он испугался, ему стыдно и больно. Ему понравилось. Противоречивые чувства терзают его.
- Успокойся.
Так уютно в кольце участливых рук. Они гладят по спине, выпрашивают прощения.
- Прости меня, Руслан. Я поторопился. Ты мне нравишься, очень нравишься.
Самое смешное, что Ромео ему тоже нравится. Руся начинает смеяться. Нервно, неестественно, пугая Ромео.
- Ну, что ты? Всё хорошо.
Губы, что целовали его, собирают слёзы со щёк. Слёзы? Ну, вот. Он ещё к тому же и плакса.
- Всё?
- Да. – Вот уже и легче. – Я пойду?
- Конечно. До завтра.
- До завтра.
Руслан медленно брёл под моросящим дождиком. Дождь в ноябре. Наверное, он перейдёт в мокрый снег. В его день рождения всегда идёт снег. Недавно он радовался, что ещё чуть-чуть, и он официально станет взрослым. А теперь вдруг стало страшно взрослеть. Но время неумолимо бежит вперёд, и хочешь, не хочешь, скоро придётся переступить черту, которая разделяет жизнь на «до» и «после». И в этом виновато совершеннолетие.
========== Глава 12 ==========
Ночью не спалось. Руслан ворочался с боку на бок, отгонял навязчивые мысли и считал пингвинов. Пингвины все как на подбор были с бабулиным лицом, грозили пальцем и обещали сделать «а-та-та». Юноша добросовестно закрывал глаза и ждал сна. На пятидесятом пингвине счётный процесс вытеснили воспоминания о губах Ромео. Первый в его жизни поцелуй оставил восхитительное послевкусие. Руся будто заново ощутил поглаживания умелого языка, от чего тут же отозвалось тянущим чувством внизу живота. Юноша облизнулся, провёл руками себе по груди и дотронулся до сосков. Здесь побывали пальцы Ромео и оставили свои невидимые следы. Кажется, он до сих пор ощущает мягкие прикосновения, как перекатывают подушечки между собой торчащие горошины и слегка пощипывают. Руся повторил движения своего репетитора и чуть слышно застонал. Было приятно, но ещё приятнее снова почувствовать на себе желанные руки. Судя по действиям Ромы, он знал что делает. Так получается, что этот юноша из того круга людей, которых называют геями? А он сам кто?