— Как это так?
— Вот увидите.
Этот диалог наводит меня на мысль, что в том чемпионате отнюдь не все было чисто. Мы действительно потеряли очки и в Ташкенте, и в Душанбе. А ЦСКА стал чемпионом за тур до финиша.
Завершался сезон для «Спартака» еврокубковыми матчами с греческим АЕКом. Московская игра запомнилась тем, что в ней получил красную карточку наш главный тихоня Федор Черенков (к тому моменту он вернулся в «Спартак» из-за границы). С первых же минут этого матча греки начали нас цеплять, плеваться, чуть ли не кусаться. Это происходило каждый раз, как только наш игрок получал мяч. Федору тоже постоянно доставалось. И в итоге он не выдержал и отмахнулся от соперника. Представляете, как надо было постараться, чтобы заставить это сделать такого мягкого и беззлобного человека, как Черенков. Но после отмашки Федор тотчас же увидел перед собой красную карточку.
Удаление нас не подкосило. Эту команду в Москве мы даже вдесятером обязаны были обыграть. После красной карточки, показанной Федору, греки почти не переходили свою половину поля.
То же самое продолжилось и в ответной встрече. Мы с первых же минут начали «возить» соперников, повели 1:0. Однако «Спартак» подстерегла старая болезнь: стандартные положения. Два гола нам забили после навесов. И мы уступили со счетом 1:2. Игра была омрачена еще и тем, что в ней сломался Димка Радченко, который порвал крестообразные связки. В Москву мы вернулись в крайне скверном расположении духа. Так вышло, что матч в Греции стал моей последней официальной игрой за «Спартак».
Глава 9 ДВА БРАТА С ШАЛИМОВЫМ
…Шаля постоянно что-то забывал: то скорость переключить, то с ручника сняться. Для него главным было, чтобы в машине играла музыка. Врубит магнитолу на всю катушку — и покатился. Я говорю: «Шаля, что ты делаешь? Ты же по встречке едешь!»
В этой главе я хочу поподробнее рассказать о наших отношениях с Игорем Шалимовым — самым моим близким другом спартаковских времен. Из-за скандала в сборной России времен Павла Садырина и моего решения ехать чемпионат мира в США мы крепко поругались, и жизнь на некоторый период разъединила нас. Однако со временем мы нашли точки соприкосновения и сейчас снова общаемся и поддерживаем приятельские отношения. Не скажу, что ситуация утряслась до конца. Все в любом случае будут помнить тот момент. Но так произошло — и ничего с этим не поделаешь. Из песни слова не выкинешь.
Познакомились мы с Игорем не в «Спартаке», а немного раньше, когда вместе выступали за сборную Москвы, Но в те времена общались нечасто, потому что между ЦСКА, «Спартаком», «Динамо» всегда существовали особые отношения. Мы не то что враждовали, но когда встречались, постоянно подначивали друг друга. Каждый считал свою школу лучшей, а над соперниками посмеивался, А вот когда я пришел в дубль «Спартака», то с первых же встреч, с первых же наших совместных тренировок мы с Игорем как-то сразу сошлись, нашли общие интересы. Вдобавок нас объединяло то, что мы были одними из тех немногих молодых футболистов команды, кого в те времена стали подпускать к основному составу. Игорь начал играть раньше — еще в 1986 году, но потом его ставить перестали. А меня, наоборот, выдвинули.
Шаля по складу своего характера был очень компанейским, веселым парнем и этим выделялся. Постоянно шутил. Я, наоборот, выглядел довольно-таки зажатым, скромным. Поэтому, может, и подружились — как «плюс» и «минус». Если Игорь попадал в какую-то историю, тренеры всегда радовались, что я рядом с ним. Он мог выкинуть такую штуку, что не обрадуешься. А я, наоборот, его всегда сдерживал.
Многие в шутку называли Шалю клоуном. Он был очень смешным чисто внешне. Худющий, с длинными кучерявыми волосами… Это сейчас он лысый стал. А тогда, в «Спартаке», мы придумали ему кличку Донадони — в честь футболиста итальянской сборной, тоже кудрявого. Без Игоря не обходилась ни одна веселая история — на базе или в автобусе. Все знали: где он, там всегда смех.
У него была одна фишка, над которой многие шутили. Когда мы садились в столовой, он всегда очень медленно ел. Мало того что Шаля приходил в столовку одним из первых, так и сидел там до тех пор, пока его сами повара чуть ли силой не выгоняли. На самом деле никто не знал, что у него проблемы с зубами. Из-за этого он очень медленно жевал. Вдобавок Игорь очень любил поболтать за столом. Поэтому ему всегда не хватало времени. Люди уже по пять раз сменялись, приходили и уходили, а он все сидел, с кем-то разговаривал. Пацаны ухохатывались:
— Шаля, ну сколько можно жрать? А он делал серьезное лицо:
— Вам что, не нравится, как я ем?
…За победу в чемпионате-89 я получил «шестерку» «жигулей», а он — «москвич» последней модели. Тогда он казался нам чуть ли не иномаркой. Но Шаля не умел водить. Я в этом плане был более продвинутым, в свое время вместе с отцом катался. И стал учить Игоря вождению. Мы объездили чуть ли не все соседние с Тарасовкой деревни. При этом Шаля постоянно что-то забывал: то скорость переключить, то с ручника сняться. Для него главным было, чтобы в машине играла музыка. Врубит магнитолу на всю катушку — и покатился. Я говорю:
— Шаля, что ты делаешь? Ты же по встречке едешь!
— Да какая разница, машин все равно же нет!
В то время движение на самом деле было не ахти какое: три машины на деревне. А Шаля улыбается, доволен: музыка гремит, жизнь прекрасна.
И однажды с этой музыкой он так увлекся, что не заметил, как наехал на бугор и его «москвич» встал днищем — как корабль на мели. Колеса крутятся, но машина не едет — а он этого даже не ощущает. Сидит себе, поет чего-то. Я говорю:
— Шаля, куда ты заехал?
— Чего такое? — удивляется. — Все вроде нормально.
— Нормально? Ты посмотри: мы стоим, а не едем.
У него уже все заглохло, одна музыка играет. Тут он с удивлением замечает:
— Ой, действительно стоим,
Дословно Мостовой о своей первой иномарке
— В 1990 году мы с Игорем Шалимовым купили себе два одинаковых «мерседеса» — он синий, я белый. Пригнали их нам прямиком из Германии. И мы были самые козырные люди в Москве. Хотя по нынешним меркам — это допотопные модели. Такие, знаете, с двумя глазами.
…Со временем мы настолько сблизились, что я стал жить у Игоря дома. Мы, правда, много времени проводили вместе на базе в Тарасовке. Но если выдавался выходной, я всегда старался приехать к нему. Тем более что он жил на Преображенке, а оттуда до Сокольников, куда приезжал спартаковский автобус, отправлявшийся в Тарасовку, рукой подать. И мы всегда вовремя успевали на тренировку. Мы с Игорем были в то время как братья. Его мама относилась ко мне как к родному. Она спокойно воспринимала, что приходили домой то ночью, то под утро. Набродимся, и домой спать, в его комнату.
В отличие от меня, Шале часто доставалось на бесковских разборах. Впрочем, зная, какой он смешной, Бесков над ним больше подтрунивал. Но за курение Игорю попадало. Тренерский состав у нас прекрасно знал, кто из ребят балуется сигаретами, кто выпивает. Понятно, в открытую никто не курил. Закрывались в номере, выходили на балкон и там дымили. У нас в команде из тридцати человек футболистов пять были, кто не курил …
Разумеется, мы с Игорем следили за модой и в любой заграничной поездке первым делом бежали по магазинам, Там, как правило, покупали одинаковые вещи, только разных цветов. Если же цвет имелся только один, мы до хрипоты спорили, кому покупать. Мы же каждый день проводили вместе и не могли появляться в одинаковых куртках или ботинках. Поэтому по возможности старались договариваться: «Давай ты возьмешь эти брюки, а я те».
Вечерами маршрут у нас пролегал по одним и тем же местам. Мы шли или в гостиницу «Россия» или в «Космос» — там можно было хорошо посидеть, поесть, отдохнуть. Ну а деньги у нас по тем временам какие-никакие, а водились. Надо же их на что-то тратить. Правда, за нами все время следил Жиляев — он не давал расслабляться. Всегда знал, где мы находимся. Допустим, назначали тренировку на одиннадцать часов. Он подходил к нам и говорил:
— Так, чтобы в десять завтра были. Вечером обязательно позвоню вам на базу, проверю, как вы там.
И действительно звонил, и если нас там не было, сразу же перезванивал Шале домой. Если и там нас нет, то сразу начинал нас искать. Да мы и сами перезванивали на базу, спрашивали, не звонил ли нам кто. Там отвечали:
— А как же — Жиляев. Просил перезвонить, Перезванивали. Владимирыч сразу:
— Вы где?
— Да тут, в одном местечке.
— Срочно домой, завтра тренировка.
Кто из нас с Игорем вызывал больший интерес у представительниц противоположного пола? Наверное, я. Хотя в плане девушек у нас были разные вкусы. Шале нравились шебутные девчонки — такие же, как и он сам. А я больше любил скромниц, которые сидели в сторонке и молчали. Так что особых проблем в плане «дележа» у нас не было. Если девчонка задорная и веселая, я сразу понимал, что на нее клюнет Шаля, потому что это его тип. Мне не нравится, когда девушка слишком активная. А если она была скромной, Игорь сразу говорил:
— О, Мост, это твоя!
Проблем, куда водить девушек, у нас тоже не было. Всегда имелись свои места.
А потом мы с Шалей получили квартиры в одном доме в Сокольниках, и даже в одном подъезде. Только этажи разные — он на одиннадцатом, я на седьмом. И многие вечера мы проводили уже здесь. Здесь же стали плотнее общаться с Колькой Писаревым.
Иногда Шаля мог и не заходить в свою квартиру. У меня все было. И холодильник в том числе постоянно был полон (спасибо маме). Заскакивали, перекусывали и опять убегали.
Если Шалимов находился в плохой форме, бывало, что тренеры говорили мне: ну что ж ты, Мост, не уследил? Иной раз ударит Игорь на тренировке пару раз подряд «в молоко» — гораздо выше ворот, и меня сразу спрашивают:
— Вы где вчера куролесили-то? Что Шаля там ел? И главное, что пил?
Но что любопытно, Шаля был в том «Спартаке» одним из немногих, на кого все эти гулянки практически не влияли. Он казался двужильным. И на тренировках носился без остановки столько, сколько нужно. Недаром худой был и весил при своем высоком росте всего 60 килограмм. Все уставали, а он нет. И не скажешь, что ночью гулял. Я иногда даже возмущался:
— Сколько ты можешь бегать? Как тебе это удается?
— Ну а что? — удивлялся он. — Если сказали надо, значит, надо.
Бывало, что мы и ссорились с Игорем. Но эти ссоры были не злыми. Допустим, на тренировке он не отдает мне пас, и я заводился:
— Ты что, блин, мячом не делишься?
— Да пошел ты!
— Чего?
— Да ничего. Тренируйся себе.
Впрочем, мы сразу забывали о таких эпизодах. Отходил я тоже легко. Иной раз разозлишься, начнешь кричать, а потом словно сигнал к тебе приходит: все, хорош, успокойся, И все снова забывалось. До драк дело не доходило. Впрочем, Шаля и сам понимал, что со мной лучше не схлестываться - Я был известный драчун. Хотя пару сильных конфликтов на тренировках у нас все-таки случилось. Однажды играли друг против друга в двухсторонке, а Шаля, как обычно, бегал без остановки. В один из моментов мне это надоело:
— Хорош уже носиться, остановись! А он в ответ:
— Чего кричишь-то? Давай лучше догони, отними мячик!
Завелся. Бегу за ним. Догоняю. И как дам сзади по ногам! Даже тренировку прервали. Был еще случай — играли в квадрат в манеже. Я долго находился в центре и не мог отнять мяч. В итоге разозлился и снова въехал в Игоря, да так, что Романцев убрал меня с тренировки.
— Иди остынь посиди, — сказал Олег Иванович. Причем Шаля-то как раз не обиделся. Он понимал, что я действительно не могу столько бегать.
Естественно, шутили друг над другом, но опять же по-доброму. Над внешностью прикалывались, над одеждой.
Вырядится он в странный спортивный костюм, и я ему говорю: «Ну, ты прям какой-то Брюс Ли».
Однажды я и сам стал объектом для шуток — и не только со стороны Шали, но и всех остальных футболистов «Спартака». Произошло это после того, как я забил свой знаменитый гол харьковскому «Металлисту» в манеже, обыграв перед решающим ударом шесть человек. «Футбольное обозрение» признало этот гол лучшим в месяце. И мне вскоре сказали, что телекомментатор Владимир Перетурин специально приедет в манеж «Олимпийский», где мы тренировались, — делать со мной интервью.
Но буквально за несколько дней до съемок произошла любопытная история. Анатолий Бышовец, который руководил сборной СССР, строго-настрого приказал футболистам с длинными волосами подстричься.
— Если не сходите в парикмахерскую, на следующий сбор можете не приезжать, — сказал он как отрезал.
Пришлось подчиниться. Васька Кульков затащил меня в какую-то парикмахерскую на Арбате. Закрыли мне голову и начали стричь. Долго так. Я взмолился: когда вы наконец закончите? А когда мне открыли лицо и дали увидеть себя в зеркало, я чуть не заплакал. Зрелище было ужасным — меня постригли так коротко, что я сам себя не узнавал.
Я очень любил длинные волосы. Тогда была такая мода. Многие западные футболисты отращивали шевелюру, и мы стремились им подражать. Однажды кто-то из знакомых даже подарил мне специальный гель для роста волос. Я мазался им день и ночь. А тут мне в один момент все остригли. И случилось это буквально за два дня до этого интервью. Когда потом себя со стороны на телеэкране увидел, ужаснулся. Да и ребята подбавили жару:
— Да, Мост, причесочка что надо, модельная.
Шаля тоже ухохатывался надо мной. Веселые, словом, были времена.
На поле мы с Шалимовым понимали друг друга от и до, как и Федор с Радиком — с полувзгляда, полудыхания.
Шаля знал, куда я отпасую в следующую секунду, и уже бежал в эту зону. А я знал, как он остановит мяч, как уберет его под себя, куда затем отдаст передачу. Самый памятный совместный гол? Возможно, «Марселю» в полуфинальном матче Кубка чемпионов. Я прошел по краю, прострелил, и он точно пробил головой. Еще вспоминается гол в ворота чешской «Спарты», Я оставил Шале мяч пяткой, и он технично, в одно касание, поразил ворота соперников.
Когда пошла первая волна отъезда советских футболистов за рубеж, мы с Игорем строили планы: вот бы вместе уехать в какой-нибудь западный клуб. И так случилось, что его и динамовца Игоря Колыванова летом 1991 года позвали в итальянскую «Фоджу». У меня, естественно, возникло огромное желание поехать вместе с ними. Начал интересоваться, возможно ли организовать и мой трансфер? Но мне отказали, мотивировав это тем, что на позиции «под нападающими» у итальянцев уже есть свой футболист. Ух и расстроился же я тогда! Думал: ну почему судьба так несправедлива? Почему я снова оказался отрезанным, как и летом 1990 года, когда на чемпионат мира взяли не меня, а Игоря? Но делать было нечего — и я решил ждать своего часа.
…Разумеется, мы продолжали общаться с Игорем. Он едва ли не каждый день звонил мне в Москву, интересовался новостями. В Италии Шале было непросто — все-таки уехал в другую страну, где все чужое и не такое, к чему он привык у нас. А буквально через полгода после этого за границу уеду и я — в лиссабонскую «Бенфику». По мере возможностей мы будем продолжать общаться — вплоть до моего отъезда на чемпионат мира в Америку.
Нашумевшая история с «письмом четырнадцати», призывающим к смене руководства национальной команды, зародилась, конечно же, еще до памятной игры в Греции. В сборной уже давно присутствовала нервозная обстановка. И не потому, что мы плохо играли — с этим-то как раз все было в порядке. Все изначально шло к тому, что мы выйдем из группы и поедем на чемпионат мира в Америку. Но в сборной в те годы всегда возникали проблемы. Как в то время всех обманывали, так обманывали и нас. Сейчас об этом смешно говорить и кажется мелочью… Но тогда подобные вещи были для нас вовсе не мелочами. Вдобавок к этому целую группу игроков не устраивал тренер Павел Садырин.
Конечно же, меня он тоже не устраивал. Я при этом тренере практически не играл — провел за сборную считанное количество матчей. Обижался, конечно. Думал: как же так, я же не последний игрок? Хотя умом понимал: до этого Садырин тренировал ЦСКА, значит, он по большей части будет доверять своим ставленникам, армейцам. С другой стороны, я почти не имел игровой практики и в «Бенфике». Понимал, если вызовут — надо ехать. Если нет — так тому и быть.