Генерал Ефремов относился к тем полководцам, которые в период боёв всегда старались быть ближе к передовой. В своих воспоминаниях генерал-полковник Л.М. Сандалов, который в августе 1941 г. был начальником штаба Центрального фронта в период, когда им командовал Ефремов, написал: «Михаил Григорьевич всегда предпочитал руководить войсками непосредственно на поле боя»[74].
В тот день командарм наблюдал за ходом боя с ближайшего НП командира 222-й сд вместе со своим начальником штаба генерал-майором Кондратьевым. Вечером в штабной землянке в Яковлевском они просматривали донесения о результатах боя.
– Уже пятые сутки Третья и Четвёртая танковые группы атакуют правое крыло Западного фронта, – сказал командарм. – После относительного затишья противник активизировал свои действия и на нашем участке. И, заметьте, Александр Кондратьевич, они ударили не просто в стык полков и дивизий, но в стык армий. Что бы это значило?
– Вы думаете, это разведка боем? Что там, в глубине, в несколько эшелонов, соредоточились для удара крупные силы?
– Да, именно так. Укрепляться, зарываться в землю, минировать подходы и дороги. Фон Глюге недолго будет ограничиваться атаками числом до батальона при поддержке взвода лёгких танков.
1-я гв. мсд продолжала безнадёжные бои за Наро-Фоминск. Полковник Лизюков уже прекрасно понимал, что отбить город теми силами, которые он имел, не удастся. Вряд ли удастся и удержаться на том плацдарме, который всё ещё занимал 175-й мсп. И тем не менее прибывающее пополнение тут же переправлялось на западный берег р. Нары и бросалось в пекло. Из штаба фронта поступали раздражённые телеграммы по поводу того, что необоснованно оставлен город, что необходимо его вернуть в ближайшие часы. И из штарма в Перхушково шли ответные телеграммы, в которых были такие слова: «…1 мсд – существенных изменений в расположении нет. Ведёт упорные бои за окончательное овладение городом»[75]. Дальнейшее продолжение уличных боёв вело только к новым потерям, которые ни в коей мере не восполнялись прибывающим пополнением. Явно бессмысленные атаки к тому же ломали психику людей, подавляли дух, особенно прибывших с недавним пополнением.
Можно как угодно комментировать эти донесения командарма 33. Но можно сказать совершенно определённо, что Жуков получал от Ефремова вполне адекватные ответы.
А Жуков стоял на своём: «Ваши действия по овладению Наро-Фоминском совершенно неправильны. Вместо окружения, изоляции противника в городе вы избрали затяжные, изнурительные уличные бои, в которых применяете и танки, в результате чего несёте огромные потери в людях и танках».
«Ударом на фланги 1 гмсд отбросить пр-ка в южном и ю.-з. направлениях, изолировать противника, занимающего часть города, и блокировать часть сил, таким путём уничтожить в городе.
Применять танки в городе запрещаю»[76].
Утром 28 октября части 1-й гв. сд начали последний перед довольно продолжительным затишьем штурм Наро-Фоминска. Прибывшее в этот день в 113-ю сд пополнение – маршевая рота в количестве 130 человек с винтовками – было тут же направлено в распоряжение командира 175-го мсп. До позднего вечера на улицах шли бои. Ни бойцы, ни командиры ещё не знали, что период изнурительных контратак с целью овладения где населённым пунктом, где улицей, а где просто отдельно стоящим зданием или развилкой дорог, закончился, что штаб Западного фронта принял решение о переходе к глухой обороне с целью перегруппировки и накапливания сил.
Что касается попытки отбить Наро-Фоминск, то она была предпринята ещё раз, 12 декабря 1941 г., когда фланги Западного фронта уже перешли в наступление, а центр ещё стоял на месте, не имея приказа атаковать.
Штаб 33-й армии разработал подробный «План частной операции по захвату гор. Наро-Фоминск в ночь с 12 на 13 декабря 1941 года.
1. Цель операции – уничтожить противника на подступах к западной половине Наро-Фоминска и овладеть городом.
2. Способ действия – внезапным ударом в направлении выс. 193, 8, раъезд 75 км, ПР (Пруд. – Примеч. С.М.), выйти к подступам гор. Наро-Фоминск и блокировать его»[77].
Далее в документе перечислялись подразделения с изложением боевой задачи, поставленной перед каждым из них.
Командарм понимал: приказ о начале наступления в штаб армии поступит со дня на день. Перед началом наступления, как тогда было принято, в любом случае необходимо провести разведку боем. А что если попытаться убить сразу двух зайцев?
Не получилось.
Крупномасштабная разведка боем в центре фронта 33-й армии была проведена в ночь на 13 декабря. Вперёд пошли части 1-й гв. мсд, усиленные лыжными батальонами. Сводным отрядом руководил командир 6-го мсп полковник Гребнев.
Командарм во время проведения операции находился на НП командира 1-й гв. мсд. Для организации взаимодействия в 222-ю сд отбыл начальник оперативного отдела штарма полковник Киносян, в 110-ю – начальник разведотдела майор Потапов, в 113-ю – старший помощник разведотдела капитан Соболев.
Характерно, что за несколько часов до начала операции на главном направлении, разведку боем начали разведотряды 222, 110 и 113-й сд. Каждая – на своём фронте. До глубокой ночи шла стрельба на нейтральной полосе и вблизи населённых пунктов, занятых противником. Ни одна из разведгрупп проникнуть в расположение врага не смогла. Наблюдатели зафиксировали хорошо организованную систему ведения огня, которая позволяла немцам отражать как фронтальные атаки, так и возможные фланговые удары. Наличие на всех участках миномётов поддержки позволяло массированно уничтожать противника ещё на дальних подступах. На этих участках дивизиям 33-й армии противостояли 33, 351 и 81-й пехотные полки вермахта.
В 22.00 артиллерия 1-й гв. мсд провела обработку передовой линии обороны противника на своём участке. Сводный разведдивизион, куда вошли также сапёрные подразделения, поднялся в атаку. И сразу стало ясно, что обороны немцев не прорвать и здесь. Ночью связь с полковником Гребневым прекратилась. А утром, понеся большие потери, разведчики и сапёры, усиленные лыжными батальонами, вернулись назад, на исходные позиции.
В этот же день, 13 декабря 1941 г., командарм получил приказ штаба фронта – перейти в наступление.
Но, прежде чем перейти к повести о наступательных боях 33-й армии, необходимо рассказать об одном ярком эпизоде стояния армии Ефремова на Наре.
Глава пятая
Последняя атака фон Клюге
«Язык» сообщил: атака назначена на утро 1 декабря. Лётчики подтвердили сообщения наземной разведки. Двойной удар фон Клюге. Трагедия 479-го полка. Уроки Жукова и сталинские лопаты. Как попал в плен полковник Лещинский. Немцы наращивают удар. Полосухин приходит на помощь. Бросок на Алабино. Командарм вводит в бой свои резервы. Помощь Жукова. Полки и батальоны дерутся в полуокружении. Немцы выдохлись. Трофеи
Ночью 29 ноября разведчики 113-й стрелковой дивизии успешно, без стрельбы, миновали нейтральную полосу, проползли мимо постов и углубились в территорию, занимаемую противником. Там, в ближайшей деревне, захватили немца, скрутили его и через несколько часов, когда уже светало, приволокли «языка» к своим окопам. Немец, как и большинство пленных, оказавшись в тепле жарко натопленной штабной землянки, где его ещё и угостили горячим чаем, оказался словоохотливым и показал, что он из 92-го разведывательного батальона 20-й танковой дивизии, что дивизия основными своими частями из второго эшелона выведена к передовой линии и изготовилась для грандиозного наступления, цель которого – окончательный разгром русских и решительный бросок на Москву. Атака по фронту 33-й армии намечена на раннее утро 1 декабря. Выслушав немца, командир дивизии полковник Миронов тут же распорядился привести в полную боевую готовность все подчинённые ему подразделения, заминировать проходы, выдать бойцам противотанковые гранаты и бутылки с КС. Начальнику штаба майору Сташевскому приказал немедля отправить «языка» в штаб армии вместе с копией протокола допроса и всем, что при нём было обнаружено.
Генерал Ефремов допрашивал немецкого разведчика тоже недолго и отправил его срочным транспортом в Перхушково, до которого от Яковлевского было немногим более тридцати километров. Таким образом вскоре информацией о готовящемся грандиозном наступлении, окончательном и решительном, знал и генерал армии Жуков.
Отослав «языка» в штаб фронта, генерал Ефремов срочно затребовал всю информацию о наблюдении за противником в последние сутки. Из всех дивизий поступали примерно одни и те же сведения: никаких существенных изменений, редкий беспокоящий орудийный и миномётный огонь.
– Есть ли что необычное? – спросил командарм своего начальника штаба.
– Есть и кое-что необычное, – ответил Кондратьев. – В период с десяти до двенадцати часов тридцати минут над расположением полков Двести двадцать второй пролетели одиночные самолёты. Ни окопы переднего края, ни позиции артиллеристов, ни тылы не атакованы. Против обыкновения не ответили и на стрельбу из траншей. Таким образом можно сделать вывод, что противник произвёл авиаразведку глубиной до пятнадцати-двадцати километров в направлении на Кубинку и Минское шоссе.
Картина стала более ясной, когда о наблюдениях сообщили из 110-й стрелковой дивизии: в населённых пунктах близ передовой слышна работа танковых двигателей, немцы усилили патрулирование по западному берегу р. Нары, активизировались на плацдармах, захваченных ими накануне.
В следующую ночь за реку на немецкий берег были направлены новые разведгруппы. Каждый полк послал в поиск по одной-две группе. Характерно, что полностью поставленную задачу не выполнила только одна. Как правило, немцы обнаруживали разведчиков ещё на нейтральной полосе и открывали миномётный и пулемётный огонь, после чего разведчики уползали назад, уволакивая своих убитых и раненых товарищей. Немцы успели хорошо отладить систему боевого охранения, и наши разведывательно-диверсионные группы уже не могли так легко, как прежде, проникать в их расположение. К тому же наши группы действовали по шаблону: выходили, как правило, в одно и то же время, большим составом, двигались одними и теми же маршрутами. Неудивительно, что их боевая работа вскоре перестала давать сколько-нибудь реальные результаты. Успеха добивались там, где ломали шаблон, умело меняли тактику действия групп, как, например в 113-й сд генерала Миронова.
Первым поступило донесение от полковника Лещинского. Лещинский был назначен на должность комдива в конце ноября. Представление на него в штаб фронта подавал сам Ефремов. И вот пришло первое донесение, подписанное уже не исполняющим обязанности, а действительным командиром 222-й дивизии. Ефремов взял листок, прочитал: «Произведённые налёты отрядов частей 222-й сд в ночь на 30.11.41 с целью уничтожения живой силы противника, технических средств и захватом пленных, успеха не имели.
Противник, обнаружив действие отрядов, открыл сильный ружейно-пулемётный огонь, освещая всю местность ракетами, и поджогом зданий вынудил к отходу на исходное положение. В результате ночных действий уничтожена ОТ[78] противника.
Потери: убитыми – 3 человека, ранеными – 12 человек»[79].
Старший помощник начальника разведотдела штарма капитан А.М. Соболев доложил, что вернулась разведгруппа 1292-го сп 113-й сд. Действовала она в районе населённого пункта Мельниково. В результате налёта на окопы передового боевого охранения противника огнём из стрелкового оружия и ручными гранатами уничтожила до отделения солдат противника. Захвачен пленный. Допрошенный пленный показал, что он принадлежит к отдельному мотоциклетному батальону и что их срочно перебросили на передовую, собрав из некомплектных частей и сведя в одно подразделение. В ранце немецкого солдата был обнаружен любопытный документ – типографским способом отпечатанное обращение командующего группой армий «Центр» к своим солдатами и офицерам: «Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Вам осталась Москва. Заставьте её склониться, покажите ей силу оружия, пройдитесь по её площадям. Москва – это конец войны. Москва – это отдых. Вперёд!» Мотоциклетный батальон, к которому принадлежал пленный, входил в состав 20-й тд. В бою захвачены трофеи: 2 ручных пулемёта, 10 коробок с лентами, 2 винтовки, документы и письма немецких солдат. Наша группа тоже имела потери: 11 человек убиты и ранены.
Накануне 33-й армии был придан авиационный полк, который по приказу командующего тут же начал разведывательные полёты. В журнале боевых действий армии среди записей за 30 ноября появилась и такая: «Авиаполк в течение ночи одиночными самолётами производил поджигание и бомбометание населённых пунктов, занятых противником: Наро-Фоминск, Б. Горки, Таширово, одновременно производил разведку.
Боевой состав полка: 10 самолётов Р-5, 4 самолёта Р-зет»[80].
Первые же донесения лётчиков подтвердили скопления танков и мотопехоты противника в непосредственной близости к передовой.
Что касается наличия авиации в 33-й армии, то следует привести документ, свидетельствующий буквально о следующем: «Во исполнение указаний Ставки Главного Командования КА по уничтожению населённых пунктов, занятых противником перед Западным фронтом
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Командующему ВВС ЗАПФРОНТА придать армиям по одной эскадрилье особого назначения, которые подчинить командующим ВВС армий.
2. Личный состав и материальную часть для указанных эскадрилий выделить:
…для 33 армии – 5 самолётов Р-5 из 686 лбп[81] 31 ад.
Передачу эскадрильи закончить к исходу 20.11.41 г., штабы полков этих частей остаются в составе авиадивизии и довольствуют эскадрильи».
Ранним утром 1 декабря 1941 г. из штабов дивизий начали поступать сведения о том, что противник задвигался. В 7.00 началась мощная артподготовка. Одновременно самолёты нанесли бомбовые удары по КП дивизий и полков, а также по тыловым коммуникациям. Ровно час длилась артподготовка. Ещё не рассвело, когда перед полуразрушенными траншеями и дотами левофланговых 110-й и 113-й дивизий появились танки с мотопехотой. Но уже через час удар был нанесён на правый фланг, в стык 222-й сд и 1-й гв. мсд.
Фон Клюге рассчитывал на то, что Ефремов, ощутив сильный нажим на свой левый фланг, перебросит туда свои резервы, оголит участок 222-й сд, и тогда он нанесёт свой основной удар.
Под деревенькой Новой немцы прорвали фронт 222-й сд. В прорыв тут же вошла 258-я пд при поддержке до 80 танков 19-й тд. Во втором эшелоне двигался 479-й пп. А следом за ними, с небольшим интервалом, выдвигались полки 292-й пд с задачей: совместно с танковым батальоном 27-го тп 19-й пд развить наступление в направлении на Акулово и выйти на Минское шоссе в районе Кубинки. Ударная группировка 20-го армейского корпуса генерала пехоты Матерны насчитывала восемь-девять тысяч человек. Правее их наступала 7-я пд. Она должна была оттеснить правофланговые полки 222-й сд и выйти во фланг фронту 5-й армии. Замысел, надо признать, был блестящим. Начало его выполнения тоже оказалось успешным.
Как же отреагировали обороняющиеся?
479-й сп 222-й сд, который оказался под гусеницами танкового клина, остался навечно в снегах Подмосковья. Оттеснённые 478-й и 458-й полки дрались в полуокружении в районах Иневки и Малых Семёнычей.
На Кубинском шоссе движение немецкой колонны сразу замедлилось. Сработала хорошо подготовленная система минных полей и заграждений. Сразу несколько танков противника были выведены из строя.
Видя угрозу глубокого прорыва и понимая направление немецкого удара, Ефремов срочно связался с соседом справа. Генерал Говоров в это время находился на КП своей левофланговой 32-й сд полковника Полосухина. Соседи тоже изготовились и ждали удара. На перехват танковой колонны он тут же выслал 17-й сп и резервный полк ПТО.