В реализации военно-экспансионистских замыслов Германии в России немецким колонистам на ее приграничных рубежах могла быть отведена одна из важных ролей – информирование наступающих германских войск. Их командование сумело бы получить ценные сведения о специфике военной жизни русского государства в конкретных губерниях. Предвидя подобное развитие событий, С.Е. Крыжановский добавил, что в случае вступления германской армии в пределы Волынской губернии, бывшие немецкие колонисты могут явиться лучшими знатоками театра военных действий[141].
Худшие опасения товарища министра внутренних дел подтвердились. Посмотрим на межведомственную и внутриведомственную переписку, отражающую реальную оперативную обстановку первых месяцев Первой мировой войны (например, в пределах Варшавского генерал-губернаторства). Согласно совершенно секретным сведениям, поступившим в штаб Новогеоргиевской крепости в июле 1914 г. (число в документе не указанно) от начальника военно-политического отделения Млавского уезда по приказанию генерала П.П. Любомирова был арестован помещик имения Любовидз гмины Розвозин Млавского уезда германский подданный Конрад Кинцель. Судя по сообщениям разведывательных органов 15-й кавалерийской дивизии, он был замечен в шпионаже в пользу Германии. Из личного признания Кинцеля следует, что он «указал прусским офицерам дорогу на Журомин и дал сведения о русских силах и их расположении (курсив наш. – В.З.)»[142].
Данная информация была частично нами подтверждена через посредство других источников. Как выяснилось, отмеченное армейское подразделение во главе с генерал-лейтенантом Павлом Петровичем Любомировым действительно входило в состав 2-й армии генерала А.В. Самсонова, которая дислоцировалась в интересующее нас время в районе западной границы Российской империи [143].
Продолжая разговор об обстановке по линии борьбы со шпионами противника и переходя к внутриведомственному документообороту, обратимся к письму начальника варшавского губернского жандармского управления начальнику жандармского управления Влоцлавского, Нешавского и Гостынского уездов № 1541 от 19 августа 1914 г. Из его содержания (со ссылкой на сведения агентуры) видно, что помещик имения Ходеч Влоцлавского уезда Вернер «всегда принимал и угощал германские войска, которым давал самые подробные сведения о русских войсках (курсив наш. – В.З.)»[144]. Кроме того, у Вернера имелось много оружия, «часть которого он раздал колонистам-нем-цам». Судя по тем же сведениям, в посаде Ходеч проживают немцы Келлер и Майзнер, которые шпионят в пользу германских войск. «На днях Келлер и Майзнер получили от германских военных властей деньги и из деревни Ходеч выезжали в Варшаву с целью добыть сведения о количестве и движении русских войск (курсив наш. – В.З.). Вместе с тем, Келлер и Майзнер подговорили польское население, чтобы последнее старалось перейти на сторону Германии и сочувствовать германским войскам»[145].
Как явствует из приведенных документальных данных, С.Е. Крыжановский за два года до наступления вооруженного конфликта сумел точно предугадать факты возможной госизмены со стороны некоторых немецких колонистов. Тем самым он подтвердил то, что довоенные опасения офицеров-разведчиков Генерального штаба по отношению к множественному и компактному расселению немецких подданных вдоль западных рубежей России имели под собой реальные основания.
Последующий ход военных событий на Восточном фронте и в тылу действующей армии так же свидетельствовал о правильности прогноза, сделанного высокопоставленным чиновником. «В Аккерманском уезде Бессарабской губернии, – пишет И.И. Сергеев, – немцы-колонисты радушно приняли турецкий десант и помогли ему пробраться вглубь уезда»[146]. Этот же автор, обращая внимание на причастность немецких колонистов к шпионажу против России, ссылается на депутата Государственной Думы IV созыва В.М. Пуришкевича. Публицист цитирует фрагмент его речи, озвученной в 1915 г.: «Многие тысячи наших солдат были бы спасены, если бы в Привислинском крае, по непонятному заблуждению органов правительственной власти, не находился бы до сих пор ряд немецких колоний и ряд немецких поселений»[147].
В отличие от консерватора, монархиста и черносотенца В.М. Пуришкевича, огульно-обвинительный уклон высказываний которого далек от объективной действительности, в современной исторической литературе встречаем более сдержанные и реалистичные суждения.
Во время Великого отступления русской армии риск встретить потенциального предателя среди этнических немцев в прифронтовой полосе, как полагает А.Н. Шубина, был наиболее высок[148]. Документально обосновывая свою версию, автор обращается к сообщению газеты «Новое время» от 2 февраля 1915 г., из которого следует, что «во время боевых действий в Полоцкой губернии разведывательные разъезды немцев действовали чрезвычайно эффективно, благодаря удачной шпионской службе колонистов, которые… указывали немцам безопасные дороги. С выселением же колонистов, удачи немецких разъездов сразу прекратились»[149].
Выводы:
1) Шпионаж с участием немцев-колонистов действительно был. Но имело ли данное уголовно-правовое явление столь грандиозные географические и количественные размеры, как это отмечено в редких трудах русских, советских и российских авторов? Судя по сообщениям разведки царского Генштаба, статданным об арестах иностранных шпионов в губерниях близ Санкт-Петербурга, Варшавы, Вильны, Киева и Одессы, а также руководствуясь результатами обследования периодической печати (полученными автором), можно утверждать, что (военных) преступников привлекали конкретные приграничные военные округа России (прежде всего, Варшавский военный округ). Настойчивый интерес противника к сравнительно узкой «прифронтовой полосе» объяснялся его планами непродолжительной наступательной и победоносной войны против восточного соседа. Претворение этого замысла было бы затруднительно без наличия развернутой оперативной агентуры на предполагаемом театре военных действий. Между тем, численность немецких колонистов, занятых в тактической разведке, была мизерной. Агенты не были объединены в преступные группы (шпионские сети) и их индивидуальные и эпизодичные разведывательные усилия не возымели большой пользы для Германии и не принесли ощутимого вреда военным (приграничным) интересам России.
Те из колонистов, которые были задержаны военными и административно-полицейскими властями за шпионаж, так и не сели на скамью подсудимых. Доказательств их преступной деятельности было недостаточно для вынесения обвинительных заключений и передачи собранных материалов в гражданские/военные суды. Надзор прокуратуры за соблюдением законности в работе следователей (и контроль со стороны руководителей жандармских управлений за своими подчиненными) был неуклонным. Из 122-х досудебных дел об иностранном шпионаже (в том числе немецком шпионаже), возбужденных в Варшавском генерал-губернаторстве с 1907 г. по 1 августа 1914 г. в среднем каждое шестое дело было прекращено за отсутствием веских оснований.
2) В отличие от установленных единичных фактов причастности к шпионажу со стороны немцев-колонистов, высказанное нами мнение об использовании их личной занятости и профессиональной активности в целях скрытного наблюдения за военно-производственными объектами, естественными преградами и железнодорожными магистралями стратегических участков обороны Российской империи носит гипотетический характер. Не более чем предположением является и возможность своевременного учета полученных сведений в тактике будущего реагирования германских и австрийских войск. Все это, как и редкие примеры сотрудничества колонистов-шпионов с авангардом немецкой армии, лишь косвенно подтверждает версию русской разведки (а вместе с ней и авторское мнение) о военно-политической опасности со стороны ряда немецких колонистов и указывает на направление дальнейшего научного поиска.
Германское посольство в Санкт-Петербурге (и консульства в некоторых других городах)
Согласно заключению петербургских отделений контрразведки, германское посольство являлось центром немецкого шпионажа в России перед началом Первой мировой войны. Этот вывод был созвучен заключениям первой и второй межведомственных комиссий по организации контрразведывательных отделений в Российской империи. По мнению Б.А. Старкова, подробно изучившего специфику деятельности комиссий М.И. Трусевича и П.Г. Курлова, специалисты Департамента полиции МВД, ГУГШ и Моргенштаба единодушно считали, что иностранные военные атташе в Санкт-Петербурге и других городах России (в том числе сотрудники немецкого посольства и консульств) ведут разведку[150].
В состав посольства Германии входили девять официальных лиц, а именно: руководитель граф Ф. фон Пурталес, советник граф Г. фон Люциус, секретари граф Берхем, граф фон Притвиц, граф Гоффрон, «стоящий при посольстве» граф фон Бюлов, «стоящий при Е. В. Государе императоре Германии и короле Прусском» генерал-лейтенант граф фон Донна-Шлобитен, а также морской и военный агенты капитан I ранга Фишер-Лоссайнен и майор В. фон Эггелинг[151].
Само же посольство располагалось в центре Санкт-Петербурга (Казанская часть, ул. Большая Морская, 41). Выбор этого места объяснялся непосредственной близостью к главным учреждениям государственной власти России: Сенату, военному и морскому министерствам, министерствам финансов и иностранных дел, наконец, царской резиденции. Помимо штаб-квартиры, немецкие дипломаты (консулы) разместились и в других стратегически важных местностях Петербургского военного округа, к примеру в крепостях Кронштадт (Э. Радау), Або (В. Гедеке), а также Гельсингфорсе (Л.А. Гольдбек)[152].
Руководство военным шпионажем в Санкт-Петербурге и самостоятельный сбор секретных сведений посредством конфиденциальных контактов с агентами возлагались, прежде всего, на Гельмута фон Люциуса. Его деловые встречи из соображений безопасности происходили в непосредственной близости от германского посольства – в ресторане гостиницы «Астория» (угол ул. Морской и Вознесенского проспекта). «Пользуясь покровительством высокопоставленных иностранцев, гостиница и ресторан «Астория», – по наблюдениям контрразведчиков, – занимали исключительное среди предприятий подобного рода положение, едва ли не граничащее с правом экстерриториальности»[153]. Формально управление гостиницей осуществлялось через подставное лицо гражданина Франции Л.О. Терье. Фактически же, построенная на немецкие капиталы, она принадлежала германскому подданному О. Мейеру, проживавшему за границей.
В «Астории» Г. фон Люциус часто встречался с немецкими «корреспон-дентами-шпионами», аккредитованными в Санкт-Петербурге, Ульрихом, 3. Геем и Ю.А. Полли-Полячеком[154]. Последний, к примеру, сотрудничал с газетами «Гамбургские известия» и «Politische Correspondenz» (Вена). Из сообщений агентуры ясно, что он вел знакомство с арестованным в 1910 г. за шпионаж в пользу Германии и Австро-Венгрии бароном Э.П. Унгерн фон Штернбергом[155]. Причем германское посольство было скомпрометировано не только косвенной криминальной связью журналиста с Э.П. Унгерн фон Штернбергом (через посредничество немецкого посла Фридриха фон Пурталеса[156]). Немецкие дипломаты участвовали в покупке у него русских военных секретов[157].
В 1913 г., будучи во главе группы германо-австрийских дипломатов (Г.М. фон Лерхенфельд, Миллер, О. Чернин), Г. фон Люциус проводил «весьма обстоятельную анкету. Содержание ее осталось неизвестным, хотя имеются очень веские доказательства того, что сведения собирались о новых установках на заводах и фабриках, о состоянии железных дорог и т. д.»[158].
Наконец, Г. фон Люциус контактировал с директором Особенной канцелярии по кредитной части министерства финансов, членом Совета Государственного банка Л.Ф. Давыдовым[159]. Судя по перлюстрированному письму Г. фон Люциуса графу Ф. фон Пурталесу от 31 октября 1913 г. (из российской столицы в Германию), Л.Ф. Давыдов (назван будущим министром финансов России) представлен к награждению орденом Короны I класса в знак благодарности за передачу германскому посольству «ценных сведений»[160]. О том насколько важными для будущего противника были эти и другие сведения, говорит следующее донесение агентуры: «Давыдов передал Люциусу… книгу "К вопросу о русском золотом запасе за границей. Особая Канцелярия по кредитной части. Типография Штаба Корпуса пограничной стражи. 1914"»[161] [162].
Вместе с советником посольства к шпионажу в столице были причастны и некоторые другие его члены. По данным судебных органов, в течение 19ΙΟΙ 911 гг. военный агент Германии майор Позадовский-Вернер контактировал с капитаном артиллерии А.А. Постниковым. Последний, как сказано в обвинительном заключении, сообщил ему «правительственные сведения об упразднении крепостей, о предполагаемом изменении крепостных гарнизонов, о развитии укреплений в Николаевской крепости на Амуре, о предполагаемом увеличении пулеметных команд…»".
Морской атташе Г. фон Кайзерлинг, в свою очередь, 14 февраля 1911 г. добился разрешения у морского министра И.К. Григоровича на посещение Балтийского и Адмиралтейского судостроительного, Обуховского сталелитейного и Путиловского заводов[163]. В 1913 г. в поле зрения столичной контрразведки попал капитан I ранга К. Фишер-Лоссайнен, проявлявший интерес к производству сверхдредноутов «Кинбурн» и «Наварин», а также эскадренному миноносцу «Новик»[164].
Наряду с посольскими чинами сбором сведений о морской обороне русских занимались и диппредставительства немцев в Финляндии и Николаеве. Секретные сотрудники столичной контрразведки в январе 1912 г. докладывали: «германское консульство в Гельсингфорсе очень часто посещает бывший морской офицер русской службы в Свеаборском порту в отделении карточерчения…»[165]. В том же году при посредничестве немецкого вице-консула Франца Фришена германскому подданному Рудольфу Гиттерману, «который занимался шпионажем, удалось посетить николаевские судостроительные заводы и осмотреть строящиеся там военные корабли»[166].
Поступавшие в германские представительства секретные сведения анализировались, и наиболее ценные из них переправлялись за рубеж по конспиративным каналам связи. Один из таких каналов предусматривал морской путь через штеттинское военно-разведывательное бюро в Берлин. Как следует из сообщения начальника столичного губернского жандармского управления на имя начальника городской контрразведки подполковника Отдельного корпуса жандармов В.А. Ерандакова, между Санкт-Петербургом и Штеттином курсировал немецкий пароход «Oberbiirgermeister», капитаном которого являлся запасной офицер германской службы П. Кольбе. В числе лиц, посещавших пароход в столичном порту, нередко бывали и представители германского посольства, с которыми у него существовали «непрерывные отношения»[167]. Другой канал, более безопасный и быстрый, предусматривал обмен сообщениями через прессу. Г. фон Люциус лично надиктовывал статьи Ю.А. Полли-Полячеку для их последующей публикации в столичных газетах. Немецкие агенты, – утверждал А.С. Резанов, – «получая условный шифр, имели возможность, под видом статьи невинного содержания, осведомлять своих "шефов" о самых секретных мероприятиях государства, в пределах которого они обосновались»[168].