– А-а-а! – водитель страшно заорал.
Машину подбросило, развернуло поперек шоссе, перевернуло набок, с веером искр протащило по асфальту и приложило об столб.
Пассажир заднего сиденья вывалился наружу, с трудом поднялся на ноги. Настоящий джентльмен – холеный, ухоженный, в твидовом пиджаке поверх роскошного шотландского свитера, в стильном клетчатом кепи… Выбивался из образа только завернутый в грязные тряпки большой и тяжелый сверток у него на руках. Сверток, из которого рвался неумолчный детский плач… Топоча дорогими ботинками по асфальту, джентльмен бросился бежать.
Черная тень накрыла его. Крылатая борзая спикировала сверху – и громадные, способные разодрать надвое когти лишь смахнули кепи с макушки. Сквозь едва прикрывающий обширную лысину тонкий пушок волос торчала пара крепких острых рожек. Рогатый джентльмен продолжал бежать вдоль шоссе. Грязный кричащий сверток подпрыгивал у него на плече. Хортица спикировала снова – рывок! Ухваченный за ворот твидовый пиджак треснул пополам, повис лохмотьями, открывая хлопающие за спиной джентльмена нетопыриные крылышки. Рогатый припустил что есть духу… Хортица обрушилась в третий раз – и сквозь пропоротую в штанах рогача дыру вывалился голый крысиный хвост.
Взмахнув крыльями, черная борзая спланировала на асфальт.
– А-ах! – Вместо громадной собаки на шоссе стояла черноволосая девочка.
– А ну стой, рогатый! Отдай мальчишку! – гаркнула она вслед улепетывающему «джентльмену». И зачастила:
Рогатый бежал. Он перебирал ногами, с которых уже слетели элегантные туфли, открывая невероятно грязные, щербатые копыта. Он мчался изо всех сил… Но воздух вяз вокруг него, сгущаясь в черную массу, и он барахтался в этом густом желе, дрыгал руками и ногами, налегал грудью… но не отпускал болтающийся на плече сверток.
– Отвяжись от пацана, сволочь! – заорала Ирка и тут же снова перешла на ритуальную скороговорку:
Рогача дернуло вверх. Невидимый ветер рвал сверток у него из лап. Их растянуло в воздухе – рогач повис, болтая копытами, но его цепкие когтистые пальцы впились в грязные тряпки свертка. Плач изнутри стал громче, отчаяннее…
угрожающе продолжала частить Ирка.
Не выпуская свертка, рогатый рухнул на землю. Вскочил, снова попробовал бежать – и снова остановился. Ирка видела лишь его спину с торчащими из-под лохмотьев крылышками и голый крысиный хвост.
прокричала Ирка.
Теперь невидимый ветер реял над рогатым, посвистывая, словно сабля на ударе. Фьють! – остатки одежды облетели рваными тряпками. Фьють! – человеческую кожу рвануло над крыльями и содрало, как кожуру банана, открывая черную, матово отблескивающую слизью шкуру.
Людская личина слетела с рогача, точно маска, глянула на Ирку пустыми дырами глаз и унеслась вместе с ветром.
прокричала ведьмочка… и выжидательно уставилась на ободранного рогача.
– Ах-ха-ха-ха! – вместо ответа расхохотался тот… и ошметки облика «джентльмена» осыпались с него, как сухая шелуха. Тварь рывками вздымалась вверх, точно раскладывающаяся антенна. Разошлись в стороны широченные плечи, перевитые вздувшимися узлами выпуклых и каких-то совершенно нечеловеческих, неестественных мускулов. Вместо крохотных рожек надо лбом отблескивали сталью длинные рога. За сгорбленной, как у орангутанга, спиной колыхнулись кожистые крылья, и ядовитая слизь с них разлетелась во все стороны, прожигая насквозь асфальт. Черная шкура твари поросла мелкой курчавой шерстью. Существо медленно обернулось… Ирка увидела вытянутую морду, одновременно похожую на лисью и обезьянью, только из пасти торчали клыки, больше смахивающие на клыки кабана.
– А-и-и-и! – пронзительно завизжали сзади. Не рискуя повернуться к твари спиной, Ирка бросила быстрый взгляд через плечо… Высаженная ею на шоссе тетка стояла совсем рядом и, судорожно прижав руки к груди, самозабвенно орала:
– Черт! Черт! И вправду – черт!
– Заткнис-сь! – шикнула на нее Ирка. – Не говори этого слова! Никогда! Как угодно его называй, только не так!
– А-хах-ха! – снова торжествующе расхохотался черт. – Не говори этого слова! – глумливо повторил он – и голос его сейчас в точности походил на Иркин. – Почему ты с ней, ведьма? Зачем защищаешь глупых людей? Иди к нам, ведьма! Получишь все, что захочешь!
– Иди к нам, ведьма! Иди к нам! – из пустоты зашелестели бесчисленные голоса. – Получишь, что захочешь, ведьма! Что захочешь, то и получишь!
– Может, мне еще на шабаше тебе копыто поцеловать? Кое-что не треснет, а, беспятый? – угрожающе процедила Ирка.
– А и поцелуй, ведьма! Поцелуй-поцелуй! – издевательски прогундосил черт, и его длинный и тонкий, как у жабы, язык кокетливо облизнул растянутые по-собачьи черные губы.
– Поцелуй! – сладострастно выдохнул кто-то в ухо Ирке. – Нежный-нежный поцелуй! Поцелуй ведьмы! Цём-цём-цёмушка!
– Бе! – Ирка изобразила, как ее тошнит.
– А ты не брезгуй-не брезгуй! Поцелуй, может, и отпущу мальца! Ты ж за ним сюда пришла! – И черт сдвинул в сторону крыло. В его свисающих чуть не до земли мускулистых лапах бился мальчик – светловолосый, бедно одетый мальчик лет четырех.
– Мама! Мамочка! – крохотными ручонками дергая отгораживающие его, словно прутья тюремной решетки, пальцы твари, мальчишка рвался на волю.
– Сыночек! Василек! – выскочив из-за Иркиной спины, женщина кинулась прямо к рогатой твари…
– Стой, дура! – завопила Ирка, но та не слушала. Очертя голову женщина подскочила к жуткому существу и схватила сына за протянутую к ней руку. Дернула к себе…
Мальчик закричал. В его крике была дикая, нечеловеческая боль…
– А-ха-ха! А давай, я ее для тебя сам оторву? Будет у тебя от сына ручка? – любезно предложил черт.
Ирка прыгнула вперед, дернула женщину за плечо и отшвырнула себе за спину прежде, чем тварь успела ее схватить. Острие посеребренного ножа полоснуло чудовище по пальцам.
– Ау-у-у! – Над лапой черта взвился клубок дыма, точно над костром; подвывающая тварь отпрянула назад, волоча мальчика за собой. – Уходи, ведьма! – утробно прогудел черт. – Ты не сможешь забрать его! Он – наш! – И длинные пальцы черта сомкнулись вокруг мальчика, оставляя на виду лишь бледное, заплаканное личико.
– Наш-наш-наш! – заорали бесчисленные голоса, воздух задрожал и собрался в складки, как смятая портьера, и корчащиеся, завывающие, орущие и плюющиеся хари вдруг начали высовываться из темноты, и ночь застонала под хлещущими ее нетопыриными крыльями. – Наш мальчишка! Его отец нам отдал! На бутылку сменял! Сперва курточку, потом мальчишку! Наш! Наш!
– Закон, ведьма! – проревел черт. – Древний закон! Родители владычествуют над детьми! Дети покорствуют родителям! Его отец сам отдал мальчишку нам! Напрасно ты гналась за нами, хортицкая ведьма! Он – отданный! Ты не сможешь к нему даже прикоснуться!
– Он что, правду говорит? – дергая Ирку за рукав, простонала женщина. – Правду?
– Отстань! – не глядя, отмахнулась Ирка. Весь недавний порыв и ярость словно вытекли из нее, как воздух из проколотого воздушного шарика. Сейчас она выглядела растерянной, отчаявшейся, смущенной… Неистовое зеленое пламя погасло в глазах; она больше не осмеливалась глядеть в перекошенную злобным торжеством морду твари, ее взгляд шарил по темному горизонту, метался, скользил над прочерченной по ночному небу линией электропередачи…
– При чем тут древний закон? – неуверенно пробормотала ведьмочка. – Сейчас… сейчас не древние времена! Сейчас на всяких родителей государство есть! – выпалила она.
Жуткие хари вспыхнули алым пламенем, и пылающий круговорот неистово завертелся вокруг Ирки, хохоча, хохоча, хохоча…
– Ну, насмешила, ведьма! – содрогаясь всем телом и разбрызгивая вокруг капли ядовитой слизи с крыльев, взвыл черт. – Госуда-арство… Ну, давай, погляжу, кого ты сюда притащишь – тетку какую-нибудь из этого… опекунского совета? – И черт снова захохотал, громыхая крыльями. – Посмотрю я, как она станет мальчишку у чертей отнимать! – И снова хохот, хохот, хохот, вой, визг, пылающие хари сквозь темноту, опаляющее дыхание, оскаленные клыки, выпученные зенки и тонкий, захлебывающийся детский крик: – Мама! Мамочка-а-а!
– А-а-а! – женщина тянулась к сыну сквозь гримасничающие перед ней морды, сквозь огонь и… не доставала, не доставала, словно крохотное, залитое слезами детское личико все время уплывало дальше, дальше…
– Закон, ведьма! Нет у тебя ни силы, ни права помочь мальчишке! – злорадно выкрикнул черт. – Меня убьешь – а мальчишка все равно наш! Ничего ты не можешь сделать!
– Я могу его сменять, – вдруг очень хладнокровно и деловито объявила Ирка – и глаза у нее вновь полыхнули зеленью.
Над опорой электропередачи, над проводами стремительно неслось что-то легкое, сверкающее, серебристое… Вот оно подлетело поближе… и стало видно, что это – мальчишка! Светящийся, словно сотканный из лунного серебра, мальчишка лет двенадцати-тринадцати, одетый, несмотря на зимний холод, в джинсы и старую футболку. За плечами его бился на ветру роскошный алый плащ, да коротко остриженные волосы схватывал сияющий обруч. А еще – мальчишка спал! Лицо его было безмятежно, веки опущены… но каким-то образом эти закрытые глаза глядели – пристально и недобро, прямо на вцепившегося в плачущего малыша черта! Заложив крутой вираж, спящий пацан стремительно понесся на чертей… и в руке его вдруг возник полыхающий белым пламенем клинок!
– Здухач! Здухач! Воин сновидений! – взвыли лающие и ухающие голоса. Хоровод нечисти вокруг Ирки распался и, неистово завывая, полетел мальчишке навстречу.
– Раз! – сонным голосом выдохнул здухач, и его рассыпающий серебряные искры меч рубанул по мчащейся на него жуткой помеси летучей мыши и свиньи. Истошно завизжав, существо завертелось в воздухе, вспыхнуло дымным алым пламенем и исчезло. – Раз! – повторил здухач, острием клинка доставая крылатую макаку с копытами и мордой овцы. Тварь заблеяла так страшно, что закачались натянутые над шоссе провода – из разреза поперек живота на асфальт сыпались черные, лоснящиеся тараканы. Взвыла еще раз – и выщерив острые, как шилья, совсем не овечьи клыки, попыталась впиться пролетающему здухачу в ногу. – Два! – бросил здухач, рубя по овечьей морде промеж рогов… Воздух заскрипел, как несмазанная дверь…
– Ах-ха-ха! – распахивая клыкастую пасть, захохотало существо – и из пасти у него вырвался длинный язык пламени. Вильнув в воздухе, здухач уклонился. Порез на животе твари стремительно затягивался. В один миг она стала больше, выше, шире, заслонила собой полгоризонта. Клыки в овечьей пасти вымахали в руку длиной и загнулись жуткими крючьями.
– Вот черт! – сонно ругнулся воин сновидений.
– Он самый! – захохотала тварь и, распахнув огненную пасть, ринулась на мальчишку.
– Один раз, Богдан! – завопила с земли Ирка. – Их надо сбивать с одного удара, от второго они только сильнее становятся!
Но было уже поздно. Завывающие, улюлюкающие, лающие твари сомкнулись вокруг здухача – лишь отчаянно и бессильно полыхнул изнутри сполох его меча… Ирка внизу завизжала…
Словно вспоротый ножом, ахнул воздух, и из темноты на бешеной скорости вылетела деревянная швабра. Обхватив ее руками и ногами, к ручке припала девчонка – и неистово бились на встречном ветру ее светлые волосы, а под летающей шваброй, крутясь и подпрыгивая, болтался здоровенный тюк.
– Сюда, Танька, скорее! – завопила Ирка, подпрыгивая на месте.
– Бросай здухача! Держи-и ее! – взвыл главный черт, но…
Лишь хлопнул воздух, когда Танька пронеслась мимо вертящейся вокруг здухача драки. Метла просвистела над головой главного черта, и увесистый сверток ощутимо шмякнул его по рогам.
Танька пошла на снижение. Казалось, сейчас кончик швабры заедет Ирке в лоб… но в последнюю секунду Танька рванула швабру вверх… лишь привязанный к ручке сверток бухнулся у Иркиных ног.
– Богдан, вали оттуда! – закладывая вираж, провизжала Танька.
– Ба-бах! – Полыхнул неистовый всплеск серебра… и лезущих в драку чертей разметало по всему небу. Стремительным лунным бликом воин сновидений прочертил небо… и завис под электропроводами, прямо у Ирки над головой. Рядом, укрощая разогнавшуюся швабру, кружила Танька.
Ирка наклонилась, рванула плотно увязанную горловину мешка…
– Распрягайте, хлопцы, коней, та лягайте пош… пош… пошвать… По-ши-вать… – Разудалая песенка, даже не спетая – выоранная! – совершенно пьяным голосом, разнеслась над черным ночным шоссе.
Ирка запустила руку внутрь и за шкирку выволокла абсолютно пьяную… рожу. Прилагавшееся к роже тело прикрывал мешок, но впрочем, и рожи окружающим хватило – слетающиеся к своему главному черти вдруг начали замирать в воздухе, словно на лету прошитые убийственными для них молниями пророка Ильи.
Рожа повела бессмысленными, налитыми кровью глазами… и вдруг выщерилась в улыбке более страшной, чем оскал черта.
– Же-ена! – заплетающимся языком выдала рожа, упирая безумный взгляд в прячущуюся у Ирки за спиной женщину. – Ты чего тут… Ты почему… – Глаза беспорядочно завертелись, как у поломанной куклы, и уставились прямо на главного черта. Пойманный малыш враз перестал биться в лапах чудовища и вдруг попытался спрятаться между многосуставчатыми пальцами от устремленного на него взгляда. – А ты хто такой? – пробормотала рожа. – И чего пащенок твой при нем делает, а, жена? – Рожа вдруг стала наливаться дурной кровью, точно стремительно зреющий помидор. – Хахаль твой, да? – заорал мужик, дергаясь в Иркиной хватке, и даже попытался самостоятельно выбраться из мешка. – Налево от меня ходишь? Убью! – взревел он. – И тебя, и ублюдка твоего! – тыча пальцем в малыша, орал он. – Так и знал, что не мой он! Небось козла этого! – И мужик обвиняюще ткнул пальцем в рога черта.
Черт явно обиделся.
– Что ты такое говоришь, да разве ж я когда тебе… – немедленно запричитала женщина.
– Молчать! – тихо и страшно бросила Ирка и встряхнула мужика за шиворот так, что у него звучно лязгнули зубы. – Закон! – крикнула ведьма, снова встряхивая мужика. – Древний закон, черт! Отдавшего за отданного! Забирай отца и верни ребенка! Менка, черт, менка, и ты не можешь отказаться, потому что – закон!
– А ты не можешь менять, ведьма! – снова стискивая малыша в кулаке, как куклу, взвыл черт. – Поменять отца на сына может только мать!
– Он прав! – поворачиваясь к женщине, бросила Ирка. – Отдай ему вот это… – Она снова брезгливо тряхнула мужика за ворот. – И забирай малыша! – рывок – и, словно тюк, она сунула мужика тетке в руки.
Пальцы тетки скользнули по вороту мужа… пьяный рухнул на землю и бессмысленно заворочался там, то обиженно всхлипывая, то злобно кроя кого-то матом.