- Я хочу взять тебя в рот, – хриплым шепотом произнес он, стоило Мастеру отстраниться. – Позволь мне хотя бы таким способом отблагодарить тебя, раз уж ты не хочешь, чтобы я трогал тебя руками.
Новый прерывистый, ошеломленный вздох был ему наградой, и Егор затаил дыхание. Мастер приподнялся с его бедер, давая возможность размять затекшие ноги и согнуть их в коленях для лучшего упора.
- Давай! – прошептал Егор. – Я готов.
Твердая рука придержала его за подбородок, а по губам скользнула тугая, влажная головка напряженного члена. Егор никогда и ни с чем не спутал бы это ощущение. Он задорно улыбнулся и аккуратно, стараясь не зацепить зубами, взял ее в рот. Приласкал языком, ожидая почувствовать солоноватый привкус, но как всегда, когда дело касалось Мастера, обманулся, распробовав сладкую горечь черного шоколада. Чуть отстранился и пробормотал с лукавой усмешкой:
- До Нового Года еще далеко, а мне уже подарили шоколадного зайца! Штучной работы и очень возбужденного.
Не успел он вдоволь нашутиться по этому поводу, как рука на его подбородке сжалась сильнее. Покрытый сладкой глазурью настойчивый член снова оказался во рту, заставляя Егора замолчать и наконец-то заняться делом. Тот, как смог, расслабил горло, абстрагировался от всего и принялся медленно и как можно более чувственно обсасывать его. Складывал язык лодочкой, обворачивал им член, тщательно снимая слой шоколада. Сглатывал, когда того во рту накапливалось слишком много, но ни на секунду не выпускал эту своеобразную мягкую шоколадку изо рта. Брал неглубоко, так, чтобы член массировал десны и небо, и чуть наклонял голову, чтобы головка аккуратно ложилась меж зубов за щеку. Мастер и не настаивал на том, чтобы проникать до самой глотки. Покачивался едва заметно, тяжело сопел, подрагивал, и Егору даже чудилось, что сквозь тихую музыку прорываются почти беззвучные стоны.
Он сильно увлекся этим сладким во всех отношениях минетом. Когда Мастер резко отстранился, Егор облизал натертые, испачканные шоколадом губы и произнес, тяжело дыша:
- Если хочешь кончить мне в рот, я разрешаю.
Мастер издал какой-то звук, похожий на тщательно задавливаемый всхлип, и, коснувшись груди пальцем, вывел: «Рано».
Егор самодовольно улыбнулся, почувствовав, как дрожит его рука, кивнул:
- Как скажешь… - и лукаво добавил. - Мой сладкий!
Мастер фыркнул на это двусмысленное прозвище и сполз куда-то вниз - к самым ступням Егора. Пока тот соображал, что этот чувственный мучитель собрался делать, он удобно уселся меж согнутых ног растерянного клиента и настойчиво раздвинул его колени. Улыбка Егора из безмятежной сразу превратилась в напряженную.
- Надеюсь, это не то, что я думаю! – с плохо скрываемым волнением проронил он.
Мастер не задержался с объяснением. Нарочито собственническим жестом огладил его голени, специально нервируя еще больше, скользнул ладонями по бедрам до самой талии и только тогда, когда Егор уже надумал выворачиваться из-под него, вывел на животе свое насмешливое: «Нет».
Тот позволил себе тихо выдохнуть и немного расслабился.
- Тогда ладно! – разрешил он так, будто действительно мог в таком положении помешать Мастеру сделать все, что тому вздумается.
Тот, недолго думая, мягко придавил его колени и еще немного развел их. Когда пах Егора начали щекотать длинные пряди волос, тот уже окончательно успокоился.
- Услуга за услугу? – догадался он и тихо замычал, когда Мастер разом, даже толком не примеряясь, втянул в рот член.
Ощущения были… необыкновенными.
Губы Мастера сжали твердую плоть очень туго, но на этом всякое движение с его стороны прекратилось. Егор сделал пару вздохов, соображая, что не так. Отсутствие движения не было странным, но с замершим над ним словно каменным Мастером было что-то не то, и надо было срочно выяснить, что именно.
Егор прислушался к себе, ко всем своим чувствам, и вздрогнул от удивления. Успел прикусить щеку, чтобы не застонать во весь голос. Прочувствовал, наконец, что именно задумал изощренный Мастер, и сам застыл под ним, тоже превратившись в неподвижное, но все чувствующее изваяние.
Как только член оказался меж сомкнутых губ, его атаковали сотни маленьких, жалящих чувствительную головку пузырьков. Как какие-нибудь тропические рыбки, они игриво пощипывали тончайшую пленочку-кожу, щекотали отверстие уретры и уздечку, кружили вокруг члена в каком-то сумасшедшем вихре.
- Боже, какое… издевательство над благородным напитком! - выдохнул Егор, сглатывая воздух.
Мастер шумно и сердито засопел ему в лобок, пощекотал дыханием пах и начал плавно двигать головой. Егор неудобно выкрутил руки и схватился за удерживающие его путы. Вцепился в них так, будто они были единственным, что не давало какому-нибудь огромному океанскому монстру заглотнуть его целиком своей прожорливой пастью. Мастер не ускорялся и не снижал темп, просто медленно и монотонно двигал головой. Шампанское тихо булькало у него во рту. Редкие капельки пробегали по стволу и падали росой на окаймляющие его волоски. Головка члена то выныривала из игристого моря и упиралась в скользкую глотку, то снова полностью погружалась в его колючие волны. Егор от этих нырков постанывал, кусал губы и тер плечом лицо.
- Хватит! – прохрипел он через какое-то время. – Иначе я сейчас кончу…
Сообразил кое-что для себя и добавил с досадой:
- Или… ты этого и добиваешься?
Мастер остановился. Сделал один большой глоток, напоследок обласкав Егора горлом. Проглотил разом все шампанское и отстранился.
После скользкого тепла рта и купания в нагретом шампанском, когда защекоченный пузырьками член освободился из томного заточения и шлепнул своего хозяина по животу, воздух, коснувшийся облизанной плоти, показался Егору мучительно холодным.
Чтобы прийти в себя, он сделал пару размеренных вдохов и выдохов. Произнес тихо, когда уже не боялся сорваться на стон:
- Ты ведь знаешь, чего я хочу…
Мастер не шевелился, и Егор добавил настойчиво, но мягко - так, чтобы не обидеть его:
- Максим должен был сказать тебе.
Мастер не двинул ни единым мускулом и не издал ни звука. Сидел между ног Егора, и если бы тот не ощущал его тепло внутренней поверхностью бедра, решил бы, что тот и вовсе покинул комнату.
- Ты… так сильно не хочешь этого?
Уязвленный его молчанием и бездействием Егор спрашивал в пустоту и чутко прислушивался, желая получить хоть какое-то подтверждение или опровержение собственным догадкам, но Мастер не двигался, оставляя его в полном неведении.
Когда ответ так и не пришел, Егора накрыло разочарованием. После всего, что проделал с ним этим вечером Мастер, он понадеялся, что тот действительно хочет его и решил на сей раз пойти до конца, но… Похоже, это было нужно лишь ему одному. И если все обстояло именно так, задетому до глубины души Егору все же не стоило опускаться до жалких просьб, как бы он при этом не желал оказаться внутри Мастера. Остатки собственного достоинства, которое он чуть не растерял до последней капли, пока тот ласкал его, не позволяли Егору молить о снисхождении.
Он глубоко вздохнул, чувствуя, как отрезвляюще действует на него эта красноречивая тишина. В конце концов, решил Егор, он не насильник и не будет требовать от Мастера того, чего тот так явно не желает и пытается избежать всеми возможными способами. Собрав волю в кулак, Егор поджал губы и сказал как можно тверже, стараясь не показать своего расстройства:
- Если ты не хочешь, я не…
Твердая ладонь мгновенно зажала рот, не давая возможности договорить. Егор чуть язык не прикусил от такой неожиданности. Он замолчал, выжидая, что произойдет дальше, и услышал тихий, показавшийся ему обреченным вздох. Нахмурился и замычал в руку, желая продолжить эту странную дискуссию и отказаться от своих притязаний, но пальцы предупреждающе, до боли сдавили его щеки, и он был вынужден заткнуться.
Когда до Мастера дошло, что клиент больше не собирается выступать, он разжал хватку и убрал руку. Егор молча облизал сухие, порядком передавленные цепкими пальцами губы и подумал, откуда же в этих пальцах такая сила?Внешне Антонио никоим образом не походил на бойца, у которого могла бы быть такая стальная хватка. Егор видел его лишь пару раз, но из рассказов Максима знал, что тот никогда не занимался боевыми искусствами. Так откуда же эта несокрушимая твердость у пальцев, которые до этого были такими нежными?
Пока он размышлял над этой загадкой, Мастер потянул за лодыжки, заставляя Егора вытянуть ноги, и забрался на него сверху. Сел, и его тяжелый, горячий член влажно скользнул по бедру. Егор заставил себя промолчать, хотя на самом деле очень хотел прокомментировать с самым что ни на есть едким сарказмом отличнейший стояк Мастера. Тот хотел его, несмотря на эти непонятные колебания. Хотя. Возможно, Егор ошибался, и Мастер хотел не его самого, а просто, как обычно, завелся от своих изощренных ласк и всего лишь желал разрядиться.
Сдержав рвущийся из груди грустный вздох, Егор растянул губы в самой холодной из улыбок, чтобы показать, что ему плевать на такое отношение. Но эта улыбка была мгновенно стерта с лица, когда Мастер, дыхнув на подбородок теплым дыханием, начал медленно и с чувством целовать его. Теперь тот не колебался и не останавливался. Все требовательнее ласкал и гладил, и, похоже, их чувственная, досадно прерванная игра продолжалась.
Досада, сарказм и холодность были тут же отброшены. Испарились, растаяли, как первый снег, и Егор с настоящей, искренней радостью включился в этот затягивающий ритм прикосновений и поцелуев.
Мастер просто зацеловал его лицо и шею. Загладил ладонями грудь и плечи. Скользнул ласковой ладонью по животу и обхватил пальцами оба члена. Тесно прижал их друг к другу и начал легонько надрачивать. Нежил, голубил оба ствола так, будто они были одним целым, и от этих бережных движений к Егору очень скоро снова вернулось полновесное возбуждение.
Черт с ним, с сексом, решил тот, когда Мастер в очередной раз очень ласково провел пальцем по головке, заставив Егора задохнуться. Пусть все будет так, как хочет Мастер, лишь бы он не прекращал больше это бесконечное, такое приятное трение.
Егор позволил себе увлечься, забылся в ровном ритме гипнотизирующих покачиваний и очнулся лишь тогда, когда Мастер приподнялся с его бедер, покрепче ухватился за член и начал медленно, но очень настойчиво на него насаживаться.
Дыхание пресеклось, весь Егор задеревенел, когда почувствовал, как головку неимоверно сильно сдавило со всех сторон. Ощущения были крайне неожиданными и довольно болезненными. Как только головка прошла кольцо твердых, нещадно мнущих ее мышц, Егор резко вдохнул, захлопнул рот и зашипел сквозь зубы тихие проклятья. Мастер замер, давая ему, да и самому себе возможность привыкнуть к этой боли. Дышал он при этом быстро и поверхностно, а его бедра мелко дрожали от напряжения. Горячий пот капал на грудь Егора, когда Мастер крупно вздрагивал, как норовистый арабский скакун, взмыленный после долгой скачки.
После двух предыдущих сеансов Егор мог ожидать от него чего угодно. Прекрасно понимал, что он далеко не первый и, конечно же, не последний клиент у Антонио, и тот должен быть сильно растянут, даже если не всем клиентам позволяет вставить себе. Но он совершенно не ожидал, что Мастер будет столь узок, почти как девственник, который никогда даже палец в себя не засовывал, не то что чужой член.
«Неужели пластику сделал?» - крутилась у него в голове навязчивая, больная, неуместная и крайне возбуждающая мысль.
Егор представил, как обнаженный Антонио лежит на хирургическом столе, широко раскинув ноги, а врач с закрытым марлевой повязкой лицом методично работает иглой, стягивая надрезанные края, чтобы сделать их снова такими же узкими, как прежде. Когда эта нездоровая фантазия четко оформилась в голове, Егор почувствовал, как его тело становится невесомым и куда-то медленно проваливается, а перед закрытыми глазами начинает вращаться непроглядная тьма, как будто какой-то черный омут затягивает его на глубину и топит в беспамятстве.
Он сильнее уперся затылком в подушку, чтобы остановить эту карусель, вцепился в связывающие его кожаные ленты и прошептал тихим, просящим, каким-то совершенно не своим голосом:
- Легче… Не насилуй себя…
Бедра Мастера напряглись, сдерживая дрожь, а его тяжелое дыхание затихло. Покачнувшись, тот последовал совету и очень-очень медленно, с секундными перерывами насадился на Егора до самого корня.
<center>***</center>
Зубы до скрипа сжимали скрученное в жгут полотенце. Максиму казалось, что еще немного, и он прокусит ткань насквозь. Пот градом катился по скулам, срывался с подбородка и капал на грудь закаменевшего под ним Дальского большими пахучими, скорей всего, неприятными каплями, но Максиму в этот момент было начхать на эстетство. Все силы он бросил на то, чтобы заставить себя несмотря на режущую внутренности боль принять Дальского до конца. Станислав что-то взволновано бормотал ему в ухо и, кажется, просил остановиться, но Максим только сердито отмахнулся, жестом приказывая ему замолкнуть. Рискуя сломать челюсть, давил и перетирал меж зубов тканевые волокна и плавно опускался сантиметр за сантиметром до тех пор, пока не коснулся ягодицами взмокшего от испарины бедра Дальского.
Сдерживая истеричную дрожь, замер, ссутулил плечи и оперся на грудь Егора, чтобы не завалиться на него в приступе слабости, охватившей разом все тело от макушки до кончиков пальцев. Если бы кто-то посторонний увидел его сейчас со стороны, он ни за что не узнал бы Максима. В этот момент в том не было ничего элегантного и эффектного. В этом дрожащем от изнеможения и боли обнаженном человеке невозможно было рассмотреть того уверенного в себе, язвительного франта, которым он представал на публике. И Максим был несказанно рад, что никто, кроме Станислава, не видит его таким. Станислав же видел его всяким: и стенающим от невероятного наслаждения, и плачущим от невыносимой боли, но больше никому, кроме него, Максим не желал демонстрировать себя, находясь в такой унизительной беспомощности. И особенно он не хотел, чтобы таким его увидел Егор.
Стоило Максиму усесться на член, как недобритые им ранее волоски, разросшиеся в паху Дальского, тут же с мрачным приветствием и злобной мстительностью защекотали ему голую задницу. Но тот лишь слабо усмехнулся, отметив краем сознания их пикантные претензии, и сосредоточился на всех остальных, менее радостных ощущениях.
Он слишком давно никого не впускал в себя. У него не было привычки играть пальцами с задницей во время дрочки или подставлять дырку пальцам любовников. Принимая душ перед сеансом, Максим лишь немного растянул вход для того, чтобы очистить и смазать его изнутри. При этом он так неожиданно и густо краснел, так пугающе нервно посмеивался, что постарался закончить эту процедуру как можно быстрее, и теперь, когда дошло до дела, получалось, что тех его стеснительных усилий оказалось чертовски мало.
«Какого хуя? Какого хуя? Какого хуя?» - шквальным ветром проносился изумленный возглас в его голове. А ведь он прекрасно знал, какого, и даже чувствовал его в себе от головки до корня, когда этот самый хуй давил изнутри и, судя по ощущениям, норовил порвать кишки.
Конечно, Максим понимал, что это впечатление крайне обманчиво, ведь Дальский не был таким уж секс-гигантом и по длине даже немного проигрывал ему самому, но резко онемевшая от боли нижняя половина тела отказывалась внимать доводам рассудка и просто таки орала о том, что ей настал полный и окончательный каюк. А ведь он прекрасно знал, что надо готовиться более тщательно. Знал, что надо засунуть смущение туда, куда совал пальцы, и размять все как следует, но в тот момент его самоуверенность все еще была на коне, с гневом разила наповал здравомыслие, и он до последнего искренне верил в то, что не решится пойти с Дальским до конца. Теперь же получалось, что воинственное самомнение сыграло с ним очень злую и очень болезненную шутку, от которой страдала непосредственно задница, ну и Максим страдал за компанию с ней. Из его глотки рвались хрипы и жалкий скулеж, но терзаемое зубами полотенце исправно выполняло свои нелегкие задачи, и наружу через махровый блокпост пропускало лишь разрешенное тихое и надсадное мычание.
«Не кричи! Только не кричи!» - умолял себя Максим, зажмурив глаза так, что перед зрачками начался целый звездопад.