– Всегда интересно поделиться с профессионалом своими находками, открытиями, узнать от него нечто новое, особенно если восторгаешься его работами, – тем же потухшим уставшим тоном объяснила она. – А разговора, Денис Васильевич, у нас с вами не получается. Думаю, если бы не вчерашняя встреча, то сегодня мы бы прекрасно пообщались к обоюдному удовлетворению. На работе я не воюю, я всех люблю и уважаю. И еще, как я сказала вчера вашему батюшке, я не «желтая» пресса и о личной жизни людей не пишу. Только если они сами считают нужным о ней рассказывать и факты, рассказанные ими, имеют прямое отношение к теме. Вы зря так боялись со мной встречаться.
– Я читал ваши статьи, – ровным тоном отозвался Арбенин. – И в журнале, и те, которые вы писали ранее, работая в газете. Остро работали, бесстрашно, на грани фола, я бы сказал. Тогда вы и про личную, и про финансовую, и про криминальную жизнь писали.
– Денис Васильевич, – все тем же усталым голосом спросила Лена, – а почему вы согласились со мной встретиться?
– Книгу вы написали хорошую. Замечательную. Мне захотелось познакомиться с неравнодушным автором. И как вы там сейчас сказали? Поделиться своими находками и открытиями и узнать что-то новое. Тем более вы человек не из «цеха», и вам многое по-другому видится, может, лучше, яснее и глубже.
Лена смотрела на собеседника. Он злился. Что-то там ворочалось у него в голове, малоприятное, судя по напряженной позе, сведенным бровям и прищуренным темно-зеленым глазам.
– Такое ощущение, что мы с вами на похоронах и произносим надгробные речи, – заметила постно девушка.
– Это разочарование, Елена Алексеевна, – пояснил Арбенин. – Так бывает, когда ожидания не сбываются.
Лене захотелось посмеяться над нелепостью их обоюдных претензий и разочарований: «когда ожидания не сбываются». Усталость эта душевная, странная, свалившаяся тяжестью бетонной, никуда не делась, улеглась в сознании и застряла, а вот настроение отчего-то, совершенно нелогично и вдруг, как говорит Гришковец, – улучшилось! И Лена решила переиграть это испорченное с самого начала деловое свидание заново, совсем по-другому! Так, как хотелось, мечталось ей долгое время!
– А мы можем это исправить! – поделилась улучшившимся настроением Лена.
– Как? – не выказывая энтузиазма и интереса, дежурно спросил Арбенин.
– Для начала – плюнуть! – решительно утвердила госпожа Невельская. – И, как говорят в Одессе, смачно! Вы завтракали, Денис Васильевич?
– Так, перекусил, – скорее от неожиданности вопроса признался он. – Вы предлагаете поесть?
– Нет, вернее да, но не здесь. В свете моего первичного заявления «а к чертовой матери все это!» предлагаю туда же задвинуть наше недовольство от знакомства, а заодно и политес с протоколом. Приглашаю вас в гости, прямо сейчас. Мы вчера вечером экспериментировали в области кулинарии и приготовили вкуснейшую кулебяку, есть чем угостить! Но главное, мне очень хочется показать вам фотографии, которые не вошли в книгу. Среди них есть совершенно уникальные, вы таких, может, и не видели! Я их мало кому показывала. Например, поморские кадушки для вещей, там такая резьба! Поехали, а?
Она снова загорелась, зажглась оптимизмом. Ну усталость, и что теперь? Да и бог с ней, потом разберется, откуда что взялось. А не разберется, то задвинет куда поглубже и будет жить дальше, да хоть и с усталостью душевной.
– А это удобно? – сомневался, несколько растерявшись от такого предложения и напора, Арбенин. – Вы наверняка живете не одна?
– Я живу не одна, и это удобно! – спешила осуществить задуманное Лена.
– Ну поехали, – не стал сопротивляться Денис.
Арбенин ехал за ее машиной и размышлял.
Странная ситуация. И женщина странная.
Денис читал все ее статьи в журнале и ждал их выхода, каждый раз удивляясь, насколько точно она видит, понимает и освещает предмет, с любовью, проникновенно рассказывая о мастерах и их произведениях. Когда о старине, дохристианской и более поздней, то погружает читателя своим описанием в атмосферу суровой сдержанной красоты; в постпетровское время – в легкую моцартовскую ажурность, иногда вычурность.
Заинтересовавшись автором, он порылся в Интернете, прочитал все ее давние газетные статьи и подивился еще больше. Экий крутой вираж, однако: от талантливого, смелого, острого репортера с разоблачениями, яркими портретами персонажей, с бескомпромиссным ковырянием в очень небезопасных, а порой и откровенно рискованных темах, и на тебе – история России! И так же ярко, сильно! На всю мощь душевную.
Намеренно не выясняя личных подробностей об авторе и ее жизни – даже фото смотреть не стал, Денис представлял себе эту журналистку молодой, амбициозной, бесшабашной, опасно смелой, любящей рисковать, что в его понимании граничило с некой глупостью. Наверняка хохотушкой, влюбленной в жизнь, одаренной Всевышним талантом к писательству.
Почему-то ему так воображалось.
Книгу он прочитал дважды. И самым внимательным образом, с лупой, рассмотрел фотографии, выполненные на высоком уровне с большим разрешением и четкостью мелких деталей.
И переменил свое мнение об авторе, даже не переменил, а скорее дополнил.
Было в ее книге что-то завораживающее. Мистическое. На общем фоне некой музыкальности построения фраз, описывающих предметы и работу мастеров, сквозила грусть по безвозвратно утраченным навыкам-умениям, элементам мастерства и истинное сердечное переживание о самой профессии, практически похороненной, забытой.
И ему захотелось встретиться, поговорить с автором, понять, что за барышня такая и откуда у нее столь глубокая душевная печаль-забота об искусстве краснодеревщиков.
Арбенин волновался отчего-то, когда ждал ее, – вот честное слово! Правда, Денис всегда волновался, встречаясь, знакомясь с женщиной. У него это получалось как-то коряво, и девушкам не нравилось.
Такой вот уродился.
Но здесь другой случай, встреча подразумевалась профессиональная, а не личностная, и понятно, что он «музыку заказывает»…
Когда Денис увидел девушку в кафе, в первое мгновение подумал, что это случайность и она совсем не та, которую он ожидает. Ну, тоже пришла в это кафе, чего не бывает!
И разозлился, поняв, что все-таки она и есть автор заинтересовавшей его книги!
Ну что за невезуха!
Переступить через первое впечатление сложившегося вчера от «девушки с цветком» никак не мог! Уговаривал себя мысленно остыть и все наблюдал за ней.
Ну вот, странная она, что хотите с ним делайте!
Напустила на себя вчерашнюю, чуть надменную саркастичность, снисходительно предложив «обсудить, посмеяться и забыть», и настаивала недовольно, когда он отказался обсуждать. Брызнула преувеличенной хвалебной восторженностью и вдруг сникла после его вопроса, имевшего определенное намерение – сбить с дамы эдакий флер надменности.
Сбилась, о чем-то задумалась, и Денис, внимательно наблюдавший за ней, увидел, как накрыла ее волна какой-то темной, застарелой, непроглядной душевной усталости, словно сломалось что-то в ней. В один миг. В глазах, вместо только что скакавших искорок задора, появилась непомерная тяжесть, ему на миг показалось, что его собеседница даже постарела, осунулась в пару секунд, как будто сгорела.
Да что с ней такое?
Арбенин обругал себя старым идиотом! Что полез, зачем задевал? Он же про нее ничего не знает! Ему прямо тошно стало и от себя самого, и от нее, и от того, что не сложилось это их интервью, о котором он так много думал. Елена заговорила равнодушным тоном, он отвечал, стараясь держать ровность голоса, чтоб еще чем не обидеть.
Это она правильно сказала: «как на похоронах».
Ему захотелось сбежать, распрощаться с ней как можно скорее и уйти от этих ее глаз усталых, голоса потухшего. И еще как-то загладить свою вину, извиниться, что ли.
Но эта непредсказуемая Невельская и тут его удивила.
Неожиданно, без всяких переходов как переключилась с минуса на плюс! Нет, никуда не делась та грустная тяжесть в глубине глаз, но поверх нее вдруг запрыгали искорки интереса. И ошарашила приглашением. Ну вот и здрасте вам! Что это?
А уж когда упоминала про резьбу древнюю и фотографии, так совсем чертята в глазах расплясались.
Денис находился сейчас в глубоком недоумении, ехал за ней и спрашивал себя: «Ну, и что это все значит? Что за кульбиты такие? Да еще домой пригласила!» А еще он думал о лифте. Дом, в котором проживала Елена Алексеевна «не одна», Денис хорошо знал, несколько раз побывав в гостях у маминой подруги Зои Львовны. Дом старый, малоэтажный, и лифт в нем такой же древности – большой, скрипучий железный короб, почти всегда не работающий. Денису нетрудно подняться и по лестнице, но совсем не хотелось, чтобы госпожа Невельская обратила внимание на его хромоту.
Можно, в свете этой проблемы, лишний раз призадуматься о собственных комплексах и неумении анализировать свои чувства, а не только удивляться поведению спутницы. Но Денис привычно послал куда подальше все эти анализы, тем более что они уже вошли в подъезд.
Он глянул поверх головы своей спутницы на двери лифта, двери порадовали новизной агрегата. Работает. Уже хорошо.
В напряженном молчании оба поднялись на нужный этаж. Первой заговорила Лена, нарушая возникшую неловкость, позвонила в дверь квартиры двумя короткими звонками и тут же открыла ее ключом:
– Условный сигнал, – пояснила она, – на всякий случай.
Распахнула перед Денисом дверь и радушно пригласила:
– Проходите!
Разумеется, на тот самый условный сигнал Васька вышел встречать Лену в прихожую.
– Знакомьтесь, – взялась представлять Лена, проходя за Денисом в квартиру и закрывая за собой дверь, – Василий Федорович, а это Денис Васильевич.
Васька степенно, по-мужски значительно протянул ладошку, утонувшую в широченной ручище Арбенина. Поздоровался.
– Это с вами Лена интервью полгода добивалась? – выяснял Васька.
– Со мной, – признался Денис.
– И что, не получилось? – продолжил выяснения пацан. – Что-то быстро вы закончили.
– Мы решили продолжить дома за компьютером, а заодно и позавтракать, – спасла гостя от въедливых Васькиных вопросов Лена.
– Это правильно! – солидно поддержал решение Васька и направился в кухню. – Нечего по всяким общепитам ерунду кушать, желудки портить. Дома надо питаться. Ну, проходите, что вы там застряли! – поторопил их уже из кухни он.
– А сколько ему лет? – наклонившись к Лене, тихо спросил Денис.
– Мне тринадцать, и я все слышу! – отозвался из кухни Васька.
Денис стушевался! С детьми он как-то совсем не умел общаться, впрочем, как и с дамами. А Лена рассмеялась:
– Ничего, привыкните! Поначалу все пугаются большой умности и рассудительности Василия Федоровича.
– Не пугаются, Лена, а удивляются, я ж не чудище какое! – уточнил из кухни Вася.
– Проходите, Денис Васильевич, а то он так и будет оттуда реплики подавать, – пригласила еще раз Лена и потянула гостя за локоть.
Денис двинулся за ней, но с большой долей сомнения: мальчик, которого почему-то называют по имени и отчеству! Арбенин понятия не имел, как с таким мальчиком общаться.
А Васька уже включил чайник и засовывал в микроволновку большую тарелку с кулебякой, упомянутой Леной.
– Садитесь, – распорядился он вошедшим.
Лена подключилась к накрыванию стола – салфеточки, чашечки-блюдца, ложечки, вазочки с вареньем, тарелки, вилки-ножи под кулебяку. Денис сел на указанный стул и осмотрелся. Кухня большая и уютная, современная, он бы назвал свое ощущение от обстановки: теплое. И Елена здесь расслабилась, улыбалась открыто, без какого-либо подтекста, – может, прошло то неприятное, тяжелое, что накатило на нее в кафе?
Пока Денис осматривался, приглядывался, Лена с сыном успели накрыть на стол, мальчик Василий Федорович достал из печки блюдо с угощением, и по кухне распространился совершенно фантастический, дурманящий запах домашних пирогов.
– Есть хочется, – как бы соглашаясь с кем-то, призналась Елена Алексеевна. Она ловко нарезала и раскладывала по тарелкам кулебяку.
Василий расположился напротив Дениса, придвинувшись со стулом вплотную к самому столу, так что упирался в него грудью.
– Лена говорила, что вы великий художник, – начал застольную беседу Васька, – преувеличивает или и вправду великий?
Денис растерянно уставился на пацана.
Мамаша странная, а сынок и того хлеще!
– Не тушуйтесь, Денис Васильевич, Василий Федорович у нас всегда так изъясняется, без подтекста и прямолинейно, как танк в бою.
Денис отхлебнул чаю, стараясь не раздавить хрупкую фарфоровую чашечку, и посмотрел на мальчишку, с удовольствием уплетавшего пирог. Васька запивал его чаем из огромной кружки.
– А можно мне подобную кружку, – спросил вдруг Денис, – я маленькие не люблю.
– У меня есть еще одна, – кивнул Васька.
И напряжение вдруг отпустило Дениса, когда он отметил совсем мальчишеское движение пацана, а еще веселый вихор у него на макушке.
– Так вы не ответили, – поставив перед гостем кружку, допытывался пацан, – великий или так себе?
– Я не художник, скорее столяр-плотник, – вступил в диалог Денис.
– Это господин Арбенин скромничает, Васька, – не удержалась, само собой, Ленка, – он краснодеревщик и художник. Прекрасные вещи делает! Я ж тебе показывала, ты сам видел!
– А где вы ему показывали? – подивился Денис.
– Она меня на выставку таскала, – ответил за Лену Васька, устраиваясь по новой за столом, задвигаясь вплотную вместе со стулом, – там всякого добра полно было, и ваши два кресла. А еще у нее полный комп фоток, там тоже ваши вещи есть. И каталог ваших работ.
– Тогда тебе судить, какой я мастер, – заметил Денис.
– Мне очень понравилось, – солидно оповестил Васька.
– Вообще-то, Василий у нас товарищ продвинутый в мебельной теме. Пока я ею занимаюсь, он изучил материалы, прослушал мои индивидуальные лекции и прочитал статьи, – пояснила уровень Васькиных знаний Лена.
– И книгу, – добавил к списку Васька, – в рукописи, а потом уж в книжке со всеми картинками.
– И как тебе книга, Василий Федорович? – спросил Денис заинтересованно.
– Классная, что ж тут скажешь, – пожал плечами Васька. – Лена у меня тоже талантливая, не один вы.
– Это точно, – сдержал улыбку Денис.
Ему с каждой минутой становилось уютнее и спокойнее здесь, в этом доме, что-то теплое, приятное устраивалось, ворочаясь внутри.
Окружающее вдруг показалось Денису снимком. Кухня эта, плывущая во времени, залитая мягким приятным светом из люстры под абажуром, дурманящий запах домашнего пирога, огромная красная кружка с нарисованными веселыми человечками у него в руке, серьезный, не по годам рассудительный мальчик, его смеющаяся мама, глядящая на сына с нескрываемой любовью…
Все это создавало удивительно теплое ощущение. Как у жаркой печки, длинным зимним вечером, когда за окном вьюга и мгла, а в доме тепло, безопасно в кругу близких и родных людей, и кто-то читает малышам древние сказки.
Дениса вдруг охватила грусть, что эта картинка не из его жизни. Все это промелькнуло смутным ощущением.
Но он не умел про чувства ни говорить, ни размышлять, ни анализировать.
Чувствовать умел, все остальное – нет!
– Давайте еще кусочек положу, Денис Васильевич? – предложила откуда-то издалека девушка.
А он и не заметил, как все съел, зачарованный моментом и размышлениями.
– С удовольствием, – согласился Денис, подставляя свою тарелку. – И знаете, Елена Алексеевна, давайте по именам, без отчеств, а то сплошной официоз.
– Согласна, Денис, давайте без отчеств, – поддержала хозяйка хорошее начинание.
– Но я что-то так и не понял, – встрял Васька, – вы интервью-то Лене дали? Или зажали?
– Зажал, – разулыбался Денис. – Я, Василий Федорович, разговоры разговаривать не очень люблю. Предпочитаю дело делать руками и головой.
– Я бы посмотрел, как вы это руками делаете, – признался Васька мечтательно, – я все у Лены допытывался, как это у них получается? Берут дерево и такие из него кренделя выделывают, только держись! И заворачивают, изгибают, а резьба всякая! И, это, как его?.. Щас, слово такое, – мальчик наморщил лоб и постучал по нему пальцем.