Крылья у них разного цвета. У того, что врезался в машину, они белоснежные. У гиганта – крылья цвета ночи. У остальных – синие, зеленые, жжено-оранжевые и тигрово-полосатые.
Все они без рубашек, и под кожей при каждом движении перекатываются мускулы. Их кожа, как и крылья, тоже различается цветом. У белокрылого ангела, рухнувшего на автомобиль, она светло-карамельная. У чернокрылого – бледная, словно яичная скорлупа. У остальных – от золотистой до темно-коричневой. Судя по воинственному виду, ангелы должны быть покрыты боевыми шрамами, но кожа настолько безупречна, что ради такой любая королева бала в стране убила бы своего короля.
Белый ангел с трудом скатывается с разбитой машины. Несмотря на раны, он приземляется на полусогнутых ногах, готовый к отражению атаки. Своей атлетической грацией он напоминает пуму, которую я видела по телевизору.
Судя по тому, как осторожно приближаются к нему остальные, он грозный противник, хоть и раненый. Несмотря на свои мускулистые фигуры, по сравнению с ним другие ангелы выглядят грубыми и неуклюжими. У него тело олимпийского пловца, упругое и подтянутое. Похоже, он готов сразиться голыми руками, несмотря на то что все его враги вооружены мечами.
А его меч лежит в нескольких футах от машины, короткий, как и оружие других ангелов, – два фута обоюдоострого металла, способного с легкостью перерезать горло.
Высмотрев меч, Белый делает движение в его сторону, но Жженый отбрасывает оружие ногой. Лениво вращаясь, меч скользит по асфальту, удаляясь от своего владельца, но почти сразу же замирает на месте. Он выглядит тяжелым, словно свинец. Однако Белому до него уже не дотянуться.
Я готовлюсь к тому, чтобы увидеть расправу над ангелом. В исходе поединка нет никаких сомнений. И все же Белый – достойный боец. Он бьет Полосатого ногой и стойко отражает удары двух других. Но против всех пятерых ему не устоять.
Когда четверым наконец удается прижать Белого к земле, практически усевшись на него верхом, к нему подходит черный гигант. Он идет словно ангел смерти, каковым, полагаю, и является. Складывается впечатление, что я наблюдаю кульминацию давнего противоборства – судя по тому, как они смотрят друг на друга, как Черный рывком разворачивает крыло Белого, а затем кивает Полосатому, который заносит над Белым меч.
Хочется закрыть глаза, чтобы не видеть завершающего удара, но я не в силах этого сделать.
– Следовало принять наше приглашение, когда у тебя была такая возможность, – говорит Черный, с силой оттягивая крыло от туловища Белого. – Хотя даже я не мог предвидеть такого конца.
Он снова кивает Полосатому. Меч со свистом опускается, отсекая крыло.
Белый издает вопль ярости и муки, отдающийся эхом вдоль улицы.
Во все стороны хлещет кровь, забрызгивая остальных. Ангелы пытаются удержать скользкого от крови Белого, но он изворачивается и с молниеносной быстротой дает пинка двоим из них. Те катятся по асфальту, корчась и хватаясь за живот. На мгновение, пока оставшиеся ангелы пытаются снова прижать его к земле, мне кажется, что ему удастся вырваться.
Но Черный ставит ногу на спину Белого, прямо на его свежую рану.
Белый шипит от боли, но не кричит. Остальные пользуются шансом, чтобы снова придавить его к земле.
Черный бросает отрубленное крыло. Оно падает на асфальт с глухим звуком, словно мертвое животное.
Лицо Белого искажено от ярости. Он не намерен сдаваться, но силы быстро оставляют его вместе с кровью, которая заливает его кожу, склеивает волосы.
Черный хватается за оставшееся крыло и раскрывает его.
– Будь моя воля, я отпустил бы тебя, – говорит Черный. Судя по наслаждению в его голосе, я сомневаюсь, что он в самом деле поступил бы так. – Но у нас есть приказ.
В его голосе не звучит ни капли жалости.
В клинке Полосатого, нацеленном на сустав крыла Белого, отражается луна.
Я внутренне сжимаюсь, ожидая очередного кровавого удара. Позади меня едва слышно всхлипывает Пейдж.
Сидящий позади Черного Жженый внезапно поворачивает голову. Он смотрит прямо на нас.
Я замираю на корточках за фургоном. Мое сердце на мгновение останавливается, чтобы затем биться втрое быстрее.
Жженый встает и идет в сторону от кровавой бойни.
Идет прямо к нам.
4
Страх лишает меня способности мыслить. Единственное, о чем я могу думать, – как отвлечь ангела, пока мама откатит Пейдж в безопасное место.
– Беги!
На лице матери застывает маска ужаса. Охваченная паникой, она поворачивается и бежит прочь, без Пейдж. Видимо, решила, что коляску толкать буду я. Пейдж смотрит на меня широко раскрытыми от страха глазами, которые занимают бо́льшую часть ее эльфийского личика.
Развернув коляску, она устремляется следом за мамой. Моя сестра может катить коляску сама, но не так быстро, как тогда, когда ее толкает кто-то другой.
Если ангелов не удастся отвлечь, никому из нас не уйти отсюда живым. Почти не раздумывая, я за долю секунды принимаю решение.
Я выбегаю на открытое пространство, прямо навстречу Жженому.
Словно в тумане, слышу яростный, полный муки рев. Отрублено второе крыло. Вероятно, уже слишком поздно. Но я уже там, где лежит меч Белого, и у меня нет времени придумывать новый план.
Я подхватываю меч почти из-под ног Жженого обеими руками и ожидаю, что он окажется очень тяжелым. Но меч легко поднимается, невесомый, словно воздух. Я бросаю его в сторону Белого.
– Эй! – кричу во всю силу легких.
Жженый приседает, застигнутый врасплох видом летящего над его головой меча. С моей стороны это отчаянный и плохо продуманный ход, особенно если учесть, что ангел, вероятно, сейчас еле жив от потери крови. Но меч летит намного точнее, чем я могла себе представить, и опускается рукояткой вперед прямо на вытянутую руку Белого, словно направленный туда некой силой.
Бескрылый ангел без промедления замахивается мечом на Черного. Несмотря на ужасающие раны, движения его быстры и яростны. Теперь я могу понять, почему другим потребовалось немалое численное превосходство, чтобы загнать его в угол.
Клинок рассекает живот Черного. Хлещет кровь, смешиваясь с красной жидкостью на асфальте. Полосатый подскакивает к своему вожаку и подхватывает его, не давая упасть.
Кровь струями стекает по спине Белого, который, пошатываясь, пытается удержать равновесие без крыльев. Ему удается еще раз взмахнуть мечом, распоров ногу Полосатого, который убегает с Черным на руках.
Оставшиеся двое, до этого державшиеся поодаль, бросаются вперед и подхватывают Черного с Полосатым. Взмахнув могучими крыльями, они взмывают вместе с ранеными, оставляя за собой кровавый след, и исчезают в ночном небе.
Мой отвлекающий маневр увенчался неожиданным успехом. У меня вспыхивает надежда, что, возможно, моя семья к этому времени уже нашла себе новое убежище.
А затем мир взрывается болью – Жженый с размаху бьет меня в грудь.
Я отлетаю назад и падаю на асфальт. Легкие сжимает судорога, не давая вздохнуть. Все, что я могу, – свернуться в клубок, пытаясь глотнуть воздуху.
Жженый поворачивается к Белому, которого уже нельзя назвать белым. Мускулы его напряжены, и он несколько мгновений колеблется, словно оценивая свои шансы на победу над раненым ангелом. Белый, бескрылый и залитый кровью, едва стоит на ногах, но рука его тверда, и меч направлен на Жженого. В глазах Белого пылают гнев и решимость, благодаря которым он, похоже, сейчас только и держится.
Должно быть, репутация окровавленного ангела хорошо известна его противнику, поскольку, несмотря на состояние Белого, здоровый и мускулистый Жженый убирает меч обратно в ножны. Бросив на меня полный ненависти взгляд, он пробегает с десяток шагов по улице, а затем крылья поднимают его в воздух.
В ту же секунду, когда противник поворачивается к нему спиной, раненый ангел бессильно опускается на колени между собственными отрубленными крыльями. Он быстро истекает кровью, и я уверена, что через несколько минут наступит смерть.
Наконец мне удается вздохнуть. Воздух обжигает легкие, но судорога проходит. Несколько мгновений я лежу неподвижно, испытывая ни с чем не сравнимое облегчение, затем поворачиваюсь и бросаю взгляд вдоль улицы.
Увиденное повергает меня в ужас.
Пейдж с трудом катится по асфальту. В небе Жженый описывает круг, словно стервятник, а затем пикирует прямо к моей сестре.
Вскочив, я пулей мчусь к ней. Мои легкие отчаянно требуют воздуха, но я не обращаю на это внимания.
Жженый презрительно смотрит на меня. От взмахов его крыльев шевелятся волосы на моей голове.
Уже совсем близко. Если бы только чуть-чуть быстрее… Это я виновата. Я разозлила его настолько, что он решил сорвать свою злость на Пейдж. Чувство вины подгоняет меня. Нужно спасти ее во что бы то ни стало.
– Беги, мартышка! Беги! – издевается Жженый.
Он протягивает вниз руки и хватает Пейдж.
– Нет! – кричу я, пытаясь до нее дотянуться.
Ангел поднимает ее в воздух.
– Пенрин! – кричит она.
Я хватаюсь за штанину с желтыми звездочками, которые вышила мама для защиты от сил зла. На мгновение кажется, что я смогу вырвать сестру из рук ангела, но ткань выскальзывает из моей руки.
– Нет! – Я подпрыгиваю, пытаясь ухватить сестру за ноги, но мне удается лишь коснуться пальцами ее туфель. – Верни ее! Она тебе ни к чему! Она всего лишь маленькая девочка! – Мой голос срывается.
Секунду спустя ангел уже слишком высоко, чтобы меня услышать. Но я все равно кричу, продолжая бежать следом за ними по улице, даже когда крики Пейдж стихают вдали. Сердце мое замирает при мысли о том, что он может уронить ее с такой высоты.
Я еще долго стою посреди улицы, тяжело дыша и глядя, как исчезает в небе крошечная точка.
5
Проходит немало времени, прежде чем я оглядываюсь по сторонам в поисках мамы. Дело вовсе не в том, что меня мало волнует ее судьба, – просто наши отношения несколько сложнее, чем обычные отношения дочери и матери. Светлая любовь, которую мне полагалось бы к ней испытывать, перечеркнута черной полосой и запятнана всевозможными оттенками серого.
Ее нигде не видно. Тележка лежит на боку, содержимое рассыпано возле грузовика, за которым мы прятались. Мгновение поколебавшись, я кричу:
– Мама!
Любой, кого мог бы привлечь шум, наверняка уже наблюдает за мной из темноты.
– Мама!
На пустынной улице ни единого движения. Если даже молчаливые наблюдатели и видели из темных окон, куда она пошла, никто мне об этом не скажет. Я пытаюсь вспомнить, не схватил ли ее другой ангел, но все, что предстает в моих мыслях, – это ноги поднимающейся над коляской Пейдж. В это время могло происходить все, что угодно, и я бы этого не заметила.
В цивилизованном мире, где есть законы, банки и супермаркеты, параноидальная шизофрения – серьезная проблема. Но в мире, где банки и супермаркеты используются бандитами в качестве камер пыток, паранойя в разумных количествах не помешает. Шизофрения, однако, совсем другое дело. Хуже некуда, когда не можешь отличить реальность от фантазии.
И все-таки есть шанс, что мама успела улизнуть, прежде чем дела стали по-настоящему плохи. Скорее всего, она где-то прячется, следя за моими перемещениями. Вот почувствует, что опасность миновала, и выйдет.
Я снова озираюсь. Видны лишь дома с темными окнами и мертвые машины. Если бы я не провела несколько недель, тайком выглядывая из одного из этих окон, я решила бы, что осталась последним человеком на планете. Но я знаю, что там, за стенами из бетона и стали, есть по крайней мере несколько пар глаз, чьи обладатели сейчас размышляют, стоит ли рисковать, выбегая на улицу ради крыльев ангела или любой другой части его тела, которую удастся отрезать.
По словам Джастина, который еще неделю назад был нашим соседом, на улицах поговаривают, что кто-то объявил награду за части тел ангелов, и вокруг этого сейчас возникает целый бизнес. Больше всего ценятся крылья, но за руки, ноги, скальпы и другие, более интимные части тела можно выручить неплохую сумму – если только докажешь, что они принадлежали ангелу.
Мои мысли прерывает негромкий стон. Я тотчас же напрягаюсь, готовясь еще к одной драке. Но передо мной никого нет, кроме лежащего лицом вниз окровавленного ангела.
Неужели он все еще жив?
Судя по рассказам, которые я слышала, если отрезать ангелу крылья, он умрет. Как и человек, если отрезать ему руку. Он просто истечет кровью, если оставить его без присмотра.
Когда еще выпадет шанс добыть кусочек ангела? В любую минуту улицу могут заполонить стервятники. Самое умное сейчас – убраться отсюда, и побыстрее.
Но если он жив, возможно, знает, куда другой ангел унес Пейдж. Я подбегаю к нему, чувствуя, как надежда заставляет сильнее биться сердце.
Кровь струится по его спине, растекаясь лужей по асфальту. Я бесцеремонно переворачиваю ангела, даже не задумываясь о том, опасно ли до него дотрагиваться. Охваченная паникой, все же замечаю его неземную красоту, идеальную форму его груди. Лицо тоже могло бы выглядеть как у классического ангела, если бы не синяки и ссадины.
Я встряхиваю его. Белый никак не реагирует, подобно греческой статуе, которую он напоминает.
Я с силой бью его по щеке. Веки вздрагивают, и он несколько мгновений смотрит на меня. Я с трудом подавляю желание бежать без оглядки.
– Куда они полетели?
Он стонет, и глаза снова закрываются. Я снова со всей силы даю пощечину:
– Скажи, куда они полетели? Куда ее унесли?
Отчасти я ненавижу ту новую Пенрин, которой я стала. Ненавижу девушку, которая хлещет по щекам умирающего. Но я загоняю эту мысль в дальние уголки сознания – пусть она мучит меня потом, когда Пейдж ничто уже не будет угрожать.
Ангел снова стонет, и я понимаю, что он ничего не сможет сказать, пока я не остановлю кровотечение и не переправлю его туда, где вряд ли появятся бандиты, чтобы разделать его на кусочки. Он весь дрожит, вероятно впадая в глубокий шок. Я переворачиваю его лицом вниз, на этот раз заметив, насколько он легкий.
Я подбегаю к маминой опрокинутой тележке и роюсь в груде тряпок, пытаясь найти что-нибудь пригодное для перевязки. Аптечка первой помощи спрятана на самом дне. Поколебавшись лишь мгновение, хватаю ее. Мне не по себе от одной только мысли о том, что придется тратить драгоценные медикаменты на ангела, который все равно умрет. Но без крыльев он настолько похож на человека, что я позволяю себе воспользоваться стерильными бинтами для перевязки.
Спина его покрыта таким количеством крови и грязи, что я даже не вижу, где находятся раны. В конце концов решаю, что это не важно, – главное, чтобы он прожил еще немного и успел рассказать, куда забрали Пейдж. Я туго обматываю его туловище бинтами, стараясь сильнее сдавить раны. Не знаю, можно ли убить, слишком туго перебинтовав, но зато я знаю, что смерть от потери крови приходит намного быстрее, чем любая другая.
Я как будто чувствую спиной взгляд. Бандиты наверняка решили, что я отрезаю себе трофеи. Вероятно, сейчас размышляют, не вернутся ли другие ангелы, пока они будут вырывать куски плоти из моих рук. Нужно закутать его в тряпки и увезти отсюда, пока они не слишком осмелели. В спешке я заматываю его с ног до головы.
Я хватаю коляску Пейдж. Ангел удивительно легок для своих размеров, и мне почти не требуется усилий. Если подумать, это вполне разумно. Куда проще летать, когда весишь пятьдесят фунтов, а не пятьсот. Впрочем, мысль о том, что он сильнее и легче человека, не добавляет мне теплых чувств к нему.
Я усаживаю ангела в коляску, делая вид, будто он страшно тяжел. Возможно, те, кто сейчас за мной наблюдает, решат, что я сильнее и крепче, чем выгляжу со своей худой фигуркой и ростом пять футов два дюйма.
Мне кажется или на лице ангела появилась улыбка?
Так или иначе, когда я сваливаю его в коляску, улыбка сменяется гримасой боли. Ангел слишком велик, чтобы устроиться поудобнее, но и так сойдет.