– Даже так? – удивился Диего, присаживаясь к столу. – Ты еще и колдовать умеешь? И насколько хорошо?
– Да не особенно, – неохотно признался Жак. – И тоже только с посторонней помощью, так что маг из меня получается не ахти какой.
– А вор из тебя был какой?
Жак вздрогнул и уронил пепел с сигареты в чашку.
– Вор?
– Ты ведь раньше был вором, я правильно догадался? А почему бросил? Ты ведь должен был быть неплохим вором, с такой-то Тенью. На чем ты специализировался?
– На информации, – уклончиво ответил Жак. – Но вор из меня как раз был никудышный, потому что я, как ты верно заметил, порядочный трус. Влип я однажды, натерпелся страху, и бросил после этого.
– И с тех пор ты так боишься мистралийцев?
– Какой же ты любопытный! Раз уж тебе так хочется знать о моем воровском прошлом, ответь мне на один вопрос, и я тебе тоже отвечу. Кем ты был прежде, чем стать воином?
– Кем бы я ни был, я им больше не буду, – помрачнел Диего. – И не спрашивай. А то я сразу очень хорошо вспоминаю, что такое отчаяние.
Жак невесело усмехнулся и принялся вылавливать пепел из чашки.
– Неудивительно, что Элмар нашел в тебе такого внимательного слушателя.
– А тебе он тоже об этом рассказывал?
– Мне? Зачем? Все, что творилось с Элмаром, я наблюдал своими глазами. Его отчаяние и его безумие. У него ведь на этой почве блюдце полетело по серьезному, не знаю, сознает ли он это сам, но со стороны было очень заметно. Он зациклился на одной мысли, и она у него дошла до мании. До самой настоящей мании, видимой невооруженным глазом. И я более чем уверен, то слово, что он дал королю, он фиг бы сдержал. – Жак раздавил в пепельнице окурок и добавил: – И, между прочим, если бы король когда-либо допился до того, чтобы рассказывать, что такое отчаяние, он мог бы рассказать не менее трагичную и душераздирающую историю. О том, как у тебя на глазах сходит с ума твой лучший друг и самый близкий человек, а ты ничего не можешь с этим поделать и не в силах ему ничем помочь. Бедный король за эти три луны чуть сам умом не тронулся, просто никто этого не знает, кроме меня… и, может быть, мэтра Истрана, он всегда все знает, даже если ему не говорят. Кстати, готов поспорить, что Элмар никогда не задумывался о том, что пережил за это время его несчастный кузен.
– Ну почему же! – не выдержала Ольга. – Может, не совсем об этом, но очень даже задумывался. Он до сих пор благодарен королю за то, что не позволил ему умереть.
– А что, он и тебе об этом по пьяни рассказывал? – поинтересовался Жак.
– Не рассказывал, и не по пьяни. Он был совершенно трезвый, и на своем личном примере объяснял, как нельзя поступать. Ну, тогда, помнишь, когда вы все мне это объясняли в меру своих возможностей. У него, кстати, получилось лучше всех. Нагляднее, эффектнее и тактичнее. А подробности этой истории мне рассказывала Азиль. Еще в самом начале нашего знакомства, когда я спросила, почему Элмар не рассказывает о своих подвигах.
– Понятно… – Жак допил свой кофе и встал из-за стола. – Ладно, ребята, хорошо тут с вами, весело, но пойду я, пожалуй. А вы ведите себя подобающим образом, не пугайте соседей и не ломайте мебель.
– Тебе назло устроим песни с плясками и что-нибудь сломаем, – мрачно проворчал Диего. – Например, шкаф.
– Вообще-то я имел в виду кровать, – засмеялся Жак.
– А я большой затейник, – так же мрачно ответил Диего и, тоже поднявшись из-за стола, направился в комнату.
– Что-то он сегодня не в духе, – заметила Ольга, когда он скрылся за дверью. – Жак, ты не знаешь, зачем Мафей хотел с ним пообщаться? Может, это он его чем-то расстроил?
– Да вряд ли, – ответил Жак. – Скорее всего, он обиделся на меня, за то, что я тебя так нагло сватал… Эх, ваше величество, лопух вы лопух… Меньше надо было слушать свои средневековые предрассудки, и не пришлось бы теперь себе голову морочить.
– Жак, да успокойся ты! – осадила его Ольга, провожая до дверей. – Не пошла бы я замуж!
Жак хитро усмехнулся.
– Если бы влюбилась – пошла бы. А если бы его величество не развешивал уши и не жевал сопли, то влюбилась бы, как миленькая. Потому как у меня есть сильное подозрение, что ты бы влюбилась в первого же мужика, который бы тебя трахнул.
– Пошляк! – рассердилась Ольга. – Хам, сводник, и трепло! И хвастун к тому же. Магией он балуется! Врать-то зачем было?
– Чтобы отстал, – шепотом пояснил Жак, надевая куртку и берет. – Ну зачем ты вслух, он же все слышит.
– Ой, – спохватилась Ольга, – я постоянно забываю. Жак, а в самом деле, что ты будешь делать, если на вас нападет кто-нибудь? Или ты просто надеешься своим присутствием их напугать?
– Моим присутствием фиг кого напугаешь, – улыбнулся Жак. – У меня шокер есть. По-твоему, я должен был это сказать твоему кабальеро и потом полчаса объяснять, что это такое и где я его взял?
– А где ты его взял?
– Сам сделал.
– А как ты его заряжаешь?
– От аккумулятора. У меня же в кабинете электронный замок, как бы он, по-твоему, работал, если бы у меня электричества не было?
– А аккумулятор ты как заряжаешь?
– Иду к мэтру и выпрашиваю маленькую шаровую молнию. Ее надолго хватает… Ольга, ну зачем тебе все эти технические подробности, ты же все равно не поймешь. Скажи проще: ты себе тоже шокер хочешь?
– Конечно хочу! Что ж мне, стрелять во всех подряд?
– Ладно, я и тебе сделаю. До завтра.
– До завтра.
Когда Ольга, закрыв дверь за Жаком, вернулась в комнату, Диего сидел в кресле, вслушиваясь в звучание очередного кристалла. На этот раз его внимания удостоилась «Show must go on», что как-то очень соответствовало его угнетенному настроению. Сейчас, когда ушел Жак, который хоть как-то оживлял атмосферу своими шуточками, Диего окончательно впал в меланхолию. Он сидел в полной апатии, молча уставившись на портрет Эль Драко, и даже не повернул головы, когда Ольга вошла. Что-то с ним явно было не в порядке, как-то не по делу он был угнетен и расстроен. Неужели из-за Жака с его дурацким сватовством? Или Мафей его чем-то огорчил? Или он уже успел сбегать по своим делам и у него какие-то свои неприятности, о которых ей не положено знать? Да нет, когда бы он успел, если он с Мафеем ушел, от него и вернулся.
Ольга села в кресло напротив и, не удержавшись, все-таки спросила:
– Диего, что случилось?
– Почему ты решила, что что-то случилось? – откликнулся он, тут же повернувшись к ней и печально улыбаясь. – Ничего не случилось. Все нормально. Просто настроение не очень. У тебя, кстати, тоже. У тебя что-то случилось?
– Вовсе нет. У меня часто такое бывает, ты же знаешь.
– Когда кончается сказка? – снова улыбнулся он. – Помню. Ты мне говорила. А я тебе тоже, помнится, рассказывал, что я мрачный неразговорчивый тип, постоянно пребывающий в плохом настроении.
– Неправда, вовсе ты не такой. Таким я тебя никогда не видела, разве что тогда утром, с большого бодуна. – Ольга решила не отставать и все-таки попробовать что-то из него выжать. Ну, не скажет, так не скажет. А вдруг скажет? – Тебя Жак так расстроил своими дурацкими предложениями?
– Вовсе нет. Вот если бы ты согласилась, я бы расстроился. Хотя возражать и устраивать сцены ревности не стал бы. А ты действительно не любишь короля?
– В этом смысле – нет. А что?
– Да просто я подумал… может, зря я между вами влез? Может, с ним тебе было бы лучше? Я ведь товарищ ненадежный, сегодня я здесь, завтра я там, а послезавтра меня и вовсе на свете нет. И мне как-то даже страшно думать о том, что будет с тобой, когда сказка обо мне кончится столь печальным образом. Ты привязываешься к людям, и очень тяжело переносишь… когда сказки кончаются. Может, лучше закончить эту сказку проще и банальнее, и сразу начать другую? И тебе будет легче, и королю проще. Да и сказка получится долгая и счастливая.
– Если я тебе надоела, – обиделась Ольга. – То мог бы просто не приходить, и… постой, ты что, слушал наш разговор с самого начала? Свинство это, между прочим, слушать чужие разговоры.
– Я слушал с того места, как Жак объяснял тебе насчет награды и королевской щедрости. Совсем немного. Это и было с самого начала?
– Точно только с этого места? А не с того, как Жак меня спрашивал о том же самом, что и ты?
– Клянусь небом, только с этого. Я не знаю, о чем тебя спрашивал Жак. А о том же самом – это о чем?
– О том, что я буду делать, если кончится сказка… о тебе. Так что, вы с ним сговорились, или как?
– Нет, я сам не знаю, почему так вышло. Наверное, просто совпадение.
– А с чего вы оба одновременно об этом задумались? Чего вас обоих так потянуло на печальные прогнозы? – продолжала допытываться Ольга. – Почему вы оба вдруг решили, что с тобой непременно что-то случится?
И тут она догадалась, почему. Видимо, на слове «прогнозы» сработали свободные ассоциации, которые сразу же перепрыгнули на «предсказания» и «вещие сны», а тут уж нельзя было не вспомнить, откуда эти предсказания и вещие сны исходят.
– Мафей! – упавшим голосом прошептала она. – Вот почему ты пришел от него такой расстроенный!
– Причем тут Мафей? – печально вздохнул Диего. – Впрочем, есть немного, это из-за него я задумался о бренности жизни. Просто сидели, общались, отчего-то посмотрел на него и подумалось – эльфы живут по триста лет как минимум, а мы – как бабочки… Ну, а начинаешь об этом задумываться – сразу лезет в голову все, что с этим связано. Не обращай внимания на мое нытье и ворчание, со мной часто так бывает. И кстати, ты не ответила на мой вопрос. Насчет сказки.
– Очень даже ответила.
– Что-то не помню.
– Напомнить? Или успокоишься? Если я тебе надоела, можешь выметаться прямо сейчас, не изыскивая для этого достойных причин. А если это просто нытье и ворчание, то попробуй поныть о чем-нибудь другом. И оставьте вы все бедного короля в покое, действительно, как сговорились!
Диего снова вздохнул, открыл шкатулку и снова поставил кристалл на ту же грань. Затем тяжело поднялся с кресла, подошел к Ольге и сел на пол у ее ног, положив ей голову на колени.
– Прости, – сказал он. – Я больше не буду об этом говорить… Только пообещай мне, что если со мной действительно что-то случится, ты… будешь жить. Хотя бы это.
– Послушай, – не выдержала Ольга. – Да что происходит? Почему все именно сегодня так озаботились этой проблемой? Сначала Элмар, потом Жак, теперь ты?
Диего удивленно поднял голову.
– Элмар тоже говорил с тобой об этом?
– Представь себе. Сегодня после обеда, когда я варила кофе, а он вызвался составить мне компанию, чтобы мне не было скучно. Он тоже завел разговор о том, что путь воина связан с риском, что любить воина – дело неверное, и я должна быть всегда морально готова к тому, что могу тебя потерять… И что на этом жизнь не кончается, и тому подобное. Диего, по-моему, ты мне врешь. Вы что-то знаете, все трое, и вас всех троих страшно беспокоит одно и то же. После того случая вы ко мне относитесь с недоверием, и боитесь, что если я всерьез расстроюсь, то попробую повторить. И у вас есть причина думать, что это произойдет именно из-за тебя. Иначе за каким бы хреном вы все одновременно принялись вести со мной такие разговоры? И не говори мне, что это совпадение. Это все-таки Мафей?
– Женщины… – Диего в очередной раз вздохнул, поднялся с пола и принялся раздеваться. – Ничего-то от вас не скроешь, все-то вы видите и все-то вы знаете… А мы лопухи. Все трое. Надо было действительно договориться и помалкивать. Если бы я знал, что Элмар с тобой уже говорил, я бы промолчал. Он и в этот раз сказал лучше всех. Нагляднее и тактичнее… Пойдем-ка лучше спать.
Они забрались под одеяло и молча затихли, прижавшись друг к другу. Потом Диего вдруг сказал:
– Да что мы, в самом деле, как в последний раз… Ничего ведь еще не случилось. Это я так, на всякий случай. От Мафеевых снов еще никто не умер, почему я должен быть первым? Обойдется как-нибудь.
– А что он видел? – спросила Ольга, вспомнив, что сны маленького эльфа действительно предвещали не смерть, но тоже достаточно трагические события, если вспомнить, к примеру, Элмара. – Если это не страшно, почему ты так расстроился?
– В общем, ничего смертельного… Но просто не хочу я всего этого опять, не хочу, мне одного раза хватило с головой. Я и так отлично помню, что такое раскаленное железо, и нет у меня желания освежать в памяти это незабываемое ощущение. Что мне так везет на всякое дерьмо? То ли правда в мире есть некое равновесие, и все отпущенное мне счастье я выбрал за первые двадцать пять лет, а все плохое осталось на потом? Или я грешил слишком много и чересчур нагло, и теперь за это расплачиваюсь? Или прокляла меня какая-нибудь женщина, обойденная моим вниманием, или чей-то ревнивый муж?.. Ольга, да ты что, плачешь? Брось ты это дело, а то я сам заплачу. Все обойдется. Вырвусь как-нибудь. Или сам сбегу, или ребята отобьют… Лишь бы не покалечили. Ольга, если мне яйца отрежут, ты меня не бросишь?
– Но ведь немного фантазии у тебя останется? – улыбнулась сквозь слезы Ольга, вспомнив одно из его изречений.
– А как же! Если, конечно, опять с ума не сойду.
– Диего, а если это все-таки проклятие? Я имею в виду, мое проклятие?
– Нет. Этого не может быть. Я знаю совершенно точно. И не забивай себе голову глупыми предрассудками. Я тебе обещаю, что бы ни случилось, я выдержу все, выживу и вернусь к тебе. У меня есть ты, и… я тебя люблю.
Глава 5
– Поговорил я с ним, – доложил Кантор, с любопытством разглядывая замысловатую конструкцию на столе в лаборатории. – Был убедителен, насколько мог. Не знаю, что из этого выйдет. Он колеблется. Обидел ты его, Амарго. Серьезно обидел. Он теперь решил, что ты собираешься посадить его на трон, как декорацию, и править от его имени. И даже предположил, что ты приказал мне его убить в случае, если он откажется вернуться. Боюсь, тебе долго придется его в этом разубеждать.
– Спасибо, – вздохнул Амарго. – Мне не пришлось его долго убеждать. Я просто снял амулет и позволил ему себя прослушать. Он понял.
– Так он вернулся?
– Вернулся. Сегодня утром, где-то за час до тебя. Сказал, что хотел сначала послать меня куда подальше, но потом смотался на базу, увидел, как его охранники плачут, и не выдержал.
– Надо же! Все-таки проверил, не соврал ли я… – хмыкнул Кантор.
– А что, это ты ему сказал?
– А кто же. Амарго, а ты что, носишь экранирующий амулет? Ты что, тоже стихийный эмпат, как и я?
– Скажешь тоже! Нет, конечно. Я его ношу, чтобы нормально общаться с Пассионарио. Иначе он бы мигом начал из меня веревки вить, а я бы и не заметил. Ты думаешь, почему его публичные выступления дают такой бешеный эффект? Да и сам ты вспомни, с чего вдруг ты взял в ученики первого попавшегося оборванца с улицы, у которого просто хватило наглости попроситься?
– Ты хочешь сказать, он на меня магически воздействовал? Не может быть, он же Силу потерял, он не мог…
– Да при чем тут его Сила? Он мощнейший эмпат, причем не стихийный, как ты, а управляемый. Он может и принимать, когда ему надо, и эманировать по желанию. Он способен вызывать у людей практически любые чувства, на свое усмотрение, а не так, как ты – только то, что чувствуешь сам. В общем, страшный человек. Я подозреваю, сегодня он воспользовался тем, что я снял амулет, и внушил мне такое чувство вины, что я был готов сделать для него, что угодно. К счастью, он попросил меня только о двух вещах – чтобы я не запрещал ему заниматься магией и встречаться с его дамой. Ну, да ладно, пусть занимается. Научился же все-таки телепортироваться, упрямец этакий.
– Странно, – удивился Кантор – Как же он ухитрялся голодать при таких способностях? Да ему бы на каждом углу подавали, стоило только попросить.
Амарго посмотрел на него, как на придурка.
– Кантор, если бы тебе хотелось есть, ты бы стал просить милостыню?
– В крайнем случае – стал бы.
– Так вот и он делал это только в крайнем случае, когда уже совсем невмоготу было. Когда вопрос выживания вставал острее, чем вопросы чести, гордости и прочего. А если бы он на все это плюнул и занялся нищенством профессионально, то озолотился бы.