Максим работает почти круглосуточно. Максим скучает довольно часто, пресытившись удовольствиями своего детища - «Клуба». А когда Максим скучает, он отвлекается от работы и начинает не спеша плести свою паутину из двусмысленных намеков и многозначительных недомолвок. Добавляет к ним для прочности флакон своего обаяния и пару капель хорошо просчитанной удачливости. Максим играет, и не все его игрушки смогут выпутаться из этой паутины. Они, конечно, потеряют многое, но и взамен обретут не меньше.
Полигамия и проституция. В БДСМ я не сильно углублялась, но его больше, чем в предыдущем рассказе. В общем-то, это все присуще “Клубу” в разное время в разных пропорциях.
События разворачиваются после событий, описанных в “Волчьих повадках”.
========== Часть 1 ==========
<center>***</center>
- «У каждого есть дух, который нужно совершенствовать, тело, которое должно быть тренировано, и путь, который должен быть пройден». (1)
Леонид Трофимович Томин медленно бродил по татами, заложив руки за спину и устремив мысленный взор в далекие вершины азиатской мудрости.
Семён нетерпеливо ерзал, сидя на коленях и пытаясь удержаться в правильной позе сэйдза(2), но уже явно проигрывал собственным затекшим ногам. Антон то косился на друга, и тогда уголок его губ чуть подрагивал, пытаясь сложиться в усмешку, то с каменным выражением лица провожал взглядом отца, степенно наворачивающего круги по залу. Когда тот отворачивался от учеников, Антон снова начинал поглядывать на Сёму.
Занудная лекция уже надоела обоим. Они оба не спали почти всю предыдущую ночь, резвясь в развлекательном ночном заведении, и оба теперь с трудом воспринимали вообще что-либо. Остальные ребята из их команды внимали со всем доступным им вниманием. Им было интересно узнать что-то новое из философии айкидо, в отличие от двух друзей, слушавших все эти премудрости из года в год практически с самого своего рождения.
- Основная аксиома айкидо состоит в том, что физически слабый может победить сильного за счет изучения техники, – вещал сэнсэй Томин. – Однако! Айкидо — это нечто большее, чем просто физическая подготовка. Для координации - с учетом движения и силы противника - ум, как и тело, должен быть гибким. Другими словами! Для выгодного использования движений противника нужны тонкость и гибкость ума. Если смотреть глубже, это означает, что айкидока должен понимать своего противника и разделять его чувства. Поэтому конечная цель состоит не в том, чтобы нанести повреждение противнику, а в стремлении к состоянию гармонии с ним. Ты слышишь меня, Антон? Не в том, чтобы покалечить или избить соперника до полусмерти, а в стремлении к гар-мо-нии!
Антон вздрогнул, осознав, что чуть не отключился. Поморгал и бросил досадливый взгляд на отца. Тот как раз стоял напротив него и сурово смотрел на сына, прищурив свои карие с нетипичным для европейца слегка суженным разрезом век глаза.
- Да знаю я! – воскликнул Антон.
- Что ты знаешь? – навис над ним, сдвинув вместе седеющие брови, Леонид Трофимович.
- Да все я знаю! – буркнул Антон.
- Так поведай нам всем, великий мастер-самурай, что ты знаешь. Мне будет очень интересно узнать, насколько хорошо ты слушаешь мои наставления. Особенно перед соревнованиями.
- Ну-у-у! – Антон совсем не по-самурайски почесал затылок, усиленно собираясь с мыслями и вспоминая продолжение этой лекции. – «Целью является не победа над противником, а победа над противоречивым умом в самих себе. Любое действие осуществляется при повиновении законам природы. Можно попробовать повернуть вспять поток, но для этого придется применить грубую силу. Гораздо легче было бы, уважая мощь потока, вести его туда, куда вы пожелаете. Дать вашему противнику идти туда, куда он хочет идти; дать ему повернуться туда, куда он хочет повернуться, и склониться в ту сторону, куда он хочет склониться, поскольку вы ведете его, и затем дать ему упасть туда, куда он хочет упасть. Существует предел для того, что вы можете выполнить физической силой, но то, что вы можете совершить несиловым способом, неограниченно»…(3)
- Вот! – обличающе указал в него пальцем Леонид Трофимович. – А ты что выкинул на последнем турнире между школами?
- А что я сделал-то? – возмутился Антон.
- Действительно, что? – сердито сложил руки на груди сэнсэй. – Да ничего особенного! Всего лишь «случайно» сломал руку противнику, пытаясь, как обычно, покрасоваться перед публикой. Ты что, Стивеном Сигалом себя возомнил?
- Да я действительно случайно! – попытался возразить Антон.
- Кому ты это рассказываешь! – отмахнулся Леонид Трофимович. – Вот твои братья…
- Снова началось! – раздраженно закатил глаза Томин-младший. - Мои великолепные братья!
- Антон! - рявкнул Леонид Трофимович.
- Что Антон? – буркнул тот. - Я уже двадцать два года как Антон!
– Ты позоришь своим поведением не только нашу семью, но и наше додзё. Ты подаешь остальным ученикам плохой пример.
- Ой, да ладно! Это у прадеда додзё было, а мы сейчас не в Японии! Спортивная школа это, а не додзё!
Рядом тихо вздохнул Семён, не смея влезать в их семейные разборки и мучаясь от неудобной позы. Оба Томиных не обратили на него внимания, как впрочем, и на других учеников, и продолжали ругаться.
- Да как ты вообще смеешь так со мной разговаривать! – возмутился Леонид Трофимович. – Я даю тебе всё, а ты только и можешь, что хамить, кичиться своими умениями и пытаться сделать все грубой силой. Везде быть первым, во всем быть лучше всех остальных.
- Да, я хочу быть лучшим! – Антон вскочил на ноги и ударил себя в грудь. – Это нормально! Все к этому стремятся!
- Твои насильственные методы и постоянное стремление выигрывать любой ценой противоречат философии айкидо. Соревнование ведет к развитию мании величия и комплекса неполноценности. Уж чего-чего, а этого у тебя в избытке!
- Мне надоело слушать этот бред! – Антон развернулся и пошел к выходу из зала.
- Не смей уходить, пока я не договорил! – зарычал ему в спину Леонид Трофимович. – Если ты из-за своего отвратительного характера проиграешь эти важные для школы соревнования, я откажусь от тебя. Запомни это!
Антон только отмахнулся и зло хлопнул за собой дверью. Разъяренный Леонид Трофимович, забыв о невозмутимости духа и чистоте сознания, пометался по залу, цедя сквозь зубы ругательства на русском и японском, и только когда смог немного успокоиться и отдышаться, повернулся к оставшимся в зале ученикам. Те, привычные уже к ссорам старшего и младшего Томиных, делали вид, что ничего не видели и не слышали.
- Ладно! – постучал пальцами по бедру сэнсэй. - На сегодня хватит! Все свободны до завтра!
- Ну, наконец-то! - Семён жалобно застонал и упал на живот, пытаясь расплести бесчувственные ноги.
<center>***</center>
- Я уже просто не могу это выносить! – жаловался пьяным голосом Антон. – Он все время меня пилит. То я не так стою в стойке, то не так выполняю бросок, то я не так разговариваю. А вот Лёша и Тихон - те просто звезды! Лучшие сыновья за всю историю! А я - никчемный эгоист и моральный урод, который всего лишь хочет быть не хуже других.
- Да не переживай ты так, самурай! Все образуется! – посоветовал ему невысокий, фигуристый светловолосый парень и, незаметно для праздношатающихся в темноте клуба людей, погладил Антона по пояснице. Тот, несмотря на то, что был пьян, тут же ловко перехватил его руку и убрал ее на столик, за которым они сидели, а вот сам запустил ладонь под пояс чужих штанов, массируя копчик и настойчиво лаская кончиками пальцев твердую ягодицу.
Потом наклонился к уху парня, как будто пытался что-то рассказать ему и не мог сделать это просто так из-за громкой музыки.
- Так утешь меня, чтоб я все забыл и больше не переживал! – прошептал он.
Парень лукаво улыбнулся.
- Пойду-ка я отолью! – решил он. Отстранился от Антона и, с намеком взглянув на него из под ресниц, пошел в сторону уборных.
Когда парень скрылся за дверью мужского туалета, Антон хлопнул еще одну стопку водки, крякнул, похабно усмехнулся и покачивающейся походкой пошел за ним. Отлить определенно стоило.
<center>***</center>
- «В истинном будо(4) нет врагов. Истинное будо – это проявление любви. Путь воина не в том, чтобы разрушать и убивать, но в том, чтобы способствовать жизни, непрерывно созидать. Любовь – это божество, которое действительно может защитить нас. Без любви ничто не может процветать. Если не будет любви между людьми, это будет концом нашего мира. Любовь рождает тепло и свет, который поддерживает мир»…(5) Да-да-да! Вы, как всегда, правы, сэнсэй Уесиба. Как всегда, правы!.. Донести бы еще ваши мудрые мысли до одной глупой ветреной головы, – Леонид Трофимович умудрено покивал головой, печально вздохнул и с почтением закрыл небольшой, потрепанный из-за частого чтения том.
Пощурил глаза, глядя на циферблат старых напольных часов, задумчиво погладил тронутый сединой висок. Снял очки для чтения и неспешно поднялся со своего любимого кожаного кресла. На часах совсем недавно мелодичным ненавязчивым звоном пробило полночь. Раиса, как обычно, еще до одиннадцати тихо и с нежной улыбкой пожелала спокойной ночи супругу и сейчас, должно быть, уже видела сны, чем пора было заняться и самому Леониду.
Размышляя над завтрашней, последней перед соревнованиями тренировкой, он прошел к книжному шкафу, возвышавшемуся у прямоугольника окна, окрашенного ночью. Уже поднося книгу к полке, бросил случайный взгляд в окно на окруженный со всех сторон элитными высотками темный дворик. Его внимание привлекло авто, остановившееся прямо напротив их дома. Красующаяся плавными формами металлическая акула нарушала идиллический сон дворика, серебристыми бликами отражала свет фонарей, резала глаза своей чуждостью этому тихому спокойному месту. Весь ее вызывающе агрессивный вид намекал на то, что хозяин акулы молод, довольно обеспечен и любит кичиться своей молодостью и обеспеченностью, раз смеет разъезжать на рычащем спортивном авто по ночным улицам, тревожа сон горожан.
- Пижоны! – цыкнул Леонид сквозь зубы и с неодобрением покачал головой. – Слава Богу, мои старшие мальчики выросли совсем не такими! Надеюсь, Антон тоже когда-нибудь исправится и станет достойным приемником традиций семьи.
Тут дверца авто приоткрылась, в салоне вспыхнул свет, и Леонид застыл, так и не успев донести книгу до полки. А затем его всегда сильные пальцы, способные сломать противнику все кости, вдруг по старчески ослабели, затряслись и выпустили потрепанную книжку, которая с глухим обиженным шлепком ударилась о пол.
В машине находились два молодых мужчины, и они крайне похабно и без малейшего стеснения лизались на переднем сидении серебристого хищника. Если бы один из них не приоткрыл дверь, освещая салон, Леонид никогда не смог бы рассмотреть их лица. Но он увидел их слишком отчетливо и из-за этого, побледневший и растерявшийся, застыл у окна соляным столпом. А узловатые пальцы бойца, будто опомнившись, стали все крепче сжимать очки, переламывая дужку и стекла, раня острыми осколками мякоть ладони. В голове Томина-старшего горьким ядом текли отравляющие его рассудок мысли.
«Почему я засиделся сегодня в кабинете? Почему не пошел спать раньше? Почему мне так приспичило читать эти чертовы мемуары? Хотел упорядочить мысли? Хотел укрепить дух и прийти в состояние полного покоя? Да о каком покое теперь может идти речь?.. Где я сделал ошибку? Почему не доглядел раньше? И как теперь жить с открывшимся знанием?»
С каждым прикосновением одного молодого мужчины к другому, с каждым фривольным объятием и самодовольной улыбкой, которые дарили друг другу два молодчика, в Леониде вскипала неописуемая ярость. Она больно царапала своими когтями желудок, а вслед за ней в кровь просачивалась горечь, пекла язык и гортань. Сердце вдруг сорвалось в галоп и понеслось так неровно, как будто спотыкалось о каждую секунду жизни своего хозяина. Леонид прижал руку к груди, надавил, пытаясь насильно успокоить этот рвущий грудь бег. Сгорбился, разом постарев на десяток лет.
Тем временем мерзавцы расцепились. Один – светловолосый и маскулинный в достаточной мере, чтобы не ошибиться и с уверенностью даже с приличного расстояния определить в нем мужчину - отстранился от своего друга, перебрался с его колен на водительское сидение и уверенно положил руку на рулевое колесо. Улыбнулся удовлетворенно и завел мотор, тут же покорно рыкнувший свирепым зверем. Второй - темноволосый с дерзкой улыбкой и гордой осанкой, всегда отличающей в толпе человека, долгие годы занимающегося восточными единоборствами - кивнул ему на прощание и покинул авто. Когда серебристая акула, громко взрыкнув и вызвав истеричный визг сигнализаций у припаркованных в дворике машин, рванула с места и исчезла среди огней проспекта, он спокойно прошагал к подъезду и вошел внутрь дома.
Леонид разжал пальцы, и на пол кабинета упала изувеченная дужка очков. Во все стороны прыснули осколки, окрашенные каплями крови. В ладони осталось лишь несколько мельчайших частиц, кровожадно впившихся в кожу, но Леонид проигнорировал эту незначительную физическую боль, потому что боль душевная терзала его в тот момент намного сильнее.
На негнущихся ногах он покинул кабинет и, согнувшись, как немощный старик, побрел по темному коридору, все еще держась за сердце. С трудом добрел до входной двери и остановился там, посреди красиво обставленного заботами жены холла. Стоял в темноте в полном отупении, терпел пульсирующую боль в груди и ждал, когда в замочной скважине начнет скрежетать ключ. Тот, кто пришел снаружи, довольно быстро справился с замком, тихо приоткрыл дверь и стал привычными движениями шарить рукой по стене, пытаясь нащупать выключатель.
В тишине раздался щелчок, ударивший по натянутым нервам Леонида. Вспыхнувший свет на мгновение ослепил, и ему пришлось сразу прикрыть глаза, чтобы не видеть этот свет и чтобы оттянуть хоть на миг столкновение с безжалостной истиной.
Он не хотел видеть этого, оказавшегося совершенно незнакомым ему, человека. Того, кто притворялся все эти годы любимым, хоть и своенравным сыном. Кто всегда искал признания своей семьи, пусть и не самыми хорошими способами. Леонид не хотел его видеть, но незнакомец сам позвал, и ему пришлось, разомкнув веки, посмотреть в глаза реальности.
- Отец?
Горделивый и дерзкий молодой мужчина, еще пять минут назад сидевший в серебристом авто, глядел на Леонида с рассеянной нетрезвой улыбкой, а его воинственная осанка потеряла свой внутренний стержень, и плечи пристыжено опустились перед взором главы семьи. Взгляд молодого мужчины был виноватым, как в те далекие дни, когда отец ловил мальчика на глупом баловстве, недостойном будущего воина, но теперь Леонид уже не смог бы простить эту его очередную «шалость».
- Почему ты не спишь? – спросили пьяные губы, и Леонид в последний момент с трудом удержал себя от того, чтобы размозжить это красивое лицо. Он позволил себе лишь одно движение - размахнулся и со всей силы ударил раскрытой жесткой ладонью. Обжег болью собственные пальцы наравне со щекой, по которой пришелся удар.
Не ожидавший этого молодой мужчина охнул, отпрянул назад. Его выступающая на узком лице скула окрасилась растертыми каплями крови, оцарапалась оставшимися в жесткой ладони осколками стекла, покраснела от унижения. Трезвея буквально на глазах, он, все еще растеряно и не веря в произошедшее, глядел на Леонида, но где-то в глубине его зрачков уже проглядывались быстро зреющее понимание и крадущаяся следом за ним паника.
<center>***</center>