Вопли, впрочем, не помогли. И попытки скинуть с себя насильника тоже ни к чему не привели. Илмари все же втиснулся до конца и замер, навалившись на Филиппа и тяжело дыша. А потом начал двигаться. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, хрипло бормоча что-то на своем языке.
В эти минуты Филипп был готов благословить наргари. Содержавшееся в плодах вещество, так коварно подействовавшее на его организм, превращало пытку соитием в некое извращенное удовольствие. И очень скоро Тьен обнаружил, что сам дергает бедрами навстречу движениям Илмари, отчаянно лаская собственный член и мошонку.
Второй оргазм оказался не менее ярким и в чем-то даже болезненным. Словно Илмари выдолбил его из Филиппа резкими глубокими фрикциями. В какой-то момент Тьена словно пополам резануло изнутри, перед глазами вспыхнула сверхновая, а тело свело такой мощной судорогой, что прервалось дыхание. И только внутри двигалось и двигалось нечто крупное, горячее, влажное, и от этого сквозь живот прямо в грудь и горло били молнии.
А потом Илмари то ли зарычал, то ли завыл — глухо, страшно — и втиснулся так глубоко и сильно, что Филипп отключился.
4.
Этим утром их никто не будил. Илмари проснулся сам, когда до кровати добрались солнечные лучи, поскольку опустить балдахин как-то никто из них не удосужился.
Филипп спал на самом краю кровати, точно даже во сне пытался от него сбежать.
Илмари, возможно, даже пожалел бы несчастного инопланетника, произойди подобная история с кем-то другим. С кем-то вроде Исмари. А так — себя было жальче.
В конце концов, парень только приобрел — новый сексуальный опыт, к примеру. И титул принца-консорта целой планеты. К тому же от него собственный отец и не думал отказываться. А вот для Илмари последствия оказались весьма печальными. Мало того — судя по вчерашним откровениям тетки, человек, которого он считал своим другом, вовсе таковым не являлся.
Илмари еще раз глянул на супруга.
Что ж, если бы не отвратительно темные и короткие волосы, того можно было бы назвать привлекательным: правильные черты лица, отлично сложенное тело, развитые мышцы… Илмари стащил вниз покрывало, чтобы убедиться — ну да, и совершенно безволосая грудь. С удивлением провел по ней пальцами — может, унианец и не мужчина вовсе?
Филипп зашевелился и открыл глаза. Обнаружив склонившегося к нему Илмари, немедленно потянул покрывало обратно, хрипло сказал:
— Отстань, у меня все болит.
— Пройдет, — Илмари не отпустил покрывало и опять скользнул рукой по гладкой груди. — У вас так принято, что ли? Бриться тут?
— Вот еще — бриться, — презрительно фыркнул тот. — Эпиляция. Мы же не животные, чтобы ходить мохнатыми.
— А мне нравится, — пожал плечами Илмари и нагло полез рукой вниз, обхватывая член мужа. — А тут почему не бреешься? Или как там…
Филипп вздрогнул и попытался его отпихнуть:
— Отвали.
— И не подумаю. Утренняя разрядка нам не помешает. А то потом весь день голова будет болеть. После наргари, — и он принялся ласкать немаленькое достоинство супруга.
— Говорю же — у меня все болит, — нахмурился тот, хотя больше не делал попытки освободиться. Напротив, член под ладонью Илмари дернулся и увеличился в размерах. Но Филипп все-таки упрямо прошептал: — Насильник.
— Не-а, — не согласился Илмари. — Супруг, которого ты сам выбрал. Да еще прилюдно признался в великой страсти. И я, знаешь ли, свое обязательно возьму, — он отшвырнул покрывало прочь и сполз ниже. — Раздвинь ноги пошире, милый, — после чего склонился над членом, забирая его в рот.
И пока Филипп, краснея от его ласк, не сдался и не откинул голову, вжимаясь в подушки, начиная неровно дышать и постанывать, думал о том, о чем в свое время долго рассуждали ученые мужи — о невероятном сходстве людей двух миров. Помнится, кто-то даже выдвигал версию, будто унианцы и варгарцы — представители одной ветви развития. Мол, не исключено, что когда-то некий унианский корабль потерпел крушение на Варгаре, и так здесь и зародилась разумная жизнь. Недаром же существовали примеры, когда варгарские женщины беременели и рожали от униан из Миссии — совершенно обычных детей.
А потом думать стало некогда, поскольку Илмари и сам возбудился, глядя в темные, шалые глаза неконтролирующего себя Филиппа. И не удержался бы от повторного проникновения, если бы, добравшись до ануса супруга, не увидел, как тот воспаленно распух. Пришлось ограничиться жадными взглядами на вожделенное место и дрочкой. Однако в удовольствии кончить на ногу мужа Илмари себе все-таки не отказал.
— Черт бы тебя побрал, — простонал тот, едва немного пришел в себя. — Я грязный, как… как…
— Сейчас позову слуг — вымоешься, — утешил Илмари, поднимаясь с кровати и отыскивая халат. — А потом будем лечиться.
— Что?
— Задницу твою смазать надо, — пояснил Илмари. — А то ходить затруднительно. К тому же к вечеру ты должен быть в форме.
— Что?!
— Время наргари, — напомнил Илмари. — Тридцать восходов, ты понимаешь?
— То есть мы… должны будем… еще тридцать дней? — задохнулся Филипп, глядя на него почти с ненавистью.
— Да, — кивнул Илмари. Потом зачем-то добавил: — Можем и дольше, если тебе понравится.
— Мне… Я не… в общем, нет! — яростно заявил Филипп. — Я не из тех, кто…
— Ладно, — пожал плечами Илмари, подходя к двери и небрежным взмахом подзывая сидящего поблизости Ва. А едва тот появился на пороге, велел ему заняться ванной.
Филипп немедленно замотался в покрывало с ног до головы.
— Кстати, насчет слуг, — припомнил Илмари. — Разговаривать с ними бесполезно, поскольку они глухонемые, к тому же комолингву их никто не учил.
— Ну и как я с ними должен обращаться?
— Знаками, — сказал Илмари. — Вставай с кровати, мне нужна простыня.
Филипп осторожно поерзал, проверяя, сможет ли нормально двигаться, потом все же нехотя поднялся, поморщился, наступив на холодный пол.
— Ночной горшок там, — ткнул пальцем в сторону ширмы Илмари.
Ва и Ли уже шустро наполняли бадью.
— Моешься первым, — великодушно разрешил Илмари.
И когда инопланетник, прихрамывая, скрылся за ширмой, жестом предложил Ту собрать белье с кровати и заменить его новым. А сам направился к стоящему в углу сундуку — там должна была храниться заживляющая мазь. Хотя, видят боги, он не думал, что ей доведется когда-либо воспользоваться.
— Вот дерьмо, — дергался в его руках Филипп, пока Илмари лечил его зад. — Вот же собачье дерьмо… Да чтобы… да нахрена такое… да никогда больше…
И задохнулся, когда Илмари нажал ему на тайное местечко, предназначенное для наслаждений.
Вообще, это очень заводило принца. Особенно учитывая, где находились его пальцы. Илмари даже не ожидал, что новоиспеченный супруг будет действовать на него так возбуждающе. В какой-то мере он выглядел особенно красивым, когда, не желая сдаваться на милость ощущениям тела, впивался пальцами в простыни или в предплечья Илмари и смотрел — одновременно мученически и страстно. Хотелось немедленно вогнать в него член, чтобы удовлетворить эту потребность в муке. И властно, по-хозяйски поцеловать влажные губы, кривящиеся от страдания и удовольствия сразу.
Но он сдержался. Все-таки причинять излишнюю боль не следовало — Илмари никогда не являлся ее поклонником, а трещины в заднем проходе Филиппа были еще слишком свежи и могли снова начать кровоточить.
— А ты… — спросил Филипп потом, когда они позавтракали и уже одевались, — часто так… с мужчинами?
— У меня был постоянный любовник, — спокойно сказал Илмари, натягивая штаны. — До тебя. Последние пару сезонов… Ну и совсем давно, сразу после возраста тау — еще один.
— Возраста тау? — переспросил Филипп.
— Насколько я в курсе, у вас это называется совершеннолетием.
— А-а… И тебе это… нравится?
— Да, — кивнул Илмари.
— А женщины? — не удержался от вопроса Филипп. — Наши все рассказывали, какие у вас тут потрясающие лупанарии. Неужели во дворце нет ни одной умелой женщины?
— Почему же? Есть. От женщин я никогда не отказывался. Та самая Соли, о которой говорила моя тетка, тоже была моей любовницей.
— Э… до любовника или после? — Тьена, по-видимому, снедало любопытство.
— Одновременно.
— Как одновременно? Вы, что ли, втроем кувыркались?
— Зачем? — удивился Илмари. — Они оба — представители знатного дворянства. Они бы не потерпели друг друга в моей постели.
— А по очереди, выходит, терпели? — хмыкнул Филипп, натягивая рубаху.
— Ну, в любом случае, Рони знал, что кроме секса ему со мной ничего не светит. А Соли, по-видимому, не возражала, поскольку надеялась получить лишний слог в свое имя.
— Что значит — получить лишний слог? — заинтересовался Филипп, одергивая одежду.
— Стать членом королевской семьи, — объяснил Илмари. — Когда кто-то, у кого нет права с рождения обладать трехсложным именем, вступает в брак с представителем правящей династии — он получает слог «да» в середину своего. Так что, по нашим законам, ты теперь Фи-да-липп. Хотя звучит ужасно, — тут же признал он сам.
— Вот еще не хватало, — обиделся Тьен. — Не уродуй мое имя.
— Я тут ни при чем, — возразил Илмари. — Ты уж не обессудь, но в официальных бумагах тебя, скорее всего, теперь будут называть именно так: Фидалипп Нароби Илмари, принц-консорт, супруг второго сына правителя… Ты готов?
— К чему? — тут же насторожился Филипп.
— К публичному выходу, разумеется. Нас ждут.
Второй день не предполагал обязательных церемониальных нарядов, к тому же их свадьба несколько отличалась от обычной, поэтому и в зал они вошли в повседневной одежде. Ну как — повседневной для Варгара. Филипп же явно не привык носить штаны из натуральной ткани — то и дело их поправлял. Хотя не исключено, что у него просто болел зад и таким образом он пытался облегчить страдания. Илмари бы подумал, что в действительности Филиппу мешает смешная штучка, которую тот назвал «трусы» и натянул сразу после лечения, но, по идее, раз он отказывался идти без нее — должно быть, это один из традиционных предметов унианской одежды, и Филипп, скорее всего, давно к нему приучен?
Рубашку Илмари выбрал и для себя, и для супруга одинакового свободного покроя. Несмотря на жаркий осенний день, от сетки пришлось отказаться: все-таки им предстояло принимать официальные поздравления. Так что Илмари натянул голубую, обвязавшись желтым поясом, а Филиппа нарядил в желтую, самолично обхватив ее в районе талии голубым поясом. И пусть светлый тон только подчеркивал черноволосую голову — откровенно говоря, «не породистость» супруга была последним, чего следовало стыдиться.
Едва двери распахнулись, это подтвердилось самым недвусмысленным образом: заполонившие зал гости, как положено, освободившие им проход к трону, старались смотреть куда угодно, кроме как на молодую чету. И стояла звенящая тишина. Если бы не оркестр, торопливо загудевший незамысловатую мелодию, сгладить неловкость стало бы невозможно. Никогда еще королевскую свадьбу не встречали так вяло.
Илмари стиснул зубы, в очередной раз вскинул подбородок и, ухватив супруга за руку, потащил его вперед. В груди медленно разгорался гнев, которым не с кем было поделиться — вокруг виднелись лишь светлые макушки, а если нечаянно удавалось поймать чей-то взгляд, человек, точно провинившись, тут же отводил глаза.
— Твари, — не выдержав, прошептал Илмари, — низкие твари.
Он ел-пил с ними за одним столом, он провел рядом с ними несколько десятков сезонов, он знал каждого из них по имени — этого требовал этикет: обидеть кого-либо из приближенных неправильным обращением приравнивалось к оскорблению, — а в отношении многих хранил в памяти такие подробности, за которые, разгласи он их, господ аристократов давно бы выставили в Нижний город. Но никто из придворных, разодетых в дорогие костюмы, не нашел в себе смелости открыто на него посмотреть. На него и его супруга.
— Трусливые сволочи.
— Я не понимаю, что ты там бормочешь, — недовольно проговорил Филипп, о котором Илмари почти забыл и только сейчас понял, что ругается на варгарском.
— Посмотри на этих людей, — чуть обернулся к супругу Илмари, стараясь не шевелить губами, — и запомни, как переменчива судьба. Вчера любой из них стремился попасть в мою постель, надеясь, что получит с этого какую-нибудь выгоду. А сегодня они отказываются на меня взглянуть и ждут не дождутся, когда завершится обязательная часть нашей свадьбы. Если бы не отец — не сомневаюсь, нас давно бы закидали чем-нибудь несвежим.
— Почему?
— По их понятиям, все происходящее сейчас — непристойно.
Илмари сам не понял, почему вдруг отделил себя от остальных. Ведь он был частью этого мира.
Когда они приблизились, Отари не посчитал нужным подняться на ноги. Только приторно улыбнулся:
— Как спалось, дети мои?
— Спасибо, неплохо, — процедил Илмари, переводя взгляд на мать.
Та напряженно держалась за подлокотники трона, но молчала. И смотрела не на него, а чуть-чуть левее и выше. Но при звуке голоса сына все же глянула на него темными глазами. «Только не надо скандала!» — читалось в них, и Илмари покорно склонил голову.
Оркестр замолчал так же резко, как и начал играть. Тишина от этого зазвенела еще отчаянней.
— Поскольку утром я получил доказательство невинности твоего супруга, сын мой, — Отари подал знак, и от боковой двери отделился мажордом в парадной ливрее, встал посередине, чтобы всем было видно, и, встряхнув, развернул брачную простыню. После некоторого замешательства позади тихо загудели гости. Зааплодировать никто так и не решился. А Отари продолжал, будто ничего не заметив: — Я принимаю его в семью, — теперь он поднялся.
Илмари смотрел на следы крови и спермы на белом полотнище в руках слуги и почему-то чувствовал, как его подташнивает. Пальцы Филиппа до боли стискивали его руку.
Отари приблизился, притянул к себе Филиппа, запечатлел на его лбу ритуальный поцелуй:
— Фидали Нароби Илмари, теперь ты принадлежишь к королевскому дому Варгара. Будь же достоин, — и тут же отошел, возвратившись на трон.
Илмари вяло подумал, как ловко отец вывернулся, отбросив мешающие согласные из имени Тьена.
— Во владения вам, дети, отдаю замок Барнаби. Живите с миром и правьте справедливо.
Илмари задохнулся от негодования. Но, снова поймав умоляющий взгляд матери, только угрюмо спросил:
— Когда нам отправляться?
— Сегодня же, — спокойно ответил Отари. — Думаю, вам не терпится обустроить семейное гнездо, не так ли?.. И, кстати, наши друзья из Миссии согласились помочь вам добраться туда как можно быстрее. Соберите только самое необходимое, все остальное отправится с караваном следом… Больше не задерживаю.
Заставив себя склонить голову в поклоне, Илмари развернулся и потянул за собой Филиппа, вновь пройдя сквозь молчаливый строй светлых макушек. Лицемеры. Ни одного честного человека.
И только у самых дверей спину прожег чей-то взгляд. Илмари обернулся — на него, не скрываясь, с торжествующей ухмылкой уставился Исмари. Ну да, можно не сомневаться — братец был на седьмом небе от счастья.
И только когда за ними закрылась дверь парадного зала и Филипп немедленно резко вырвал свою ладонь, Илмари заметил, в каком тот состоянии. Унианец был красен и зол, как голодный мерзауг.
— Ненавижу, — прошипел он в лицо Илмари. — И тебя, и твое семейство! Ненавижу!
Церемониймейстер немедленно насторожил уши. Превратились в слух и прочие слуги, топтавшиеся поблизости. Замер даже проходивший мимо паж. И Илмари, не рассуждая долго, сгреб Филиппа в охапку и потащил в свои покои, яростно рявкнув:
— Не здесь!
В спальне Филиппа прорвало, и едва Илмари разжал руки — тот немедленно попытался его ударить. И еще, и еще. Илмари уклонялся, не пытаясь бить в ответ, не очень понимая, что случилось. В конце концов, когда ему надоело, поймал обе руки супруга, прижал к телу. Тот еще подергался, а потом сдался, сверля Илмари темными глазами.