Но век уже как будто на исходе
И скоро без сомнения пройдет,
А с нами ничего не происходит,
И вряд ли что-нибудь произойдет.
И вряд ли что-нибудь произойдет.3
Ничего уже не произойдет. Никогда. Ждать нечего. И утро не наступит. Не зачем ему. Утру нечего предложить отчаявшемуся в пустоте живому мертвецу.
- Здорово, - тихо прошептал Алексей. – Ты певец?
Степан неожиданно громко и неприятно заржал, явно насмехаясь.
- Не! Не певец! Не поверишь, я скульптор, - по его лицу растеклась улыбка от предвкушения типичной реакции.
- Известный? – оскорбительно спокойно поинтересовался парень.
- А ты многих знаешь? – съехидничал в отместку Стёпа.
Алексей надолго задумался. Напряжённо хмурился. Забавно шлёпал губами. Шевелил пальцами.
- Нет, почти никого не знаю.
- Вот и не заморачивайся.
- Ладно, не буду, - немного обиделся Алексей. – Курить дай.
- Детка, курить вредно.
- Ага, пить противно, а умирать здоровым жалко.
- Детский сад.
- Да иди ты…
И пришла новая тишина. Новорождённое молчание в ночи, существующей только здесь и сейчас. Потому что вчера была другая ночь. А завтра никогда не повторит предыдущее. Хоть и очень старается временами. И ночь соскальзывает в мир всегда под другим углом. Над городом собралась тьма. И её тяжесть сочилась мелкими редкими каплями. Воздух пропитался мокрой взвесью. Сгустился вокруг двух тёмных разнокалиберных фигурок на крыше.
Алексей пошарил в карманах и бросил пустую пачку из-под сигарет на влажный, словно в испарине, настил. Очень хотелось курить, и внутри рос желчно-горький ком раздражения.
- А зачем ты хотел… ну, полетать? – уколол тишину вопрос Степана. Острым, быстро зарастающим сквозным проколом.
- Тебе-то что? – раздражённо выпалил Алексей, распиливая тишину бензопилой на рваные лоскуты.
- Ничего. Соединилось и разъединилось, и вновь ушло, откуда пришло: в землю - земля, дыханье - в небо. Что тут страшного? Ничего!4 Я так, просто спросил. Всё равно делать нечего, так хоть тебя послушаю. Не хочешь, не говори. А то мог бы меня убедить, что тебе позарез сигануть приспичило. Может я бы проникся, отпустил… Перекрестил бы на дорожку. Проводил бы взглядом. А чо? Уходить надо красиво, - великан нахально и как-то даже похабно подмигнул и внезапно начал читать стихи, устремившись взглядом в неведомые дали застланного крышами обозримого мира.
О, как красиво умирает лес,
Не становясь болезненным и старым,
Лишь озаряя синеву небес
Янтарным, ослепительным пожаром.
Лес принимает, словно праздник, смерть,
В своём конце он краше, чем вначале, -
Чтоб никому не вздумалось посметь
Подумать об утрате и печали…5
Читал он так же хорошо, как и пел. Тихо, проникновенно, погружая в тихий шелест шёпота, как в золотисто-багровую волну, напоённую осенними запахами. Укачивая, сглаживая все нервные всплески ровным течением звуков.
- Учиться надо у природы умирать красиво, - печально вздохнул этот невозможный человек.
Совершенно невозможный. Не может такой существовать. Жить, быть. Уживаться с самим собой. Отражаясь сотни раз внутри самого себя. От самого себя. В собственном счастливом противоречии. Невозможно.
- Я просто уже умер.
- Хм… Значит, и я тоже? Мы же разговариваем… Пиво вот… выпили все, блин, - Стёпа расстроено осмотрел все три бутылки, вздохнул еще печальнее и потянул из кармана чуть помятую пачку.
Как ни странно, закурив, он предложил сигарету и Алексею. Тот отказываться не стал и с наслаждением вдохнул терпкий дым непривычно крепких сигарет. Стало полегче. Вновь прошлось по душе мягкой лапой заимствованное равновесие и плюхнулось теплым пушистым брюхом где-то в районе живота.
- Нет, Стёпа, ты живой. Живее всех живых, что мне довелось встретить. Это я труп ходячий.
- Типа вампира?
- Типа пустой стеклянной банки без донышка. Мертвый, бессмысленный, бесполезный.
- И прозрачный, - с важным видом понимающего человека добавил Степан.
Алексей только хмыкнул и улыбнулся устало.
- И как ты до жиз… до смерти такой докатился, пузырек? Что-то стряслось? – в бархатном голосе явственно проступали нотки сопереживания. Не унизительной жалости или снисходительного сочувствия, а искреннего сопереживания.
И Алексея прорвало. Его рвало словами. Спутанными в тугой клубок обрывками мыслей. Этой жизнью. Одиночеством. Гулкой пустотой. Болью. Отчаянием. Тоской.
- Стряслось. Стряслось, Стёпка. От меня жена ушла. Совсем ушла. И дочь забрала. Я им квартиру отдал. Машину. Им нужнее. Мне уже ничего не нужно. Не хочу ничего. Умер я, понимаешь. Вот было всё… будущее было, хоть какое-то… и не стало в одночасье. Как провал в пустоту. Шагнул вперед, а там ничего нет. Понимаешь? И никому нет дела. Пустота вокруг. Будто и людей нет. Не знаю. Страшно.
Степан вздохнул:
- Ушла к другому? – голос его стал очень ровным и спокойным, но в нём не было ни капли равнодушия или отстраненности.
- Нет, просто от меня – хрипло проговорил Алексей.
- Объяснила?
- Да. Сказала, что я зациклен на себе и ничего вокруг не вижу. И люди для меня – декорации моей жизни, второстепенные факторы. Что я вообще живу не в мире, а сам в себе.
- А это не так?
- Нет, конечно! Я люблю её. Её и дочь. Они важны для меня. Важнее всего на свете! Они мне нужны.
- А ты им?
- То есть? – растерялся Алексей.
- Ну, ты им нужен?
- Да вот, получается, что нет…
- А что ты делал, чтобы быть нужным?
- Ты издеваешься?! – взвился парень.
- Нет, просто пытаюсь понять. Женщины не уходят в никуда, тем более с ребёнком. Если она всё же ушла, значит, либо у неё есть другой, либо с тобой стало совсем невыносимо. Ты вроде не пьянь, не наркоман… зарабатываешь неплохо, да?
- Да, - задумчиво бросил Алексей, чуть приподняв бровь.
- И я не вижу в тебе особого нарциссизма. Ты же наверняка старался о них заботиться?
- Ну да. А чего тогда?
- Хм… я не делаю выводов… но, может у неё были причины так о тебе думать? Может ты так не нашёл времени показать себя настоящего? Или, что вероятнее, поинтересоваться ей?
- Да с чего ты взял, что я ей не интересовался?!
- А мы вот с тобой тут уже половину ночи сидим, а ты про меня ничего не знаешь. Ты заметил?
- Я знаю. Ты Степан, скульптор.
- И всё?
- А ты типа знаешь обо мне больше? – нервно огрызнулся Алексей, уже начиная понимать, что великан в чем-то прав.
- А давай-ка вместе прикинем, - Стёпа снова прикурил и одарил парня хитрым взглядом чуть прищуренных глаз поверх огонька зажигалки. – Итак. На вид лет двадцать пять.
- Двадцать семь.
- Дорогой костюм, плащ, туфли. Неплохо зарабатываешь, работаешь в солидной компании, следишь за собой. Стрижка салонная.
- Ты-то в этом что понимаешь? – хмыкнул Алексей, косясь на грубую брезентовую куртку, джинсы и полувоенные берцы собеседника.
- Кое-что понимаю. Дальше. Туфли начищены до блеска, но на них грязь. Пришёл пешком. Насчёт машины ты уже сам сказал.
Алексей молча кивнул. Любопытство отодвинуло на задний план все переживания и несуразности этой ночи.
- Думаю, ты всё же звезд с неба не хватаешь. Хватка не та. Менеджер?
- Да. Но это слишком просто. Кто нынче не менеджер?
- Бухгалтера, секретари, юристы, агенты, артисты, скульпторы… Продолжать?
- Нет. Дальше. Или это всё?
- Вот видишь, мало, кто в этом мире существует, кроме тебя. Но это лирика, - поспешно остановил поток возражений Стёпа, сопровождая свои слова примирительным жестом с выставленными вперед ладонями. С учётом размера его лапищ жест вышел скорее угрожающим, но задачу выполнил, Алексей примолк. – Ты не задаешь вопросов и сам о себе не рассказываешь, только отвечаешь. Одного удара от жизни тебе хватило, чтобы перестать бороться.
Парень зло сжал губы.
- Ты вещь в себе. Тебя не существует. Ты и до этого не жил вовсе. Ухоженная оболочка, лживый фасад, никакой индивидуальности - потому что так надо. Забота о близких - потому что так принято. Квартира, ремонт, мебель, телевизор - потому что у всех. Нет тебя. Не было никогда, - спокойный голос великана давил на виски, вплетался в клубок мыслей, разрушал их слой за слоем, вызывал острое желание сопротивляться, доказывать, убеждать… оправдываться. Несправедливо!
- Что?! Да это тебя не существует! Тебя вообще не должно быть. Таких не бывает. Нет таких! – Алексей вскочил на ноги и беспокойно заметался по крыше. - Дядя Стёпа – великан! Да кто ты такой вообще?! Карлсон-переросток!
- А ты спроси. Я расскажу, - дружелюбно ответил Степан, задрал к нему голову и расслабленно откинулся назад, прислоняясь спиной к изрисованной стене.
Парень замер, пытаясь хоть что-то придумать. Ну не было у него вопросов к этому миражу. Нереальному, вымышленному персонажу. А почему? Хрен знает. Может просто растерялся. Или ему дела нет до этого типа. Хотя, это как раз неправда. А может хотелось сохранить волшебство этой странной ночи. Для себя. А чего хочет Степан – побоку? Блин, неужели этот монстр прав? Это эгоизм? Или какая-то зашоренность? Трудно снижать собственную самооценку. И надо ли?
- Всё ясно. Я помогу тебе, - кивнул великан. – Степан. Скульптор. Был женат. Сын есть. Школу заканчивает, большой совсем стал, - тепло и с какой-то особой гордостью улыбнулся Стёпа.
- Жена ушла?
- Да.
- Почему?
- Я ей сказал, что я гей. И она сочла наше дальнейшее совместное проживание нецелесообразным.
- А ты гей? – с плохо скрываемыми в голосе настороженностью и сомнением спросил, Алексей.
- Ещё какой! Махровый! Местами даже крапчатый, – наглая ухмылка расцвела на только что серьёзном и добром лице, а в голосе прибавилось снисходительности. – О, я полон сюрпризов! Тебя что-то смущает?
- Нет… Врёшь? – недоверчиво протянул парень.
- Неа! О сколько поп я поимел глазами! – на блатной манер пропел Стёпа и сверкнул этими самыми глазами в тусклых отсветах городских огней.
- Глазами не считается, - неожиданно повеселел Алексей.
- Уверен? – хитро прищурился этот невозможный тип.
- Да ну тебя! Я в этом ничего не понимаю! Я вообще всего одного гея в жизни видел, - хохотнул парень и немного смутился.
- Да-а-а? – как-то по-кошачьи протянул Степан и приблизился почти вплотную. – Расскажешь?
- Да нечего рассказывать, - Алексей отвернулся и продолжил, уже глядя на луну в серо-ржавом ореоле, которая насквозь просвечивала тонкие облака, испещрённые мелкими разрывами и трещинками.– Был у меня в студенчестве знакомый, однокурсник, мы почти не общались. Я и не знал что он… ну, голубой. Однажды напились всей толпой в общаге. Спали вповалку, кто где. Ну… в общем он ко мне вроде как приставать начал…
- Я могу его понять, - мурлыкнул над ухом бархатный голос.
Алексей, не глядя, ткнул локтем в твердый бок и смутился еще больше.
- Ну, а ты?
- А я натурал! – засмеялся парень, от ещё большего смущения затевая шутливую мальчишескую борьбу с великаном.
- Нет, ты мне скажи, ты тогда возбудился? А? Возбудился? – приставал Стёпка пытаясь, и временами успешно, пощекотать ребра Алексею.
Тот вдруг затих, схватившись за кисти больших рук мужчины, успокаивая сбившееся дыхание.
- Если честно, да. Но я всё равно люблю женщин.
Стёпа склонился над Алексеем так низко, что тот запаниковал. Почему-то некстати вспомнилось, что утром на лбу вскочил очень неприятного вида прыщ. Стало неловко и немного стыдно.
- Верю, - горячий шепот в губы.
Парень нервно сглотнул, но не отстранился. Показалось, что здесь и сейчас, на этой крыше, этой странной ночью можно всё. Абсолютно всё. И утром это не будет иметь никакого значения. Потому что закончится волшебство. А может так случиться, что и утра никакого не будет. Алексея это совсем не удивило бы. И эта рука, неведомо когда пробравшаяся под рубашку, находится там по праву. По законам нереальности. И чужие губы, выцеловывающие шею. И нежный шёпот почти правильный, если не вслушиваться в пошлость слов. И можно расслабиться, потому что ничего плохого просто не может произойти. Можно доверять. Довериться. Согреться. Почувствовать себя защищённым в больших и сильных руках.
В этом есть что-то из детства. Что-то полузабытое. Родное. Желанное. Не ты выбиваешься из сил, чтобы заботиться, защищать, добывать, добиваться, строить, искать, выбивать, метаться в беличьем колесе. А всё делают и решают за тебя. Уже решили, хоть и оставляют ещё выбор.
Алексей чувствовал, что стоит лишь попросить и Степан остановиться - так осторожны были его движения. Но решать самому вообще не хотелось. Ненадолго. Только сейчас. Только этой нереальной ночью. Никакого трепета сомнений. Почти. Даже просто говорить, шевелиться. Было хорошо. Какой смысл себе лгать? Он вцепился в чужой ворот, как в единственную опору. Ни одного поцелуя в губы. Ни одного лишнего движения, со стороны Степана, способного спугнуть. А рука уже набиралась наглости, вызывая удушающе-горячие волны возбуждения. Гладила. Ласкала. Вжикнула молния. Всплеск паники подкатил к горлу и тут же схлынул, успокоенный бережностью движений. Огромная лапища накрыла член почти целиком.
- Только не…
- Нет, конечно. Что ты, маленький? Я только рукой. Хорошо же…
Алексею хотелось возразить, что он не маленький, но это показалось глупым. Тем более, что и вправду очень хорошо. Секса у него не было месяца три. И плевать, что так. Что с ним. Он же рукой только. Можно найти себе много оправданий. И остановиться уже немыслимо.
Немного укачивало в теплом плену крупного тела. Алексей вел себя тихо. Никаких звуков, стонов, его реакцию выдавало лишь громкое сбивчивое дыхание в тишине ночи, прерывистые вздохи. Влажность кожи. Выступившая на лбу испарина. Пряный запах возбуждения. Парень не подавался навстречу, не устраивал лихорадочной возни. Он вообще не мог пошевелиться. Он мог только принимать эту неожиданную ласку. Забываться в ней. Не мешать другому заботиться о его удовольствии. Так странно. Необычно.
Время от времени он пытался сглотнуть пересохшим горлом. Его нога то и дело соскальзывала, и он снова подтягивал её к себе. Чуть поскрипывал жалобно металлический настил крыши. Громкое сопение над ухом. Губы на взмокшем виске. Оргазм подступил медленной тягучей, почти мучительной волной. На всякий случай, Степан зажал Алексею рот второй лапищей. Но тот издал звук, который не заглушить. Похожий на скулёж. Тихий и звонкий. Как электронный свист настраиваемой звуковой аппаратуры. Короткий. Бьющий по нервам. Алексей обмяк, задыхаясь. Уткнувшись носом в бычью шею великана.
Потом молча курили, кое-как совместными усилиями приведя в порядок одежду Алексея. Не было напряжения. Оно вообще ушло. Кануло в никуда. Наверное, дедушка Фрейд не во всём ошибался.
- Недоёбом ты мучаешься, вот что! – объявил Стёпа свежеиспечённую истину.
- Ага, все беды в мире от недоёба, - саркастически скривив губы, изрёк парень.
- А от чего ещё? - искренне удивился этот маньяк. – Трахать тебя, натурала, некому и мне некогда.
- Ты охуел?! – взвился Алексей, искренне возмущённый и ошарашенный таким предложением. Доигрался в волшебную ночь.
- И не ори, - неожиданно строго и тяжеловесно припечатал Степан, и парень даже застыдился своего порыва. С ним тут носятся, как с писаной торбой, а он так реагирует. Наверное, он действительно достал этого удивительного великана, не способного вписаться ни в какие рамки.
- Я тебе предлагаю хороший способ депортировать твой мозг из того места, где он у тебя сейчас находится. А по месту прописки ты его сам определишь.
- Мне это не подходит, спасибо, - хмуро отказался Алексей, пропуская мимо ушей «дружеский совет», больше похожий на оскорбление, и честно стараясь не злиться.
Стёпа хотел ещё что-то сказать, но махнул рукой, выбросил давно истлевший окурок за ограждение и послал ему в компанию смачный плевок.
Покурили еще. Алексей задумчиво разглядывал потрёпанную непогодой и потертую башмаками чешую крыши.
- Ты ведь не думаешь, что я... – собравшись с духом начал он, - Ну, сменил ориентацию и что мы типа встречаться будем?
- Нет, конечно. Зачем мне? У меня парень есть! – и искреннее недоумение в глазах.
- Да? Красивый?
- Очень, - неожиданно тепло улыбнулся Стёпка.