– Садись к столу, – негромко приказала она. – Сейчас я приложу тебе гель от ушибов – остался от прошлого года, когда я упала возле школы на гололеде. С такой физиономией не то что на работу ходить нельзя, но и выходить на улицу – ваши же и заберут. Скажут – бандюган какой-то.
Я протестовать не стал, уселся за стол, и пока хлебал щи из чашки, поставленной передо мной матерью, она сходила за вонючим гелем и ловко наляпала его мне прямо в глазницу. Скоро боль начала проходить и глаз стал открываться. Похоже, что гель был из новомодных лекарств, заговоренных магами, – обычный гель не мог так быстро освободить меня от опухоли. Хотя… кто знает. Не спец в гелях.
Отец что-то толковал о новой машине, которая пришла к ним на ремонт, о том, как надо бы поднимать тарифы, а начальник все мозги крутит, о том, что скоро будет лето и надо бы на даче все привести в порядок, а я думал о своем – какого черта мне все время мерещится, что за матерью, снующей у плиты, кто-то ходит. Мне казалось, что я вижу темные сущности, пролетающие в комнате, и меня это очень-очень беспокоило. Или я спятил, или начинается действие магии, полученной от разряженного моим телом артефакта.
Вот что это был за артефакт? С какой стати камень размером с кулак так активно впитывал кровь, и куда она потом девалась? В меня вселились бесы? Про одержимость демонами я слыхивал ранее – но до сих пор с таким делом не сталкивался. Да и не слышал я никаких голосов, никто не заставлял меня выкрикивать ругательства и богохульства – все как обычно, никаких изменений.
Пообщавшись с родичами минут двадцать, сообщив, что я в отпуске с завтрашнего дня и на время отпуска нашел себе работу, под их дружные крики и любопытные вопросы отправился в свою комнату, решительно отбившись от попыток выведать всю правду-матку.
Я улегся в постель, погасил свет… и проснулся уже утром, в шесть часов утра, как по команде. Вот спать бы еще, да – часок, не меньше, но мне почему-то не спалось. Тело было бодрым, свежим, как будто я отдыхал несколько дней и был заряжен наркотиком, применяемым нерадивыми бегунами на длинные дистанции. (Вчера видел по ящику в новостях, как одного такого дисквалифицировали – нашли в крови какой-то магический наркотик – на всю жизнь его лишили возможности зарабатывать деньги с помощью своих тренированных ног. А и поделом тебе – не фиг обманывать честных граждан!)
Тихо пошел в ванну, стал чистить зубы, умываться, все время чуть не подергиваясь от распирающей меня энергии. Мне хотелось прыгать, скакать. Состояние было совершенно ненормальным – по крайней мере для меня. Я по сути своей сова, ложусь поздно, вставать норовлю тоже поздно. И вот такие приколы с ранним подъемом совсем не в моем стиле.
Голова совершенно ясная, светлая, мысли аж звенят, как хрустальные шарики, катающиеся в фарфоровом кувшине. И это позволило мне сосредоточиться как следует и увидеть, как некий человек ушел на моих глазах в стену, появившись неизвестно откуда. Я поперхнулся зубной пастой, вызвавшей рвотный рефлекс, – терпеть не могу, когда зубная паста попадает на корень языка. Брррр… гадость. Впрочем, – я также не пью водку и коньяк – сразу рвотный позыв, как только они попадают в рот. Это единственное, что матери нравилось в моем поведении. Нет – не единственное. Еще то, что я не курю – в отца. Вот Машка – та курит, и целовать ее после курения просто противно, о чем я ей говорил уже не раз. Похоже на то, как целуешь корзину с бычками и туалетной бумагой.
Я уселся на крышку унитаза – самое лучшее место для размышлений – и задумался: что происходит? Похоже, что мои способности мага изменились в какую-то сторону. В какую – это еще следовало выяснять. Что за фигуры, которые я вижу? Кто это? Была у меня одна мыслишка… но слишком фантастичная, чтобы я принял ее за основу. Впрочем, как сказал какой-то из великих физиков: «Достаточно ли эта идея безумна, чтобы быть правильной?» На мой взгляд, идея была в высшей мере безумной. А значит, единственно правильной. Я видел души мертвых.
Разглядывать тени и размышлять было некогда – пора на новую работу. Выскочив из ванной, я побежал на кухню, выхватил из холодильника батон условно-съедобной докторской колбасы, сделал себе бутерброд и стал поглощать его с отвращением и некрасивой жадностью. Оно вроде и есть хотелось – на меня напал прямо-таки какой-то едун, но и есть эту гадость было необычайно противно.
Я всегда в детстве думал, что докторская колбаса названа так потому, что как только ее съешь, надо отправляться к доктору. И что вот интересно – вкус этой колбасы почему-то не зависит от ее цены. Все колбасы подобного типа одинаково противны.
Бабушка всегда вспоминала, что когда она была еще девчонкой, в Советском Союзе делали колбасу такую, что можно было целый день ее есть и не отправиться на горшок от несварения желудка. Вот только мне почему-то в это не верилось. С тех пор как большевики уничтожили Российскую империю, колбаса была именно такой, какая она сейчас. Видимо, как способ воспитания советского народа: люди, жрущие такую колбасу, уже ничего не должны бояться – все худшее они уже испытали. Чего там американские ракеты? У нас докторская есть!
В кухонном зеркале отражалось мое угрюмое лицо, челюсти с отвращением пережевывающие бутерброд, а еще – слегка пожелтевший и позеленевший фингал. Глаз видел уже совершенно свободно, опухоль ушла, но эта радуга на правом глазу напоминала о чем-то космическом, например, о комете Галлея.
Схватив куртку, сунув ноги в водонепроницаемые заговоренные башмаки (треть зарплаты! Но нужная вещь, когда целыми днями и ночами бродишь по городским лужам), я бросился на остановку.
Ехать было не так далеко – дом Гриньковых находился в центральном районе, на улочке под названием Николаевская. (Ранее она называлась – 30 лет Советской власти, как некогда мне сообщила бабушка, знающая все старинные названия улиц.) Когда-то здесь находился дом детского творчества, потом его прихватизировали, перестроили, и ныне это был особняк бедной семьи Гриньковых, вынужденной влачить жалкое существование в пятидесяти комнатах с десятью сортирами.
Никогда, кстати, не понимал – какого черта эти олигархи сидят в России, когда можно свалить куда-нибудь на побережье Мексики или в другие благословенные места и не нюхать городскую вонь, не стоять в пробках и не жрать эту колбасу. Тьфу! Впрочем, это я жру эдакую пакость – они-то точно ее и не нюхали.
Охранник возле шлагбаума, перегородившего въезд на улицу Николаевскую, тут же выскочил к подозрительному типу, ошивающемуся возле будки КПП, и угрожающе спросил:
– Че надо?! Че ты тут ошиваешься с такой рожей?
– Ну я же не спрашиваю, чего ты ошиваешься с такой рожей в нашем благословенном городе? – мирно ответствовал я и приготовился к акту агрессии, не заставившему себя ждать.
– Че? Че ты сказал?! Да я щас тебя! – Здоровенная лапа недоумка потянулась к отворотам моей куртки, а пальцы второй стали складываться в подобие арбуза, когда я как можно более грозно завопил:
– Стоять! Милиция! Предъявить документы!
– Какие документы?! – опешил охранник, но кулак-арбуз опустил. – Ты кто такой?
– Оперуполномоченный Октябрьского отдела лейтенант Кольцов! (Слово «младший» я опустил – просто для удобства произношения, и ни за чем больше.)
– А-а… так бы и сказал, – хмуро ответствовал цербер и мирно предложил. – Постой пока тут, я доложу. Нас предупреждали, что ты придешь, но все-таки лучше сообщить. Пусть встретят. Лучше перебдить, чем недобдить. Потом сами же будут орать и брызгать слюнями. На то оно и начальство.
Я с охранником в этом вопросе был совершенно согласен – начальство, оно на то и начальство, чтобы вести себя неадекватно, тупо и обижать таких людей, как я, на которых держится весь мир. Как на китах. Или на атлантах. Видел я такую картинку – в Питере вроде как. Атланты там держали небо на каменных плечах.
Охранник с минуту общался с кем-то в доме по служебному зеркалу, потом вышел и хмуро сказал:
– Подожди, сейчас выйдут и проводят. Получил я пилюлей за тебя – и непонятно за что. Пропустил бы без спроса – получи пилюлей, не пропустил – тоже получи. Нет в жизни справедливости. И что, мне больше всех надо? С такой гребаной зарплатой…
Я слушал плач Ярославны из уст охранника и с интересом смотрел, как возле него появилась фигура женщины с растрепанными волосами и безумным взглядом. Она постояла возле парня, что-то сказала (я слышал голос!), помахала мне рукой, скрестила руки на груди и удалилась, медленно и плавно уйдя в землю, как будто бы погружаясь в жидкую грязь. Мимо промелькнули фигурки двух детей, с криками бегущих куда-то к призрачной цели, и я замер, затаив дыхание.
Они были такими ясными, такими живыми, что если бы не их серая кожа и серая одежда, можно было принять за живых людей.
Я глубоко вздохнул, обнаружив, что если сейчас не вдохну, то могу свалиться в обморок, и стал лихорадочно размышлять – ЧТО ЭТО? Ясно, что так подействовал на меня неизвестный артефакт, я впитал жизненную энергию множества убиенных злодеями женщин. Но что изменилось, что я теперь могу – вот в чем вопрос! И тут же очевидный ответ – я вижу мертвых. Вижу мертвых?! Ой-ой… вообще-то некромантия не особо-то в ранге положенного для гражданина великой России, а уж тем более для добропорядочного полицейского. Почему? Потому, что в основе некромантии всегда лежат человеческие жизни, вернее – смерть человеческих жизней. Коряво – но правда. Чтобы стать некромантом, чтобы общаться с миром мертвых, чтобы делать странные вещи, присущие магии некромантов, надо лишить жизни множество людей. И не просто лишить жизни, но еще в определенное время. С определенными заклинаниями, более того – надо быть восприимчивым к данному виду магии. Так нам преподавали на курсах магии для полицейских.
И теперь что, я – некромант?! О боже, о мамочка ро́дная! Если в УВД узнают – мне закроют путь в полицию навсегда. Некроманты считаются неуравновешенными, непредсказуемыми типами, кроме того, в них частенько вселяются демоны! Мысленно проверил уголки своей головы и тела – может, и взаправду во мне уже сидит демон? Да как я могу это определить, если он, демон, со мной сросся наглухо! Никак. Ни-как! Есть для этого специальные средства, есть тесты, и то они не дают стопроцентного результата. Нет, можно со стопроцентной уверенностью сказать, есть демон во мне или нет, если отрубить башку. И тогда демон вылезет из моего тела и с хохотом исчезнет. Только вот не собираюсь я делать такие тесты – хрен вам всем! Я собираюсь охранять тело рыжей Василисы, заработать денег, купить себе приличную тачку и выйти на пенсию как минимум майором полиции, уважаемым пенсионером, в сорок лет – как положено магу-полицейскому.
С этими мыслями я и направился навстречу человеку, одетому в безупречного покроя серый костюм и галстук, медленно и важно шествующему к шлагбауму.
Глава 4
– Вы Василий Кольцов? – спросил важный господин, строго глядя на меня и как бы подозревая, что я точно взял чужую фамилию и пытаюсь под ней пройти на священную территории Гриньковых, дабы лишить девственности их рыжую дочь.
– Я Кольцов. Вам что, удостоверение показать? – немного агрессивно начал я.
– Желательно, – невозмутимо кивнул господин, заглянул в предоставленную красную книжечку и жестом пригласил идти за собой.
Так началась моя служба в роли телохранителя госпожи Василисы Гриньковой.
Семейство олигарха сидело в полном составе в светлой столовой и осуществляло диетическое питание под надзором прислуги и кухарки.
Мое появление на пороге комнаты вызвало разнообразную реакцию у присутствующих на завтраке лиц: Василиса радостно вскрикнула и бросилась ко мне, вскочив из-за накрытого белой скатертью стола, ее брат, Вадим, поперхнулся кофе и выплюнул его прямо на скатерть, образовав темное пятно, очертаниями напоминающее Северную Америку, мать Василисы покраснела, сжала в руках салфетку так, что стало ясно – вместо салфетки она представляет горло некоего оперуполномоченного. Отец Василисы иронично ухмыльнулся и весело помахал мне правой рукой, левой держа чашечку кофе с молоком. Слуга, стоящий рядом, никак не выдал своего настроения и отношения к появившейся фигуре – это был вышколенный слуга, видавший виды и знавший, что иногда лучше промолчать не подать виду, что чего-то увидел. Себе дороже…
– О господи! С такой рожей! – злобно буркнула потенциальная теща, а Василиса вцепилась мне в шею и попыталась впиться в мой многострадальный рот своими пухлыми губками. Ее мать скривилась и растерянно сказала:
– Николай, да сделай что-нибудь! Ну что ты сидишь и смотришь на это безобразие!
Мужчина оторвался от процесса питания, вздохнул и встал из-за стола:
– Пойдем со мной, побеседуем… Василий, да? Василий и Василиса! Интересно, – задумчиво поднял брови олигарх, чем вызвал яростное фырчание свой энергичной супруги.
Я прошел за хозяином дома через длинный коридор, напоминавший виденные мной картинки Эрмитажа, поднялся на второй этаж и вошел следом за мужчиной в большой кабинет, обставленный кожаной мебелью и рядами книжных полок, уходящими до самого потолка. Олигарх пропустил меня вперед, закрыл дверь, крутнув колесико стопора, и облегченно вздохнул:
– Теперь никто не помешает. Присядем вот тут. – Он указал на два кожаных диванчика светло-серой кожи, стоявших вокруг деревянного столика, сделанного вычурно и красиво. Похоже, что этот столик стоил больше, чем я зарабатываю за полгода. А может, и еще больше.
– Курить будешь? – Мужчина пододвинул мне коробку, где пулеметными патронами были уложены коричневые цилиндрики дорогих сигар. Рядом лежала гильотинка – подозрительного желто-золотого цвета.
– Благодарю – не курю, – отрицательно помотал я головой, и приготовился к длительному и нудному разговору на тему – какой я подлец, влюбивший в себя несчастную девочку.
– А я закурю, если ты не против, – для порядка спросил мужчина, а я подумал: интересно, как это я могу отказать в курении хозяину дома? Хватило бы у меня смелости сказать – нет, уважаемый, не курите при мне! Запах табака мне отвратителен, и вообще, ваша привычка есть дикарство и пережиток прошлого! Конечно, такой смелости у меня не было. И наглости.
Мужчина откусил гильотинкой кончик сигары, щелкнул зажигалкой, стоящей моей недельной зарплаты, выпустил клуб дыма, вежливо разогнанный его ладонью, и с усмешкой спросил:
– Ну что, попал? Да ладно – не тушуйся. Я же знаю, что ты не околдовывал, что ты честный мент и спас мою дочь – за что я тебе и благодарен. Но и расстраивать супругу я не хочу. Понимаешь… некоторым образом я ее люблю. И если буду выбирать между ней и тобой, как ни странно, выберу ее. Она мне дороже. Вот вбила она себе в голову, что ты Ваську околдовал. И все тут! Хоть кол на голове теши – она всегда была упрямой. И еще: если ты переспишь с Васькой, она тебя в гроб загонит – гарантия, даже не сомневайся. Я палец о палец не ударю, чтобы тебя вытащить. Мне свое душевное равновесие дороже. Моя дочь вся в мать – своенравная, если вобьет что-то себе в голову, это не вытащить. А если еще к этому приложить заклятие…
Мужчина помолчал, выпуская клубы дыма, уходящие куда-то вверх и втягиваемые системой вентиляции, потом продолжил:
– Итак, ты меж двух огней. Слева моя дочь, желающая немедленно с тобой переспать, а также – спать с тобой всю оставшуюся ей долгую жизнь, а справа моя супруга, которая обладает ресурсом, достаточным для того, чтобы не просто испортить тебе жизнь, но и просто лишить тебя оной. Ресурс-то в принципе мой, но как я могу отказать любимой жене? – Олигарх явно развлекался, глядя на то, как я краснею и бледнею.
– Итак, в твою обязанность входит: сопровождение моей дочери там, туда, куда она скажет, охрана – я тебе выдам приличный ствол, документы на него уже подготовлены. Надеюсь, ты умеешь им пользоваться. Ты получишь одежду, приличествующую твоей новой работе, – рядом с моей дочерью не может находиться человек в таких отрепьях, как на тебе. Ты будешь жить тут, в этом доме, – комната тебе уже подготовлена. Ты будешь питаться в этом доме – лучше у себя или со слугами. Впрочем, если пожелает Василиса, то и за нашим столом. Любопытно будет в этом случае поглядеть на физиономию моей женушки! – Олигарх хохотнул и затянулся сигарой. – В общем, все обеспечение лежит на мне. Кроме того – ты будешь получать жалованье двадцать тысяч евро в месяц, которые будут падать тебе на счет ежемесячно начиная с этого дня. Пока ты работаешь в качестве телохранителя дочери. Вот твоя банковская карта – Сбербанк, так, я думаю, тебе привычнее. – Мужчина достал из внутреннего кармана кредитную карту и щелчком отправил ее через стол ко мне, замершему в немом удивлении.