Я не мог сдаться. Я старался не есть дома: питался в школе, ходил в гости в Лёшке, иногда ездил к бабушке на другой конец города. Так как едок из меня был всегда фиговый, то никаких особых изменений я и не почувствовал: есть не хотелось, ночью еда не снилась и уж, конечно, голодных обмороков не наблюдалось.
А есть его еду я не мог. Ну, или не хотел.
Доказать! Надо доказать ему, что могу без его подачек!
График посещения нашей квартиры отец не менял и всё также со мной не разговаривал. Указания не пропускать школу и нормально учиться разговором считать нельзя. Его отрывистое – "Одумался?" и подавно. Отец приезжал, менял одежду, причём всю грязную увозил с собой, смотрел на меня, если я был дома и уезжал.
Последний месяц, видя, что перемен в его поведении не наблюдается, я перестал менять одежду. Нет, я не хотел, чтобы от меня разило мочой, как от бомжа, просто не желал использовать его грёбаный стиральный порошок. Поэтому мне приходилось подолгу носить одно и то же.
Я думал, что... Я наделся, чтобы отец хоть немного мучился, видя меня таким.
Я пытался как можно меньше использовать всё, что он мне приносил. И старался даже не думать о том, что будет дальше. Но я уже понял – отец не отступится.
Как же душно в комнате! Я приподнялся на локте и посмотрел на дверь. Открыта, как и была. Странно... куда девается весь кислород? Так мне воздуха не хватает или в квартире жарко?
Я встал и подошёл к окну. На улице никого, уже слишком поздно. Ветер раскачивал ветки огромной липы, что росла под моими окнами. Почему-то захотелось снега, но до него было далеко. Я залез на подоконник и прижался лбом к стеклу. Мне повезло, в нашей квартире подоконник нестандартно широкий. Хорошо, прохладно. Я поудобнее вытянулся и постарался притереться к стеклу всем телом. Здорово, наверное, ночью на улице – много прохлады и воздуха. Думаю, отец бы удивился, узнав, что я, такой весь "распутный", ни разу не выходил на улицу после полуночи.
Стало тоскливо. Да ещё и ближайший ко мне фонарь решил временно отключиться. Я понемногу начал замерзать.
Он начал войну? Ну что ж, буду жить по законам военного времени. Кто кого?
Глава 5
Дмитрий
Как же всё-таки меняет человека красивая стрижка, особенно правильно подобранная и сделанная у хорошего мастера! Времена былого пофигизма прошли у меня на первом курсе. Мне, вдруг, стало важно то, как я выгляжу. То ли сказалось изменение моего статуса – студент, а это вам не школьник, то ли мой педантизм достиг своего рассвета. Но я, не углубляясь в философские дебри, просто принял свой новый фетиш и до сих пор пока не пожалел о нём. К одежде я относился спокойно, а вот мои волосы...
Было трудно найти того, кому я смог бы доверить свою голову. Был во множестве салонов, даже в парочку заштатных парикмахерских заскочил – может там найдётся хороший мастер. В итоге мои поиски успешно завершились маленьким, почти карманным салоном-парикмахерской на первом этаже нашего торгового центра.
Размышляя куда двинуть за джинсами – на второй или третий этаж здания, я физически ощущал, что снятые с моей головы при стрижке два лишних сантиметра сделали меня как-то легче. Состригли то всего ничего (я люблю, когда спереди подлиннее, а сзади волосы не закрывают шею), но психологический эффект был поразительным. И мне захотелось сделать что-то необычное, неординарное. И я смело пошёл на третий этаж, где приглянувшаяся мне модель немного смущала своей излишней теснотой. Решено – я куплю именно их!
В примерочной отдела я ещё раз посмотрел на себя – годится.
К кассе стояла очередь. Кассир, молодой парень, довольно быстро работал и я, прикинув, что простою в очереди недолго, расслабился. Когда передо мной оставалось три человека, я почувствовал на себе чьё-то пристальное внимание. Покрутив головой, чтобы найти источник этого самого испускаемого интереса, сообразил, что это тот самый парень за кассой бросает на меня короткие взгляды.
Я посмотрел на него чуть более внимательно, чем обычно смотрят на работника магазина. Я всё ещё надеялся на что-то, хотя уже всё понял, встретившись с ним глазами. Твою мать! Только не это!
Сжав в руках несчастные джинсы, я переступил с ноги на ногу: "Чего, ну, чего тебе надо?" Кирилл (я прочитал его имя на замысловатом бейдже магазина), без всяких игривых улыбочек продолжал периодически взглядывать на меня, что впрочем, не мешало ему не снижая скорости принимать деньги, упаковывать купленное в пакеты и даже дежурно улыбаться, когда очередной покупатель собирался отойти от его стола.
Ну вот зачем? Я чувствовал, что тот эмоциональный подъём, который я ощутил, выйдя из салона уже испарился. Теребя ценник на уже совершенно ненужной мне тряпке я, теперь уже машинально, делал шаги к кассе, за другими покупателями. Чувствуя подкатывающее к груди смурное безволие я, наконец, выложил на прилавок свои измученные, измусоленные влажными пальцами вызывающе узкие брюки. Всё уже было не так. Мне ничего не надо было от сегодняшнего дня. Мне не нужны были эти давящие мне в паху штаны (С чего я решил, что они мне идут?), мне были абсолютно не нужны эти красноречивые однозначные взгляды. Не надо было мне стричься...
Кирилл оказался умным мальчиком и всё понял. Понял, что я ответил достаточно громким, слышимым одному ему словом – "нет".
Теперь уже и мне дежурно улыбаясь, он выдал фирменный пакет магазина с ненавидимыми мною джинсами. Я, не глядя на него, взял покупку и резко развернувшись, вышел из магазина.
Только на улице, размахивая пакетом и чеканя шаг, я понял, что иду под чёткое, ритмичное слово-плевок – нет, нет, нет. НЕТ!
Я остановился. Вернулся к входу в торговый центр и купил в автомате бутылку газированного коричневого пойла. Ненавижу! Но это единственное, что я мог купить из холодного прямо здесь и сейчас. Мозг закипал.
Я не уловил, стало ли мне лучше, но до своего дома я дошёл уже не под чеканное отрицание своих мыслей и пробудившихся воспоминаний, а под гулкий шум в голове, который заглушил всё. Лифт, видимо решивший хоть как-то облегчить мою участь, тут же открыл двери, едва кнопка была нажата. Ступив на свой этаж, тут же понял, что на лестничной клетке я не один. Сидят... Откуда-то вынырнуло: "А Светик, интересно, пришла?"
Светика не было. Более того, Первый, Второй и Третий активно разговаривали. И моё появление их не остановило. Судя по всему, решался действительно серьёзный вопрос. Лица у них были недовольные, даже злые... У всех, кроме Третьего – капюшон не давал увидеть его лицо, как и обычно, впрочем. Ключ так же, как и лифт не стал меня задерживать – быстро нашёлся.
У кого-то из них явно были проблемы в семье.
- А ты поговори с ним, объясни, что...
- Как я поговорю? Он..., не хочет слушать меня! Он...
- Что, совсем? ...
- Ху*во!
- ...так не бывает!
Видимо, мой кураж появившийся утром после стрижки не совсем испарился, потому что я почувствовал безотчётное желание опуститься рядом с ними на пол и просто посидеть, послушать, что говорит Первый мальчик, что отвечает ему беленький и что доказывает им Третий. Мне не нужны были никакие советы, тем более от детей. Мне хотелось задержаться ради какой-то нелепой тяги к тому, кому также не сладко сейчас. Их участие, неловкие детские комментарии успокаивали, расслабляли.
- ...бывает. От меня требуется только согласие со всем, что говорит сам.
- Ты преувеличиваешь, всё-таки надо...
Я медлил...
- Слушайте, когда моя мать решила... – чуть громче начал рассказывать «белый».
Всё! Ещё не хватало! Домой! Я громко хлопнул первой дверью, да так, что троица замолчала. Потом кто-то из них присвистнул и... дальше я ничего не слышал – за мной закрылась вторая дверь.
Он
Бл*дь! Ну какого он припёрся тогда ко мне домой? Я тогда вообще собирались идти на днюху к Лёшкиному брату. Чего дома остался?! Тем более, что я всё равно не готов был к чему-то большему и Дима это знал.
Я очень устал. У меня всё чаще болела голова. Почти каждую ночь я сидел на своём подоконнике и смотрел на начавшую облетать липу. Дожидался, когда привычно отключится фонарь, и переползал на свою кровать. Я мог бы сидеть и до рассвета – прохладно, хорошо. Но на следующий день была школа. Выпускной класс, как-никак. Мне надо было продержаться до окончания школы. А зачем?..
Что делать со своей жизнью дальше – не представлял. Я бы и сейчас не знал что делать, но школа держала меня на плаву получше любого козла-отца! Только вот куда я плыл? Да ещё и наши посиделки давали мне... даже не знаю... Я готов сидеть был там постоянно, чтобы не быть один.
Однажды, когда мы стали расходиться, я сделал вид, что у меня выпала из кармана зажигалка и метнулся назад, наскоро попрощавшись. По вытянувшимся лицам понял, что они мне не поверили – я же не курил. Зачем я ляпнул про зажигалку? Мне так неохота было идти домой, что едва мы загрузились в лифт я с трудом подавил в себе желание нажать на кнопку "Стоп". Поэтому и придумал эту нелепую отговорку – нестерпимо хотелось остаться.
В тот день, на нашем этаже, прислонившись спиной к стене, я даже задремал, разомлев от тепла, от разговоров. Мне впервые за долгое время стало спокойно, потянуло в сон.
Когда я вернулся на нашу лестничную клетку, то попытался занять тоже место, сесть точно также, чтобы поймать то своё состояние. У меня получилось. Настолько получилось, что я заснул. Проснулся неожиданно, как будто кто ткнул меня: услышал, что открывается квартирная дверь. Ломанулся к лифту, но понимая, что уехать я не успею, просочился на чёрную лестницу.
Это был тот молчаливый, вечно насупленный парень. Понесло его на лестницу! Хорошо, что там не было ни одной лампочки, и он меня не заметил. Чувствую себя бомжем!
Как же стыдно!
В следующий день, чтобы случайно не встретится с этим парнем, я решил попробовать обосноваться на другом этаже. Но ничего не вышло, меня (я даже не успел прикрыть глаза) тут же прогнала какая-то тётка. Потом решил посидеть этажом ниже, но и здесь не вышло: на третий день вышёл какой-то совершенно пьяный мужик и чуть не избил меня. Нет, я не бомж. Я – брошенный, больной (да папа, я помню, что ты мне говорил!) пёс, который никому не нужен.
Следующие несколько дней я вместе со всеми уходил с нашего этажа.
Глава 6
Дмитрий
Я открыл глаза. Не проснулся, а именно открыл глаза. Голова была такая ясная, как будто я и не спал вовсе. Мысль... Какая-то мысль билась в висок. Я поморщился, вспоминая, есть ли у меня что-то от головы. Да, давненько это было – бессонные ночи, таблетки...
Сполз с кровати, опустил ноги на прохладный пол. Заселившись в квартиру, я первым делом убрал все эти немыслимые коврики. Фифа набросала их в художественном беспорядке по всей квартире. Кажется, этот кричащий по цвету и неприлично волосатый ужас был презентом какого-то восточного поклонника, подцепленного Фифой на шефских творческих концертах. Мне не нравилось ощущать под своими ногами шерстяную махру, да и убираться в квартире без ковров было значительно проще и быстрее.
Покопавшись на кухне в яркой металлической коробочке из под шведского печенья я нашёл таблетку анальгина. Пойдёт. Кругляшок, провожаемый потоком ледяной воды, устремился мне в желудок. Меня передёрнуло от начавшего распространяться по телу холода. А вот голова жила своей жизнью – бурлит кипятком от не переваренных мыслей.
Вот оно, вот что не даёт забыть мне и вчерашние джинсы, и этого парня-кассира! Этот самый Кирилл был первым за последние четыре года, кто понял, что НА МЕНЯ можно ТАК смотреть. Что я пойму этот взгляд, что могу ответить на него.
Я заметался по кухне: стакан с водой, барная стойка, цветок на окне. Я не хочу снова! Мне это не надо! И что, бл*дь, изменилось? Все эти четыре года всё было хорошо, всё было под контролем. Всё было настолько хорошо, что даже началось забываться... И зачем я пошёл в эту секцию на третий этаж? Мог бы купить себе штаны и на втором? Идиот! Я и не заметил, как оторвал один цветочек герани и теперь он лежал на подоконнике крошечными кровавыми клочками.
Таблетка не желала выполнять свои обязанности: голова разрывалась. Наскоро одевшись, я рванул из квартиры, чтобы оставить все мысли, все воспоминания здесь, под замком. Перед глазами всё плыло. Может, стоило разбить пару тарелок на кухне – полегчало бы? И как это люди делают...
Открыв дверь, я увидел Цветного. Одного. Я был так удивлён, что остановился и впервые посмотрел на него в упор. Что он забыл здесь в выходной? И почему пришёл один?
- А почему ты... – я запнулся, не зная чем закончить предложение. Словом "здесь" или "один"? Или "пришёл сегодня?" Мне вообще было не понятно, зачем я открыл рот. И что теперь делать? Стою и смотрю на него. Он привычно сидел на своём месте и тоже смотрел на меня. Капюшон как всегда на голове, ему даже пришлось задрать голову, чтобы видеть меня.
Вся эта ситуация раздражала... Чего я вообще полез к нему с разговорами? Этот урод – Кирилл своими взглядами лишил меня не только спокойствия: моя тщательно выстроенная заново жизнь могла рухнуть. И вот теперь, мы, как два придурка молчим и смотрим друг на друга. Я чувствовал, как ярость затапливает меня. Весь контроль летел к чёрту!
- Ухожу – буркнул Третий, встал с пола и, засунув руки в кармане, прошествовал к лифту.
Я продолжал бессмысленно пялиться на то место, где он сидел. Хлопнула дверь – парень не дождался лифта и ушёл на чёрную лестницу. Через какое-то время лифт пожужжал открывшимися дверьми. Я очнулся и, успев в три прыжка преодолеть расстояние до кабины, впрыгнул и нажал кнопку первого этажа.
Мне нельзя думать. Мне запрещено сейчас думать. Мне нечем думать.
Я шёл в торговый центр, прикидывая, что сейчас может идти в кино.
В кинотеатре, протягивая деньги улыбчивой девушке, я ещё шарил глазами по маленьким телевизорам-табло над её головой, потерявшись в перечне фильмов и залов.
- Выбрали?
- В третий зал, пожалуйста, - наконец решил я.
Девушка сменила свою рабочую улыбку на неоплачиваемое удивление.
- Как в зал?
- А? Да, извините. Мне билет на 12.10, на 15.00 и на..., - я замялся. Она решит, что перед ней сумасшедший. Я стоял и разглядывал её: тёмненькая, курносый нос, тёмные глаза, на щеке тщательно замазанный и оттого ещё более заметный прыщик. Милая. Но, не для меня сегодняшнего.
- Вам по билету на каждый сеанс, начиная с двенадцати в третий зал, - девушка опять улыбнулась, но как-то жалко, явно не так, как была обучена. – Правильно?
Мне было плевать, что она там себе думает, мне было плевать, что она, судя по всему, жалеет меня. Я был глух к любому внешнему раздражителю, к любым чужим эмоциям.
- Да. На три сеанса, - уточнил я.
Получив от девушки билеты и серьёзный взгляд, я купил огромное ведро попкорна (прости меня, мама и мой желудок). Ну, что ж... Меня ждёт на первое – боевик, на второе – комедия, а на третье... Не запомнил – мне было всё равно.
Первый фильм я послушно смотрел, на втором спал, вздрагивая и просыпаясь от очередного приступа смеха в зале. Надо же, какой оказывается смешной фильм? Сходить что ли на него ещё раз, потом, позже? Третий фильм я тоже смотрел..., как мне казалось. Кто-то куда-то ехал, кто-то с кем-то разговаривал, какая-то женщина выстрелила в квадратноголицего мужика. Я сидел, фиксируя события, происходящие на экране, не понимая сути. Где-то ближе к концу, после какой-то особенно громкой реплики квадратнолицего я встал, уронив ополовиненное мной ведро (больше не осилил) и вышел из зала.
На месте девушки-кассира, что продавал мне билет сидел молодой парень.
На сегодня – хватит!
Когда я пришёл домой, то сделал себе бутерброд, налил воды и прошествовал к дивану. Сел, аккуратно поставив стакан у своих ног, на пол. Джинсы всё-таки жали. А может они вросли в меня за столько часов сидения? Ещё и телефон натягивал карман своим объёмом, и казалось, из-за него джинсы были ещё теснее. Я снова встал и, закусив бутерброд зубами, расстегнул пуговицу на поясе и молнию. Стало легче. Телефон вынул и бросил на диван. Сел. Да-а-а... так гора-а-аздо легче. Телевизор включать не хотелось – насмотрелся уже на экраны за сегодня.