– По цене договорились? – вместо ответа задал я вопрос.
Степаныч вздохнул горько, на манер «давайте, грабьте», затем полез куда-то под прилавок, как оказалось – за деньгами. Затем на прилавке появилась груда мелочи, при ближайшем рассмотрении обернувшейся золотой. Монеты были разные, разной степени потертости, среди них и серебряный рубль затесался, но Платон быстро их пересчитал и ссыпал мне в ладонь, уверив:
– Все правильно, Степаныч, как всегда, без обмана.
– Так что за ствол у тебя, любезный? – повторил вопрос Степаныч. – Дорогой?
– Ствол дорогой… более или менее. – Я вытащил длинный револьвер из кобуры. – «Ругер Супер Рэдхоук» под «четыре пятьдесят четыре кэсалл». – Я откинул барабан и, высыпав патроны на ладонь, протянул оружие хозяину.
– У тебя там никакой магии? – чуть опасливо спросил тот, избегая брать в руки.
– Магии? – в первый момент не понял я.
– Да довелось тут всякое видеть, – пояснил Степаныч. – Мужику одному из Форта чародей ружье усовершенствовал типа. Кто чужой берет – его током шарашит. Шутник вроде. У нас, правда, дошутился – ружье отобрали все же и сломали к черту, а самого к лекарю с сотрясением мозга отнесли.
– Вот как… – задумчиво кивнул я, связав в цепочку оружие и чародея Саню. – Нет, пока без всякой магии.
Я отдал ему ствол и один из патронов, сказав только, чтобы поосторожней был. Как-то не показался мне Степаныч уверенным пользователем.
Пока Степаныч крутил в руках большой и тяжелый револьвер, слушая пояснения Платона, не сильно-то и разбиравшегося в предмете, я начал перебирать висевшие рядком тулупы, какими «магазин» тоже торговал. Обычные такие тулупы, только крашены в разный цвет. Есть простые белые, вроде военных, есть черные, а есть и настоящие дубленки, причем они подороже.
– Волк? – спросил я, снимая с вешалки на удивление добротную короткую серую шубу.
– Волк! – кивнул Степаныч. – Тепло – страсть. И сносу нет.
– Это я знаю.
Была у меня подобная когда-то. И в снег, и в мороз куда угодно в ней, только собаки не любили. Но так и я их не люблю, так что плевать.
– Почем?
На ценнике фломастером «25» написано.
– Четвертной, золотом, – сказал Степаныч. – А на кого патрон такой зверский?
– На медведя. Я серьезно, – добавил я, перехватив его ухмылку. – На Аляске первая самооборона от гризли. Рыбаки тех же ружей или винтовок носить не любят, мешают, поэтому такие револьверы и таскают. Я сам и таскал.
– Ну да, – нахмурился Степаныч, – вообще здоровый патрон, ага.
– Так я шубу беру?
– Бери, бери, – закивал он. – А еще такой револьвер есть?
– Нет больше, – соврал я. – Этот на мне был, один такой.
Не надо торопиться. Деньги есть – пока осмотрюсь. А так у меня пятьдесят разных стволов в пикапе, не считая всего прочего.
В общем, вышел я из магазина в волчьей шубе и с сумкой, в которой лежала моя куртка. Хотел и валенки взять, но передумал: ботинки у меня на любой мороз годятся, тоже торопиться смысла нет. Да и машину вести в валенках не очень. А вот Платон, к слову, в подшитых валенках уже топал, и в таких же почти все встречные прохожие были. Простая жизнь.
Дмитрий нас уже ждал. На столе перед ним стояли три миски супа, одна уже почти пустая, и кувшин с чем-то. На деревянном подносике нарезанный хлеб горкой.
Столовая, или как там это правильно называть, занимала половину первого этажа гостиницы. Сейчас зал был пуст, разве что за столиком у самого окна раздачи сидел какой-то вояка в камуфляже, автомат стоял рядом у стены, около брошенной на пол разгрузки. В зале пахло жарящимся мясом, отчего мой голод озверело кинулся в атаку.
– Опаньки, – сказал Платон, потирая руки. – Что за супец?
– Картофельный, – ответил Дмитрий. – Но нормальный. По песярику? Я заказывать не стал, но… Гаишников тут нет ведь?
– От песярика беды точно не будет, – уверенно заявил Платон, усаживаясь за стол.
Молодой парень в белом переднике подошел к нам, поздоровался и тут же ушел, вскоре вернувшись с маленьким графинчиком.
– Триста, – сказал он, поставив графинчик на стол вместе с тремя рюмками. – Только у нас самогон, пятьдесят градусов, так что учитывайте.
– Учтем, – уверенно сказал Платон, взявшись за разлив. – Мы по чуточке, мужики, ага? Чтобы на три разлива хватило и не косеть.
Самогон оказался крепким, едучим, но вполне чистым, даже запаха почти что никакого. Под супчик первая рюмка провалилась легко и, даром что в ней на дне было, в голову слегка стукнула.
– Коль, Мить, – за новую жизнь, – произнес Платон. – У Мити тоже причина вроде твоей, только во времени растянутая, – наш проводник повернулся ко мне: – Рак у него, в терминальной.
Я посмотрел на того вопросительно, и Дмитрий кивнул.
– Там все, а здесь залечим. В Форт приедем – и через пару дней в норме будет.
– Надеюсь, – усмехнулся Дмитрий.
– Ты Николая убил же, наповал считай, – даже чуть возмутился Платон. – Не далее как вчера. А теперь с ним водку пьешь. Ну и к чему сомнения?
Та первая поездка до Форта запомнилась мне навсегда, хотя с нами абсолютно ничего не случилось. Сначала мы подъехали к КПП на въезде в село, за которым, за бетонными блоками, стоял старенький БТР-60, уставив пулеметный ствол на дорогу перед собой. БТР, может, и старенький, но аргумент у него серьезный, внушает уважение. Там вояки быстро записали наши данные в какой-то журнал, страсть как поразившись моему водительскому удостоверению, выданному штатом Аляска, да и выпустили нас на дорогу, пока еще едва освещаемую поднимавшимся солнцем.
Мы ехали по засыпанному укатанным снегом старому шоссе, встав своими двумя пикапами за «Уралом», в котором вместе с мешками и ящиками сидело несколько разнообразно вооруженных людей. Сама дорога шла то по лесу, то среди полей с перелесками, машины шли небыстро, километров пятьдесят в час, не больше, да больше и не хотелось: трясти начнет. Из кузова грузовика на нас поглядывали с явной завистью – в кабинах тепло, а за бортом было заметно за двадцать, при этом, со слов Платона, это еще только начало зимы.
В селе со странным названием Волчий Лог к нам присоединился вполне новый с виду пазик, высоко сидящий над дорогой, всерьез набитый пассажирами. На нем даже табличка висела «Форт – Старая Мельница – Волчий Лог». Цивилизация.
– Счастливый ты человек, что со своим транспортом, – между тем разглагольствовал Платон. – Это и для бизнеса хорошо, и уважение, и все такое. Раньше тут сплошь на конской тяге все было, несколько лет назад еще.
– А чего так?
– Бензина не было. В Городе были хранилища, но Город хрен с кем делился. А тут как нефть в Лудино нашли, сразу проще стало. Проводники сразу транспорт потащили, а в Городе военные склады длительного хранения были, вот они их и расконсервировали.
– Ты машины, что от меня брал, сам продаешь?
– Не, – замотал он головой. – Вопросы возникнут. В Форте никто не знает, что я кондуктор, так что шифруюсь под посредника в закосе.
– А что не так?
– Долгая история, – поморщился он. – Есть тут одна… сила… что пытается это дело монополизировать, но я на дядю не работаю.
– Типа фрилансер?
– Именно. В Лудино начальник ментовки знает – да и достаточно. Он в доле чуток, прикрывает. А из-за рейнджеров там лишние не шляются, поэтому можно дела вести.
– Рейнджеров? – не понял я.
– Прилипла хохма чья-то, – махнул он рукой. – В Городе их патрульными частями назвали, но Патруль и в Форте есть, так что название не прижилось, одно с другим путали. А кто-то смеха ради рейнджерами назвал – и прилипло, не оторвешь.
Ну да, так обычно и бывает.
Запомнился же мне путь до Форта практически нереальной странностью происходящего, объяснениями, которыми сыпал всю дорогу Платон, не прерываясь даже тогда, когда жевал бутерброд с копченой колбасой. Участок странно комковатого снега, обозначенного полосатыми вешками, он назвал «гнездом снежных червей».
– На таком месте даже машиной лучше не ехать: колесо провалиться может, – объяснял он. – А так ногу отхватят в лучшем случае, они еще и ядовитые. Их в этих краях почему-то всегда много, вечная проблема.
– Черви в снегу? – уточнил я.
– Да хрен знает, черви это или что другое. Длинные, сантиметров по тридцать, на червей похожи, только еще и со жвалами вроде паучьих.
– И что, не уничтожат гнездо?
– Да только вскрыли, наверное. Те же рейнджеры подъедут да и выжгут на хрен.
Я только кивнул.
– У нас же тут два мира перемешалось – наш и хрен пойми чей. Два мира – две системы, так сказать. А там все снежное, вплоть до ягод. Понятия «Мрак», «Тьма», «Стужа», «нечисть» и «нежить» у нас тут вполне бытовые. Тут что волки стаями – что нечисть толпами. Оборотни и вампиры, вурдалаки и волколаки, на выбор. Кого не хватает? Снежные люди – вроде питекантропов с зачатками магии. Колдуны. Маги. Чародеи. Ведьмы. Во-он тот поворот видишь?
Платон указал на ничем не примечательный проселок, отходивший от главной дороги.
– Вижу.
– Там хутор был. Хозяев вампиры выели и сами заселились семьей. И знаешь что? Даже не чудили здесь: жрали народ в других местах. А так даже на постой принимали, и ничего.
– И чем закончилось?
– Патруль на них набрел как-то, вскрыли сущность. Там их вроде всех и перебили – в патруле мужики опытные, умеют это дело.
– А сейчас там чего?
– А черт его знает, ничего вроде. Опечатали место. Его с нуля чистить надо, защиту укреплять и все такое, а желающих пока нет.
Вампиры. Они всех съели, а их убили. А я сижу, значит, и все это слушаю. И что удивительней всего – в эту хрень еще и верю. Нет, серьезно верю, не посылаю Платона по маме, не хохочу истерически, а еще и подробности выспрашиваю. Хотя… если человек появляется у тебя, а затем проваливается в никуда, а потом ты его вновь встречаешь ниоткуда – что-то такое все же предполагать можно.
– А вампиров чем? Осиновым колом?
– Колом не обязательно, просто осиной. Башку можно отрезать. Огня не любят.
Осиной. Просто осиной. Затем слово «осина» в голове у меня трансформировалось в термин «пуля Вицлебена». Знают здесь такую?
– Че за пуля? – не понял Платон.
– Свинцовый нос, деревянный хвост за стабилизатор. Если вампир ваш осину не любит, то это прямо для него – застрянет в теле.
– Вот ты бы такие и делал, – сразу сказал Платон. – Тебе же по специальности, так?
– Их кто хочешь сделает, ничего сложного, – пожал я плечами. – А Степаныч насчет оружия с магическими приблудами говорил. Это ценится?
Платон внимательно и как-то задумчиво посмотрел на меня, затем кивнул:
– Это ценится, да. И Саня неплохой чародей, многое умеет. Ты об этом?
– Как-то так примерно, – пальцами я изобразил «примерность».
– Лицензия нужна. От Дружины. На работу с оружием, и главное – ввоз его в Форт.
– Фигасе, – удивился я. – А куда мне все это девать? – Я показал пальцем за плечо.
– Комендатуре на хранение сдашь. Я с человеком нормальным познакомлю, так что все в сохранности будет, пока ты бумажки получать станешь. С холодняком только можно. И с магическим сертифицированным.
– Это как?
– Это чтобы ты не мог менту… то есть дружиннику, навредить. Их бляхи – это тоже амулеты, поэтому все, что в Форте сертифицировано, на них не срабатывает.
– Тю-у-у… – протянул я разочарованно. – Сам же говоришь, что у вас там девяностые, а я и ствола не прихвати?
– Да сделаем тебе лицензию, если у тебя оружейный будет. И другие варианты всегда есть.
– Я на тебя надеюсь, – хмыкнул я в ответ на заявление.
Нет, с оружием я слишком сильно сжился, чтобы вот так запросто с ним расставаться.
На подъезде к Форту природа сменилась самой натуральной разрухой. Дорога стала грязной, пошла меж каких-то развалин, старых промзон, посадок причудливого вида синеватых деревьев, каких я отордясь не видел. Настроение начало портиться прямо на глазах – в таком месте жить, откровенно говоря, не хотелось.
Перед городом «Урал» с пазиком разъехались. Грузовик свернул в сторону, а вот автобус поехал с нами, как сказал Платон – к Юго-восточным воротам. Зато к нам присоединился уазик с надписью «Дружина» и изображением сокола на дверцах, который колонну и возглавил.
– Так можно было через другие ворота заехать, – сказал Платон, – но тебе груз на хранение надо сдать, а здесь комендатура. Так что у ворот чуток подождать придется.
– Подождем, – вздохнул я.
Настроение портилось на глазах. Вспомнился дом на окраине Фэрбэнкса, на шести акрах земли, вспомнился родной и любимый магазин, где все сияет металлом и лаком, вспомнилась комфортная и сытая американская жизнь. Природный авантюризм быстро сдувался дырявым шариком и терялся под волной накатывающей депрессии. Тут что, действительно люди живут? А мне, как Платону, обратно никак нельзя, а? Я бы заплатил. И здесь, и даже там.
Автобус тормознул у остановки с надписью «Торговый пятачок», который больше напоминал Рижский рынок начала девяностых, перенесенный на грязный истоптанный снег. Но лица у людей были… обычные. Ни вселенской тоски на них, ни какой иной убогости. Живут все же, просто живут.
Город же, похоже, и вправду был обнесен стеной. Стена вовсе не создавала ощущения того, что перед тобой шедевр фортификации. Стену слепили «из того, что было» – бетонные блоки, сваи, кирпичи, и все это втискивалось между многоэтажными домами, в которых закладывались все тем же разношерстным кирпичом оконные проемы. Так строят в спешке, явно чего-то сильно опасаясь. По верху стены шли витки «егозы», на верхотуре сторожевой вышки, добротной, бетонной, виднелся крупнокалиберный пулемет и головы двух караульных.
Ворота же были высокими, железными, крашенными в уставной зеленый цвет, и сейчас были открыты настежь, въезд в город перегораживался лишь шлагбаумом, возле которого тоже перетаптывались на снегу двое в теплом камуфляже, вооруженные автоматами.
– Комендачи, – пояснил Платон. – Теперь ждем очереди. Точнее, ты жди, а я сейчас вернусь.
И с этими словами он выбрался из машины, запустив в кабину волну морозного воздуха. Я видел, как Платон пробежал мимо очереди машин и исчез за дверью КПП. Мы успели продвинуться практически до самого шлагбаума, когда он выскочил обратно, явно чем-то довольный.
– Нашел нужного человека, все нормально будет, – известил он меня, забираясь обратно в кабину.
Когда дошла очередь до нас, меня ждал следующий сюрприз. Снаружи КПП презентабельностью не блистал, но внутри я увидел нечто совсем необычное – часть помещения отделена стойкой с бронестеклом, за ним двое вояк в «дубке» и какой-то мужик в свитере, самым натуральным образом глядящий в хрустальный шар: вот-вот судьбу предсказывать начнет. Я даже хотел это как-то прокомментировать, но Платон толкнул меня в спину и сказал, что нас ждут, торопись, мол.
Затем была еще комната, окончательно добившая меня пентаграмма на полу, выложенная металлической лентой. Из стен торчали какие-то латунные штыри и трубки, по проему шел толстый кабель, и в этой комнате мы бесцельно протоптались пару минут, после чего нас пропустили дальше.
Дальше – это в очередную комнату, больше похожую на зал ожидания маленького автовокзала, где нам навстречу поднялся со скамейки человек в форме – высокий, плечистый, в небольших очках в золотистой оправе, который с ходу протянул лопатообразную ладонь и представился гулким, рыкающим голосом:
– Атаманов.
– Да знаю я, – шагнул я навстречу. – Ты как здесь оказался?
Атаманов как на стену наткнулся. Потом развел руками и сказал:
– Вот уж кого тут, честно, не ожидал видеть. Ты здесь как?
Если мир тесен, то как это расценивать, когда уже и мир-то не наш?
– Затащили. – Я показал на Платона, с недоумением слушавшего наш диалог. – А ты?
– Лучше и не спрашивай, – усмехнулся он. – Но ты проходи, проходи.
Большими друзьями мы с Петей Атамановым не были, но служили вместе, причем довольно долго. Я, правда, больше по штабной линии рос, а Петя по строевой, но это не суть важно. Вместе были в командировках, вместе росли, потом наши пути разошлись. Атаманов продолжил службу, его куда-то на север перевели, а я уволился из рядов, так сказать, занявшись своими делами. И с тех пор наши пути не пересекались до того дня.