— Рольф, пока Кирилл не пришёл… Ты всегда жил у деда?
— Да. Только мне сейчас кажется, что я его уже и не помню. Ну, нет, конечно. Немного помню. Он был такой тучный, много ел. Сейчас не знаю, какой он. Мы жили в большой квартире. Но поменьше, чем та, в которую приехали с тобой. И мы, как ты, не переезжали. Сколько помню — всегда были на одном месте.
— Ты учился?
— Да. Теперь, наверное, придётся переучиваться заново, — сказал мальчишка и вздохнул. — На Сэфа мы не учились. Я многое забыл.
— Ничего. Наймём тебе частных учителей… — начала было я, но Рольф перебил.
— Ингрид, а вы возьмёте меня с собой жить?
— То есть?
— Я бы хотел с вами, — откровенно признался мальчишка. — Дед всё время ворчит, и с ним неинтересно.
— Конечно, возьмём, — уверенно сказала я, хотя уверенности как таковой теперь не испытывала. Одного взгляда в зеркальце оказалось достаточно, чтобы растеряться.
Долго беспокоиться по поводу плачевного внешнего вида не дал Кирилл.
Он появился внезапно.
— Это я, — предупредил он, выходя на наш хилый свет и образуя за собой уродливые длинные тени на потолке. Улыбнулся радостному Рольфа: «Кирилл!» — Принёс кое-что поесть, как и обещал. Ого, вы тут и свет раздобыли! Неплохо!
— Мы люди пещерные, — смиренно откликнулась я. — Чем богаты, тем и рады. Ещё б костерок разжечь, чтоб добычу какую-никакую поджарить, так ведь голодных набежит на запах — толпы!
Он только хмыкнул на мою не слишком удачную попытку пошутить и сел так, чтобы братишка оказался между нами. Оживившийся Рольф почти ткнулся ему в руки посмотреть, что именно он принёс. При виде пластиковой коробки чуть не отшатнулся.
— Ты чего? — удивился Кирилл.
— В катере нас отравили едой из такой коробки, — объяснила я и, сжав ладонь мальчишки, встряхнула её. — Не трусь. Кирилл нас точно не отравит.
— Не понял. Вам дали плохую еду?
— Нет. Нам подсыпали в неё снотворное.
— Вполне в стиле Хантеров, — пробормотал Кирилл. — Рольф, это ты можешь есть безо всяких опасений. Я отнял коробку у одной личности, которая только-только начала поедать её содержимое с превеликим удовольствием — даже на фоне орущей сирены. Так что подопытный кролик дал положительные показания на качество кушанья.
— Коробка одна? — смешливо спросила я. И тут же предупредила: — Я есть не буду!
— Это ещё почему? — возмутился Рольф.
— Да, мне тоже хотелось бы знать, в чём дело! — сказал и Кирилл.
— У меня выдалась потрясающая возможность похудеть настолько, насколько мне хочется! Так что пользуюсь возможностью быть щедрой и отдаю вам, голодные бедняжки мои, свою благотворительную порцию!
— И думаешь, мне в горло кусок полезет, когда я буду знать, что ты сидишь рядом и не ешь? — укоризненно спросил Кирилл, а младший брат его поддержал.
— Ничего. Давнёшься немного, но поешь. Нечего тут у меня! Распустились — есть они не хотят при девушке, которая следит за своим весом!
— Ну, ладно. Ингрид, а твоему весу не повредит ма-ахонькая бутылочка какого-то сладкого напитка?
— Это — нет. Пить очень хочется. Давай. — И я решительно забрала у него длинную бутылочку, главное — с узким горлышком. Не признаваться же напрямую, что я просто не могу есть: плохо зажившая кожа губ лопается мгновенно. Мазь, наложенная врачом, то ли впиталась, то ли я её съела, пока разговаривали. Говорить-то могу — почти цедить сквозь зубы. И даже помады нет — смягчить кожу! А обливаться кровью при моих мужчинах… Нонсенс! Ещё не хватало, чтобы меня жалели!
15
— Сколько нам придётся сидеть?
— Сирена замолчит — знак, что здание начинают брать. Как всё утихнет — выходим.
Я со вздохом поднялась, одёргивая на себе чужую куртку, которая так давила на плечи, что хотелось сбросить её немедленно. Обернулась посмотреть на Кирилла, сидящего на земле в обнимку с младшим братом, который засыпал, даже не стараясь бороться со сном. Пусть спит — время есть. Самой бы тоже не помешало: и устала, и почти не спала… Обернулась и — улыбнулась в ответ от неожиданности: Кирилл улыбался мне… И сразу стало так тепло — без всякой куртки. Ещё подумалось: сбросить, что ли? Слишком уж с каждой секундой она начинает давить на меня…
А потом пошло дежа вю… Страшное в своём проявлении и муторное до тошноты. До физической, настоящей. Мозги вдруг притупели — и не сразу поняла, что никакое это не дежа вю. А повтор бывшего недавно. Но в другой форме.
Рольф, до сих пор дремавший — прислонившись к плечу Кирилла, вдруг беспомощно поехал головой вниз, на колени брата. Я было шагнула к ним машинально — спросить, не помочь ли чем. Не шагнула. Хотела шагнуть. И не смогла. Ноги стремительно, словно прямо сейчас им делали чудовищную инъекцию какой-то дряни, наливались тяжестью… Не поняла. Взглянула на Кирилла спросить, не кажется ли ему всё это странным… Он сидел, привалясь к стене, пытаясь моргать, и явно у него это плохо получалось — с трудом разлеплял ресницы, неожиданно тяжёлый и усталый. Фонарик, оставленный на середине пола в нашем потайном местечке, он сбил нечаянным, неловким движением и словно не заметил того. Белый луч упёрся в угол, и в нашем тайнике стало совсем темно… Он так устал, что не может удержаться от сна? А я?
Куртка сползла с моих плеч. Было бы легче вообще сбросить её, но я упрямо потянула одёжку на место, на свои плечи… Держась за стены, я с трудом переставила ноги, пытаясь добраться до Кирилла и Рольфа. Шатнуло так, что вынуждена была вернуться и уцепиться за стену. И услышала, что сирена смолкла. Зато, несмотря на своё состояние, предупреждающее, что только выпитое вот-вот начнёт путь назад, почуяла, как мелко и дробно задрожал под ногами бетонный пол. Сквозь тугой, нудный шум в ушах напряжённо прислушалась. Тишина. Но уже под ладонями, которыми опиралась о стену, почувствовала ту же дрожь. Мозги ворочались невероятно лениво, но вывод всё-таки сделать смогли: кто-то бежит. И не один. Или за стеной, или прямо этим простенком.
Снова взглянула на Кирилла. Рольф уже лежал, неловко согнувшись, не опираясь на плечо брата. Кирилл безвольно свесился в другую сторону. Разглядеть их было трудно — почти в темноте. Только положение тел… Машинально взглянула на фонарик. Почему я всё ещё стою на ногах? Пила только напиток?
Держась из последних сил — коленки вздрагивали и подгибались — я продолжала вслушиваться в происходящее, поскольку серьёзно думать о том, что Кирилл сознательно отравил себя, брата и меня, как-то не получалось.
Фонарик, точнее — его узкий луч, завораживал. Я смотрела бездумно на клубящиеся вокруг этой белой нити странные дымки, которые то лениво колыхались, то вдруг резко превращались в настоящие, быстро бегущие сильные волны. Пыль? Туман? Здесь? На шестом этаже административного здания? Если это дым от пожара, то почему дымом здесь не пахнет? Или мы уже угорели, и потому я ничего не чувствую?.. Боже, как не хочется думать…
Внезапно в наше потайное место будто ворвались жёсткие привидения: они плясали по всем стенам и потолкам, судорожно и страшно кривляясь, и я с ужасом смотрела на эту вакханалию света и теней, пока до меня не дошло, что сейчас в нашем тайничке будут те, кто несёт впереди себя сильные фонари. Несёт быстро, возможно — бегом. Наверное, те, от чьих шагов сотрясался пол и дрожали стены.
Ослепительно-белый луч мощного фонаря, вырвавшись из-за поворота, будто кулаком ударил в лицо. Мгновенно ушёл с меня на пол и вперёд, по ходу, — и неожиданно вернулся, как будто его владелец только-только увидел в темноте выхваченную фигуру. Ослеплённая, ничего не понимающая, я смотрела в центр убивающего глаза света и не могла даже моргнуть. А лучей прибавлялось. Где-то как-то смутно я понимала, что перед нами оказались несколько человек, которые разглядывают меня и Кирилла с братом.
Но какие же странные это люди!.. Опустив фонари, они показали и себя. Все как на подбор высокие, в странных, громоздких костюмах — и в масках, которые довольно ярко отсвечивали прозрачным пластиком. Всего лишь разглядывая, но не пытаясь понять, я видела, что у двоих в руках какие-то небольшие цилиндры, от которых тянутся толстые шнуры — с чем-то на конце, похожим на короткие клювы. И как раз из этих клювов и вырывалось белая струя, которую я сначала и приняла за туман.
Показалось, неизвестных — громадная толпа. Начала различать, что не очень много. Но долго вглядываться не смогла. Фигуры в спецкостюмах невнятно переговорили. Одна, отведя свой фонарь, широко шагнула ко мне, застывшей у стены, подняла мне подбородок. Я слабо, но упрямо пыталась отвести подбородок от жёстких пальцев. Фигура отдала фонарь кому-то, бывшему сзади, запахнула на мне куртку и уронила на собственные руки. Я хотела протестующе замычать — послышался такой слабый стон, что самой же напомнил хныканье. Замолчала.
Подошёл кто-то другой. Положил мне на нос и глаза блестящую штуковину, закрепил ремешки на затылке. Одновременно чем-то залепил уши.
— Дыши! — услышала я.
А тот, на чьих руках я была, встряхнул меня, словно обращая моё внимание на эти слова. Но встряхнул не так, как надо. От слабости свесившись головой через его руку, я увидела то, из-за чего отчаянно хотелось кричать. Но крика не получилось. Горло словно парализовало. А первый же глоток чего-то холодного, освежающего мозги, заставил лишь беспомощно биться в крепких руках.
Одна из фигур стояла над Кириллом и Рольфом, направив на них легко узнаваемый предмет. Оружие. Мой «носитель» оглянулся посмотреть, куда я гляжу и что заставляет меня дёргаться. Я услышала краткое:
— Оставь! Уходим!
И первым рванул вперёд, предоставив мне лишь одно «удовольствие» — смотреть на низкий потолок, по которому мечутся белые всполохи включённых фонарей.
Фантасмагория… мечущийся белый свет, бег — особенно ощутимый, потому что бежала не сама, но сделать, чтобы освободиться, ничего не могла. Единственное — будто со стороны ощущала происходящее. Видела бегучий потолок, дёргающийся и изломанный. Краем глаза — стены, которые вырастали, потому что смотрела назад, откуда бежали. А бежали, чувствовалось, куда-то вниз. По ощущениям плывущего сознания, бег был долгий. А сознание плыло здорово. Всё казалось — вот-вот вырвусь из бесящей меня слабости, но того воздуха, который подавался мне в противогазную (вспомнила всё-таки!) маску, не хватало, чтобы я полностью пришла в себя. Ещё мельком подумалось, что это сделано специально: я не должна мешать этому ненормальному бегу — спасающихся?
И спускались всё ниже и ниже, пока не очутились в каком-то или странном коридоре, или в длинном подвале — с поблёскивающей в суматошном свете чёрной водой посередине. Здесь же еле заметно колыхалось маленькое судно — не то шлюпка, не то маленькая яхта. Не прерывая бега, мой «носитель» пробежал по сходням от берега этого небольшого канала на судно. За ним прогрохотали остальные.
Сон продолжался долго. Когда мы вырвались из мрака громадного подвала на настоящий дневной свет Сэфа, по моим полудремотным прикидкам в реальности прошла вечность. Судно промчалось и впрямь по небольшому каналу — но не в городе-столице Сэфа, а где-то на равнинной пустоши.
И здесь я сдала саму себя.
Маски с меня не сняли. Освободившийся от своей, Хантер, положил меня на откидную койку, некоторое время смотрел в мои глаза за пластиковым щитком. Он не постеснялся на глазах человека, плавающего в полубредовой дрёме, добавить в маску ещё чего-то — из пистолета-шприца. Затем выждал некоторое время, наблюдая за мной и моим состоянием. Наверное, он хорошо знал своё дело. Сразу уловил момент, когда я из качающейся реальности прорвалась к блистательному «седьмому небу», где всё оказалось роскошно и солнечно, а сама я — небожительницей, которой на всё, оставшееся на грешной планете, разрешено плевать с высокой башни.
Вот тогда Хантер снял с меня маску и, как-то ощутимо давя голосом, отчего хотелось ему всё искренне рассказать, сказал:
— Ингрид, назови своё любимое место, о котором никто не знает!
Я засмеялась в душе и глазами, потому что рот мне до сих пор не подчинялся, как, впрочем, и всё тело. Но мне было так хорошо парить в сияющее солнечном поднебесье, чувствуя себя безмятежным ангелом! Так почему бы не помочь дикому, низкому существу, явно несчастному, не умеющемуся радоваться так, как радуются ангелы, разминая крылья в безграничном пространстве? Я щедра!
— … Ингрид, ты слышишь меня?
— Островное Ожерелье, — прошептала я, потому что говорить вслух трудно: горло странно распухшее. — Резиденция «Глаза Ангела».
Человек, стоявший на коленях у моей койки, вернул на место — на моё лицо, противогазную маску, осторожно что-то где-то на ней подкрутил и поднажал на пару-тройку кнопок — и я медленно сошла со сверкающих высот в мрачную пропасть, где было смутно и глухо.
… Полностью я очнулась уже лежащей в роскошной постели.
Открыла глаза, ничего не понимая. Только чувствовала, что от долгого сна здорово опухли глаза. Лежу под прозрачным тюлем. Что-то очень знакомое… Странный переход из сухого пыльного подвала административного здания на Сэфа. И запахи знакомые — морской воды и рыбы…
И рядом кто-то лежит — рука к руке.
— Проснулась, моя леди? — насмешливо спросил Хантер.
Обстановка настолько ошеломляющая, что я не придумала ничего лучше, как быстро привстать на локте — уставиться на него от неожиданности, после чего меня мгновенно вывернуло. Струя желудочного сока выплеснулась между мной и успевшим вскочить Хантером.
— Ты ж, с…!..
С трудом сглатывая разодранным кислотной дрянью горлом, вспоминая, как совсем недавно я проделала с Хантером почти то же самое (после его поцелуя выхаркнула кровь), я отдышалась, села и огляделась. Трудно было представить, что могу оказаться в этом месте, но — увы…
Я — в своей резиденции, на вилле «Глаза Ангела», которая находится на курортной планетке Островное Ожерелье. Этого любимого моего местечка не знал никто, даже Эрик. Откуда же?… Хантер, недовольно морщась, снова подошёл к постели и вгляделся в неприятно-жёлтый мокрый след на покрывале.
А этот что делает — в моей постели? В одних шортах… Самец, кстати, тот ещё. Вглядевшись в эти наглые глазища, я машинально дёрнулась рукой к боку. Чёрт… Я в одном коротком пеньюаре-разлетайке, кружева которого ни фига не скрывают. Машинально же подумалось: а надо скрывать? Это мой дом! Какого чёрта он здесь расположился так, словно я его пригласила — совсем уж по редкостной пьяни?
Говорить пока не могу. Ну и снова — фиг…
Осторожно отсела от влажного пятна и встала. Ноги чуть не подломились. Этот — ржёт. Я взглянула на него спокойно. Скажи спасибо, что я в таком состоянии. Поговорим чуть позже. Чуть покачиваясь, пошла по спальне, вспомнила, где находится ванная комната. Добрела, чувствуя, как грохочет в желудке… Позвонила прислуге. Через несколько минут я погрузилась в ванну, наполненную водой и восстанавливающими маслами. Сюда же девушки из прислуги принесли лёгкий обед, удобный для горла.
Мне, всё ещё слабой, помогли вымыться. Принесли затребованное бельё и одежду. Где-то часа через три я вышла из ванной комнаты более-менее успокоенной и чувствующей себя довольно уверенно, несмотря на слабые ноги, до сих подламывающиеся, если за движением не следить… Этот мой дом находится на планете, где нет материков, зато существует множество разбросанных по единому океану островков. Он куплен давно. Кроме того в нём проживает прислуга, которая постоянно оплачивается через счёт, неизвестный никому в семье. Кроме того в доме всегда поддерживается обстановка, близкая к ожиданию приезда хозяйки — и не одной. Вот откуда у Хантера шорты. Успел грабануть гостевой гардероб по-хозяйски. Вот почему он доволен и выглядит сытым.
Климат здесь настолько хорош, вспоминала я, что мне потребуется не более трёх суток для полного восстановления. Если Хантер будет рядом, это очень даже неплохо. Слабой рядом с ним быть нельзя.
Медленно пройдя анфиладу комнат (в спальне Хантера не оказалось), я вышла на крытую террасу, где обнаружила троих незнакомых мужчин, сидящих за столом и насторожённо взглянувших на меня. Нетрудно понять, кто такие. Не меняя бесстрастного выражения лица, спустилась в патио — небольшой дворик, огороженный со стороны дороги. Добралась до полосы бассейна. Хантер уже сидел здесь, на небольшой границе между берегом океана и бассейна — границе, обозначенной гранитными плитками двух молов, попивая из высокого бокала какой-то напиток.