Если бы я смел, то поцеловал бы защитника: он спас меня.
Ведь сторож и в самом деле мог запереть Капи в церкви. А если так, то меня должны будут признать невиновным.
После сторожа стали допрашивать людей, которые пошли к церкви вместе с ним. Но они не видели ничего, кроме того, что окно, через которое убежали грабители, было открыто.
Потом начали вызывать моих свидетелей: Боба, его товарищей и хозяина «Большого Дуба». Все они подтвердили мои слова, но, к несчастью нельзя было точно определить, в котором часу я ушел с ярмарки.
Когда закончился допрос свидетелей, судья спросил, не могу ли я сказать что-нибудь в свое оправдание. Что я мог сказать, кроме того, что невиновен?
Мне казалось, что меня наверняка оправдают, но вышло иначе. Судья сказал, что меня отправят в тюрьму графства, а затем, если признают нужным, мое дело будет разбираться в уголовном суде.
Уголовный суд! Я упал на скамью. Ах, зачем я не послушался Маттиа!
Глава XII
Боб
Меня снова привели в тюрьму, и вскоре я понял, почему меня не оправдали. Судья, должно быть, хотел подождать до тех пор, пока не задержат грабителя, на след которого напали, и тогда выяснить, сообщник я его или нет. Значит, если меня будут судить, мне придется сидеть на скамье рядом с ним – вынести и этот позор!
Вечером я услышал звуки трубы – играл Маттиа. Потом послышался топот ног и говор. Это собиралась публика слушать его игру.
Маттиа играл за стеной, как раз напротив окна моей камеры. Вдруг он крикнул по-французски: «Завтра на рассвете!» и снова заиграл на трубе. Его слова, вне всякого сомнения, относились не к публике, а ко мне. Но как ни старался, я не мог понять, что они значили. Было ясно только одно: завтра на рассвете я не должен спать, мне нужно чего-то ждать.
С вечера я долго не мог заснуть, но проснулся все-таки не утром, а ночью. На темном небе сверкали звезды, кругом стояла мертвая тишина. Через некоторое время часы пробили три. Значит, еще слишком рано. Несмотря на это я встал, так как боялся проспать рассвет. Впрочем, я был так взволнован, что все равно не мог бы заснуть.
Я долго сидел, считая удары, когда часы начинали бить. Наконец чуть-чуть посветлело, и до меня донеслось пение петухов. Я на цыпочках подошел к окну и осторожно отворил его.
Звезды начали гаснуть, и утренний холод пронизывал меня до костей. Но я не отходил от окна и внимательно осматривался по сторонам.
Вдруг за стеной напротив моего окна послышался шорох, еще минута – и над стеной показалась голова. Это был не Маттиа, а Боб!
Увидев меня, он сделал мне знак отойти от окна. Не понимая, зачем это нужно, я все-таки отошел и остановился, не спуская глаз с Боба. У него в руках была длинная стеклянная трубочка. Он приложил ее ко рту, дунул, и маленький белый комочек упал к моим ногам. В это же мгновение голова Боба исчезла, и снова наступила тишина.
Я схватил комочек. Это был клочок тонкой бумаги, туго обернутый вокруг маленькой металлической пуговки. Мне показалось, что на бумаге что-то написано, но прочитать я не мог, так как было еще слишком темно. Пришлось ждать, когда станет светлее.
Я осторожно закрыл окно и лег на койку, зажав в руке бумажку.
Мне казалось, утро не наступало очень долго. Наконец моя камера осветилась, и я развернул записку. Вот что было в ней написано:
«Тебя повезут в тюрьму графства. Ты поедешь по железной дороге и будешь сидеть вдвоем с полицейским в отделении второго класса. Сядь около двери, в которую войдешь. Через три четверти часа – считай поточнее минуты! – поезд пойдет медленнее. Отвори тогда дверь и спрыгни с поезда. Протяни руки вперед и постарайся упасть на ноги. Как только очутишься на земле, ступай налево, под откос. Мы будем ждать тебя там с повозкой и лошадью. Ничего не бойся. Через два дня мы уже приедем во Францию. Прыгай как можно дальше и старайся упасть на ноги».
Господи, неужели мне удастся спастись! Я не попаду в уголовный суд, не увижу грабителей, если их задержат! Милый Маттиа! Добрый Боб! Конечно, и он помогал, без него Маттиа не смог бы достать повозку и лошадей.
Я прочитал записку еще раз. Да, конечно, я спрыгну с поезда, даже если разобьюсь насмерть. Лучше умереть, чем быть осужденным за грабеж!
Только одно меня огорчало: что будет с Каин? Но я постарался отогнать от себя эту мысль. Не может быть, чтобы Маттиа бросил его. Он нашел средство спасти меня, выручит и Капи. Я прочитал записку три раза, чтобы все хорошенько запомнить, а потом положил в рот, прожевал и проглотил. Теперь я наконец мог заснуть. И я спокойно спал до тех пор, пока сторож не принес мне поесть.
На другой день какой-то новый полицейский вошел в мою камеру и повел меня на вокзал.
Мы вошли в вагон, и я сел около двери, как советовал мне Маттиа. Стекло у двери было опущено, и я смотрел в него. Сначала полицейский сидел рядом со мной, но потом ему стало холодно, и он ушел в дальний угол. А я не чувствовал холода и только ждал, ждал, считая минуты.
Наконец поезд замедлил ход – прошло три четверти часа. Я в одно мгновение распахнул дверь и, вытянув вперед руки, прыгнул как можно дальше. Я упал на траву, но падение все-таки так ошеломило меня, что я потерял сознание.
Когда я опомнился, то подумал, что все еще еду в поезде: я слышал стук колес и чувствовал, что быстро несусь вперед. Но, открыв глаза, я увидел, что лежу на соломе и какая-то безобразная желтая собака лижет мне лицо, а Маттиа стоит на коленях около меня.
– Где мы? – спросил я.
– В повозке Боба; он правит лошадью, – ответил Маттиа. – Слава Богу, ты спасен! – прибавил он и, отстранив собаку, поцеловал меня.
– Ну что, ребята, как дела? – спросил Боб, обернувшись к нам.
– Не знаю, – ответил я. – Кажется, все хорошо.
– Попробуйте пошевелить руками и ногами, – посоветовал мне Боб.
Я попробовал и не почувствовал боли.
– Отлично! – сказал Боб. – Значит, кости целы.
– Да что случилось? – спросил я.
– Ты спрыгнул с поезда, – ответил Маттиа, – и потерял сознание. Видя, что ты не идешь, Боб пошел разыскивать тебя, взял тебя на руки и положил в повозку. Мы подумали, что ты умер, и ужасно испугались.
– А полицейский?
– Он уехал дальше, ведь поезд не остановился.
Теперь я узнал самое главное. Я огляделся вокруг и взглянул на желтую собаку, которая нежно смотрела на меня. Ее глаза были удивительно похожи на глаза Капи.
– А где же Капи? – спросил я.
Но прежде чем Маттиа успел ответить, желтая собака бросилась ко мне и стала лизать мне руки.
– Вот Капи, – сказал Маттиа. – Нам пришлось перекрасить его.
– Зачем? – спросил я, обнимая и лаская Капи.
– Затем… – начал было Маттиа, но Боб остановил его.
– Погоди немного, – сказал он. – Садись на мое место и держи хорошенько лошадь. Нужно сделать из повозки телегу, чтобы ее не узнали.
Парусинный верх повозки держался на обручах. Боб опустил их, снял парусину и сказал, чтобы я и Маттиа легли и закрылись ею. Теперь наш экипаж принял совсем другой вид, и в нем сидело уже не трое, а всего один человек. Если за нами будет погоня, то люди, которые увидят нас, собьют с толку полицию.
– Куда мы едем? – спросил я у Маттиа, когда мы улеглись рядом.
– В Литтлгамптон. Это маленький порт на берегу моря. Там живет брат Боба. У него есть шлюпка, и он часто ездит во Францию и привозит из Нормандии масло и яйца. Если нам удастся спасти тебя – а я уверен, что нам удастся, – то мы будем обязаны этим Бобу. Он все устроил, без него ничего бы не вышло. Боб придумал, как передать тебе записку, добыл лошадь и повозку. И во Францию мы переправимся тоже благодаря ему. Если бы ты вздумал ехать на пароходе, тебя наверняка задержали бы. Видишь, как хорошо иметь друзей!
– А Капи? Кто вспомнил о нем?
– Я. Но Боб придумал перекрасить Капи, чтобы его не узнали, и помог мне увести его от полицейского Джерри.
– Твоей ноге лучше?
– Намного, да мне о ней и думать было некогда.
Лошадь, которую добыл Боб, была очень хорошая, и мы ехали быстро, но через несколько часов нужно было все-таки дать ей отдохнуть. И мы остановились, но не на постоялом дворе, а в лесу. Боб распряг лошадь и привязал ей на шею торбу с овсом, которую взял из телеги. Ночь была темная, и нечего было опасаться, что нас настигнут. Только тут я смог наконец поблагодарить Боба за все, что он сделал для меня. Но он не хотел слушать никаких благодарностей.
– Вы недавно оказали услугу мне, – сказал он, – а теперь я помогаю вам. Так оно и должно быть. Кроме того, вы все равно что брат Маттиа, а он такой славный мальчик, что я готов сделать для него все, что угодно.
Я спросил, далеко ли до Литтлгамптона. Оказалось, что до него осталось часа два езды. Боб сказал, что нам нужно торопиться. Его брат ездит во Францию каждую субботу и отплывает очень рано утром. А теперь была ночь с пятницы на субботу. Мы с Маттиа снова улеглись под парусину, и лошадь побежала крупной рысью.
– Боишься? – спросил меня Маттиа.
– И да, и нет, – ответил я. – Я ужасно боюсь, что меня арестуют, но мне кажется, этого не случится.
– Конечно, не случится, – сказал Маттиа. – Твой провожатый не мог известить полицию о том, что ты скрылся, до тех пор, пока поезд не дошел до станции. А мы в это время были уже далеко. Да и как узнают, что мы уехали в Литтлгамптон?
Рано утром, когда еще не рассвело, мы остановились неподалеку от этого города. Боб сказал, чтобы мы присмотрели за лошадью, и пошел разыскивать брата.
Мне показалось, что время тянулось очень медленно. Мы молчали, вокруг было тихо, слышался только гул моря, набегавшего на берег. Маттиа дрожал, дрожал и я.
– Это от холода, – шепнул он.
Так ли это? Знаю только, что когда до нас доносился какой-нибудь стук или шорох, мы чувствовали холод сильнее и дрожали больше.
Наконец Боб вернулся, с ним был моряк в синей блузе и клеенчатой шляпе.
– Вот мой брат, – сказал Боб. – Он согласен отвезти вас во Францию. А я тотчас же поеду назад. Никто не должен знать, что я был здесь.
Я хотел поблагодарить Боба, но он остановил меня.
– Не стоит говорить об этом, – сказал он. – Все мы должны помогать друг другу – как же иначе? Ну, прощайте! Может быть, нам еще удастся свидеться. Очень рад, что мог оказать услугу вам и Маттиа.
Брат Боба привел нас на набережную, и через несколько минут мы уже сидели в маленькой каюте его шлюпки.
Когда он ушел и запер за собой дверь, Маттиа обнял меня. Теперь мы уже не дрожали.
Глава XIII
«Лебедь»
После того как ушел брат Боба, шлюпка довольно долго стояла неподвижно. Потом на палубе послышались шаги, начались приготовления к отплытию, и мы наконец тронулись в путь. Я был спасен.
Через некоторое время дверь каюты отворилась и вошел брат Боба.
– Можете выйти на палубу, – сказал он, – теперь уже нечего бояться.
Но мы остались в каюте. Маттиа и на этот раз страдал от морской болезни, а я не хотел оставлять его одного.
– Если ветер не переменится, – сказал уходя брат Боба, – то мы приедем еще засветло.
Ветер не переменился, и вечером мы причалили к берегу Франции. Брат Боба позволил нам переночевать в каюте, а утром мы, горячо поблагодарив его, распростились с ним.
– Если вздумаете снова побывать в Англии, – сказал он, – то я с удовольствием отвезу вас. Я уезжаю отсюда по вторникам каждую неделю.
Все наше имущество состояло теперь из арфы, скрипки и трубы. Мешки с нашими вещами остались в фуре Дрисколей, что было очень неудобно для нас. Как мы обойдемся без белья и, главное, без карты? К счастью, у Маттиа было отложено двенадцать франков, да в тот день, когда мы играли на ярмарке, присоединившись к Бобу и его товарищам, на нашу долю пришлось двадцать восемь франков. Значит, у нас было всего сорок франков – целое богатство.
Маттиа предлагал эти деньги Бобу: ведь для того, чтобы подготовить все и привести в исполнение план моего спасения, нельзя было обойтись без денег. Но Боб решительно отказался от них: за дружескую услугу денег не берут.
Итак, приехав, мы прежде всего купили старый солдатский ранец, немножко белья, кусок мыла, гребенку, ниток, иголок, пуговиц и карту Франции.
– Куда же мы пойдем? – спросил я.
– Мне все равно, – ответил Маттиа. – Я готов идти куда угодно, но только по берегу какой-нибудь реки или канала… Видишь ли, в чем дело, – прибавил он, немного помолчав. – Когда Артур был болен, госпожа Миллиган ездила с ним на «Лебеде». Так было, когда ты встретился с ней.
– Теперь Артур выздоровел.
– Ему уже лучше, но еще недавно он был очень болен и не умер только потому, что мать выходила его. Я думаю, что пока Артур не выздоровеет совсем, госпожа Миллиган будет плавать с ним на «Лебеде». И, идя по берегам рек и каналов, мы можем встретиться с ними.
– Так куда же, по-твоему, нужно идти?
– Да пойдем хоть по берегу Сены, а потом станем ходить вдоль Луары, Гаронны и других рек. Будем расспрашивать по дороге, не видел ли кто «Лебедя». Он не похож на другие суда, и на него нельзя не обратить внимания.
Итак, мы решили отправиться по берегу Сены.
Теперь, подумав о себе, нам следовало подумать и о Капи. У первого же ручейка мы стали смывать с него краску. Но она долго не сходила, и нам пришлось много раз мылить Капи, прежде чем он наконец снова стал белым.
Дойдя до Сены, мы стали расспрашивать моряков, не видели ли они «Лебедя». Но они только пожимали плечами. Давая, по-прежнему, представления в городах и деревнях, мы через пять недель пришли в Шарантон. Тут мы в первый раз услышали о «Лебеде». Моряк, к которому мы обратились, сказал, что он видел какое-то странное судно с верандой. Маттиа запрыгал от радости, а я стал расспрашивать моряка. Да, судя по его описанию, это был «Лебедь». Два месяца тому назад он прошел мимо Шарантона и поплыл дальше, вверх по Сене.
Два месяца! Значит, теперь он далеко впереди нас. Но это ничего не значит. Мы пойдем за ним и когда-нибудь да догоним его. Ведь госпожа Миллиган часто останавливается, и «Лебедь» подолгу стоит на одном месте.
Мы пошли дальше, сначала по берегу Сены, а потом по течению Ивонны, так как узнали, что «Лебедь» свернул туда. Все прибрежные жители видели его; на нем ехала дама, англичанка, со своим больным сыном.
Мы старались идти вперед как можно быстрее и, останавливаясь вечером на отдых, никогда не жаловались на усталость; представлений мы теперь уже не давали и тратили накопленные деньги.
– Разбуди меня завтра пораньше, – говорил каждый день Маттиа, ложась спать.
И утром мы вскакивали чуть свет и спешили отправиться в путь.
Чтобы нам хватило денег на дорогу, мы начали экономить, и Маттиа объявил, что не станет есть мяса, «так как оно вредно». И мы обедали куском хлеба и крутым яйцом, которое разрезали пополам. Иногда вместо яйца у нас был кусочек масла.
Время от времени Маттиа начинал вдруг вспоминать о разных вкусных вещах.
– Как было бы хорошо, если бы у госпожи Миллиган была все та же кухарка, – мечтал он. – Ты рассказывал, что она делала великолепные сладкие пирожки с абрикосовым вареньем.
– Ты никогда не ел их?
– Никогда, даже не видел. Как, ты говорил, называются эти белые штучки, которыми их посыпают?
– Миндаль.
– Ах!
И Маттиа разевал рот, будто собирался проглотить целый пирожок.
Дорогой мы постоянно расспрашивали о «Лебеде». Все прибрежные жители обратили внимание на это странное судно с верандой. И нам говорили не только про «Лебедя», но и про госпожу Миллиган, «добрую английскую даму», и про Артура, «больного мальчика, который почти постоянно лежал на веранде, но изредка и вставал».
Мы проходили недалеко от города, около которого жила Лиза со своей теткой Катериной, и, конечно, решили повидаться с ней. Я горячо любил всю семью Акена, но больше всех выделял я милую, добрую Лизу.