Для меня не было смысла в том, что я влюбился в парня. В парня. Раньше меня просто не посещала мысль о влечении к мужчине, но сейчас я не мог выкинуть его из головы. Две недели, проведённые порознь, ничего не облегчили — дошло только до того, что я готов был послать своего отца и прыгнуть на первый же рейс до Джорджии. Я не сошёл с ума; я знал, что чувства взаимны. Все эти обещания в темноте, планы на будущее и то, кем мы станем. Мы согласились только на том, что будем вместе. Поэтому я не мог поверить в то, что видел.
Нет… Может быть, это произошло до того, как Лукас приехал в Южный Хэйвен. Может, всё это было…
Мой взгляд зацепился за нижний угол. На фотографиях стояла вчерашняя дата.
К моему лицу прилил жар, пока я пытался понять, что вижу. Почему? Почему Лукас целовал какого-то парня, и что это был за парень, чёрт возьми? Не из школы, это было очевидно. Он встречался с этим парнем всё время, пока мы… Нет. Это было невозможно. Мы проводили вместе практически каждую свободную минуту, так что кто бы это ни был, должно быть, это было некое утешение. Верно?
А затем ещё одна мысль: если у моего отца были фотографии Лукаса, и Лукас, казалось, не замечал тот факт, что его фотографируют, то я мог только представить, какую улику отец нашёл против меня с того времени, что мы были вместе. Меня тошнило от мысли о блестящих глазах отца, который наблюдал за нами двумя. Не удивительно, что он забрал меня из Южного Хэйвена. Если оглянуться назад, наша дружба вела к неизбежному, и было ясно, что мой отец надеялся положить всему конец до того, как наступит точка невозврата.
Слишком поздно, — подумал я, когда мой отец кратко кивнул, давая знак продолжать смотреть, а у меня дрожали руки.
Следующая фотография продолжила прогресс — Лукас накрыл рукой хозяйство парня через джинсы… Господи. Затем, на следующей, блондин задрал майку Лукаса, прижимая его спиной к кирпичной стене. Было ясно, к чему всё идёт, и мне не нужно было смотреть на остальное. Видеть Лукаса с кем-то другим, что он уже двинулся дальше, было как ножом по внутренностям, и этот нож проворачивался и полностью потрошил меня.
Я засунул фотографии обратно в конверт, и мне пришлось дышать через нос. Если я открою рот, может вырваться душащий плач, а я никак не мог сломаться на глазах у отца. Ему не нужно было знать, что он довёл меня, что он победил. Работой его жизни было знать, как разгромить соперника, как сломать его и склонить к своей воле. Он всегда побеждал. Это будет то же самое.
Ничего не показывай. Ничего не выдавай.
Я заговорил только тогда, когда смог сохранять голос сильным. Ровным. Бесстрастным.
— Ты их смотрел? — спросил я, не отводя взгляда от стола.
— Мой частный детектив рассказал мне детали. Мне не нужно смотреть на эту грязь.
— И зачем тебе нанимать частного детектива, чтобы шпионить за каким-то парнем?
Отец пересёк комнату, а затем навис над столом, приближая лицо к моему.
— Видишь ли, Джейсон, я потратил на тебя слишком много, чтобы ты всё это запорол. Для этого парня ты был не больше, чем очередной игрушкой. Ты этого не видишь? Просто одно из многих отвлечений, которые перейдут его дорогу.
Мои руки сжались под столом.
— Это не правда.
— Это правда.
— Мы просто друзья…
— Неверно, — он выпрямился, его большие плечи прятали меня в его тени, его голос отражался эхом от стен. — Вы были просто друзьями. Но это прекращается прямо сейчас. Я отправил тебя в самую дорогую школу страны не для того, чтобы ты вернулся педиком.
Чёрт побери. Вот оно. В открытую, никто не ходил вокруг да около. И я мог только сидеть там, раскрыв рот, не в силах говорить.
Зарычав, мой отец произнёс:
— Он для тебя ничего не значит, слышишь меня? И ты ничего не значишь для него, — он опустил взгляд на конверт на моём столе. — Это можешь оставить себе.
Дверь за ним захлопнулась, стены задрожали. Только после того, как раздался рёв его «Ягуара», отъезжающего по дороге, моё сердце разбилось пополам, и я поддался молчаливым слезам, которые застилали мне глаза. Я снова потянулся к цепочке, но успокоить меня было нечему, никакой частички Лукаса не осталось, чтобы помочь мне осознать, что это было реальностью. Потому что это была реальность… верно? За эти короткие восемь месяцев он стал значить для меня больше, чем кто-либо, кого я знал все свои восемнадцать лет. Но эти фотографии… Боже, они рассказывали другую историю, в которую я бы никогда не поверил, если бы правда не смотрела мне в лицо.
Почему, Лукас? Почему?
Глава 12
Лукас
— Я сжёг их. Все до единой фотографии — я сжёг их все. Мне не нужно было видеть…
Джексон качал головой, будто избавлялся от воспоминания о предательстве. Которое он мог не видеть, но, очевидно, всё ещё чувствовал.
Парализованный на месте, я с трудом собирал вместе кусочки его истории и той правды, которую знал. И пока слова Джексона проникали в мой разум, его слова свелись к одному — нами играли, мы были не более чем пешками в хреновой игре его отца. Наши жизни были такими незначительными, что потребовалось только пару схематических движений, чтобы поставить нас на новые дорожки — раздельные. Навсегда.
— Лукас, я не виню тебя, — сказал Джексон, неправильно растолковав ужас, который отобразился на моём лице. — Я взял и исчез без объяснений, а ты… двинулся дальше. Это была моя вина. Я должен был сказать…
— Я приходил увидеться с тобой, — шёпотом произнёс я, цепляясь за край тумбочки. — К тебе домой.
В мгновение ока на лице Джексона вместо раскаяния отразилось непонимание.
— Ты… Что? Когда?
— На следующий день после выпуска. Я появился на твоём пороге, и мне сказали, что ты не хочешь меня видеть.
От лица Джексона отлила краска.
— Так что, будучи упрямым засранцем, я вернулся на следующий день. И затем на следующий, — я потёр щетину на челюсти, пока вспоминал, как его отец и прислуга по очереди хлопали дверью перед моим носом. Не лучшие моменты, но я отказывался верить, что Джексон не хочет меня видеть. Только… — А потом мне в отель принесли письмо, вместе с цепочкой. Тогда до меня дошло.
Джексон застыл на месте, как красивая, загнанная статуя, глядящая с мраморного постамента. Что крутилось в этой его голове? Наверное, он психанул из-за того, что я прыгнул в самолёт, чтобы преследовать его, как какой-то отчаянный зануда с пятой сцены. Слишком поздно возвращать тот кусок истории, и я всё равно не жалел об этом. Последнее, о чём я думал, это то, что скажет его отец о том, что я появился на севере штата, но, может быть, об этом я должен был подумать первым делом.
Господи, он был тихим. Слишком тихим. Тишина повысила уровень моей тревоги до десяти, так что когда Джексон отказался говорить, даже дышать, наконец, заговорил я.
— Скажи что-нибудь.
Будто выйдя из транса, Джексон моргнул и медленно поднял голову, чтобы встретиться со мной взглядом.
— Я не могу… поверить… что ты это сделал.
Он не может поверить…
— Ты просто ушёл, чёрт возьми, — взорвался я, отталкиваясь от тумбочки, моё возмущение, наконец, поспешно вырвалось, предназначенное для его отца — но его здесь не было, а оно, так или иначе, выходило. Хватаясь за волосы, я ходил по кухне, не глядя в его сторону. — Что ещё я должен был делать? Я не знал, в порядке ты или ранен. Ты просто исчез посреди ночи… Боже. Ты чёртов…
Развернувшись, я врезался прямо в сильное, неподатливое тело Джексона, мои руки поднялись, чтобы зацепиться за его пресс. Это было как цепляться за скалистое горное ущелье. Чёрт побери, мне не нужно было так к нему прикасаться. Не нужно было знать, каково чувствовать его под ладонями или ощущать запах мыла на его коже. Что напоминает мне, что нужно запастись мылом «Ирландская весна» в гостевой ванной. Не то чтобы он снова будет принимать здесь душ. Ладно, Господи, Лукас, отойди. Но прежде чем я смог отодвинуться, Джексон вцепился в мои запястья.
— Ты приехал за мной, — тихо сказал он, хоть его дыхание участилось. Зрачки в его контрастирующих глазах расширились, так что я едва видел голубизну его радужки, отчего глаза впервые стали практически совершенно одинаковыми.
— А ты понятия не имел. Всё это время.
Я не знал, смеяться мне или плакать. Чёрт, мне очень хотелось разбушеваться к чёртовой матери. На кого-то или на что-то… что угодно, что ослабило бы огонь, растекающийся по моим венам.
Я пытался вырываться из его хватки, но Джексон держал меня крепко, и прежде чем я успел моргнуть, он прижал меня к тумбочке. Он был так близко, что я чувствовал на губах его дыхание, видел, как его взгляд опустился к моим губам. Стук дождя по окну исчез на заднем плане, когда Джексон стал единственным, что я видел, а его тихое дыхание единственным, что я слышал.
Он наклонил голову к моей, остановившись достаточно надолго, чтобы у меня было время отстраниться, если бы я хотел. И, может быть, я должен был это сделать. Поцелуй с Джексоном всё усложнит. Это как бросаться в море без спасательной шлюпки или жилета, или какой-либо вещи, чтобы ухватиться и спастись. В этот раз не будет спасения, но хоть на задворках мыслей я знал это, но не мог не подвинуться ближе, чтобы наши губы практически соприкасались.
Правда была в том, что я не хотел признаваться себе, что хочу почувствовать его губы на своих больше, чем хочу дышать, но это была плохая идея. Я знал мужчину перед собой не больше, чем он знал меня, и когда эта мысль появилась в моей голове, я обнаружил, что отстраняюсь от него. Но Джексон не позволил мне далеко уйти. Он сократил расстояние между нами, дёрнув меня вперёд за запястья — а затем его губы обрушились на мои.
Ох, да будь я проклят.
Его внезапное движение застало меня врасплох, и мой мозг завис на пару секунд, пока обдумывал, что происходит. Джексон… целовал меня. Он сделал первый шаг, и его губы прижимались к моим, тёплые и мягкие, побуждая меня раскрыться ему.
Это действительно происходит? Может, я ударился головой о летающий гаечный ключ в мастерской и проделал путь Дороти из Страны Оз, потому что это никак не могло быть реальностью. Я притеснил его, поставил на свою кухню посреди шторма, из которого он не мог сбежать, и закрутил наше прошлое до тех пор, пока оно не подошло под реальность, которая была лучше, чем та, с которой нам пришлось справляться.
Когда зубы Джексона укусили мою нижнюю губу, я вернулся в настоящее, к входу, которого он искал. Когда он уронил мои запястья, мой рот раскрылся, давая ему желаемый доступ, а затем мои руки оказались в его мокрых волосах, удерживая его на месте, в то время как я наклонил голову, чтобы глубже ощутить его язык против своего.
Боже, он был так хорош на вкус. Он целовал меня с голодом, и я отвечал ему тем же, желание большего заставило нас поменяться местами, когда я стал доминировать и прижал его к двери в кладовку. Его пальцы вцепились в мою талию, с отчаянием и желанием, и я выполнил его невысказанную просьбу, прижавшись к его бёдрам своими, стояком к стояку.
Я улыбнулся ему в губы, когда из его рта вырвался стон, глубокий и наполненный желанием. Будто он не мог насытиться. Будто его тело и его губы всегда должны были касаться моих.
Глава 13
Джексон
Я целовал Лукаса Салливана. И не просто в одной из многих безумных снов, которые снились мне годами с тех пор, как я видел его последний раз, а на самом деле пробовал его, будто судьба мира зависела от того, чтобы наши губы не разъединялись. Это было быстро и яростно, и то, как он инстинктивно взял на себя контроль и прижал меня к тому, что было за моей стеной, сделало меня твёрдым как камень. С моим размером, это я всегда был главным, и я не мог отрицать, как это горячо, что кто-то равный мне отвечал так же хорошо.
Руки Лукаса опустились с моих волос на шею, крадя моё дыхание. Это напомнило мне о том, как он впервые поцеловал меня много лет назад, прижав к грубой коре сосны в лесу, который отделял дом его бабушки от школы. Царапины на моей спине не сходили днями, но это стоило того, чтобы, наконец, почувствовать его тёплые губы на своих, поддаться всему этому нарастающему напряжению между нами. До того момента я никогда не целовал парня, и Лукас не облегчил мне задачу — он взял то, что хотел, и я поддался этому, потому что было так чертовски приятно и потому что я никогда не скажу Лукасу «нет». И это было единственное, что тогда пугало меня, — что я никогда не скажу ему «нет».
Но казалось, что сейчас мне не придётся его останавливать, потому что, слишком резко, Лукас отстранился, оставляя между нами слишком много пространства.
— Нет. Этого не будет.
Ошеломлённый, я наблюдал, как он запустил руки в волосы, будто пытался выйти из ступора. Он был возбуждён — это было болезненно очевидно по тому, как натянулись его штаны, но его самоконтроль побеждал.
Насколько дальше я бы зашёл, если бы он захотел? От возможностей у меня по телу бежали мурашки, прямо до яиц, и я потянулся вниз, чтобы облегчить накопившуюся боль, массажируя их грубой рукой.
— Боже, что ты делаешь? — с измученным выражением лица простонал Лукас, наблюдая, как я утешаю сам себя.
Я даже не осознавал, что делаю это. Моя отстранённость в спальне всегда удивляла моих партнёров, но что-то в Лукасе придавало мне смелости, вызывало желание поддразнить и поделиться той частью себя, которую я скрывал. И будем говорить открыто — после этого поцелуя я нуждался в облегчении.
Лукас, закусив губу, сосредоточился на моей руке, пока я гладил себя поверх штанов. Он выглядел наполовину готовым наброситься на меня, наполовину готовым выгнать меня из дома, и я молился, чтобы он определился быстрее. В его глазах боролась нерешительность, его тело напряглось как оголённый провод. Тогда мой большой палец коснулся верхушки моего стояка, и я ахнул, когда Лукас сделал шаг.
Его тело столкнулось с моим, его язык ворвался в мой рот, чтобы завладеть мной. Мои бёдра дёрнулись вперёд от этого, и он ответил взаимностью, позволив своей руке опуститься между нами, чтобы оттолкнуть мою руку и подразнить мою эрекцию.
Вот дерьмо. Ни одна тайная грязная фантазия, которая возникала у меня при мыслях о Лукасе, не могла сравниться с тем, каково было ощущать его рядом с собой, когда он углубил поцелуй, настойчиво массажируя мой член. Я не мог поверить в то, как отвечает моё тело, так сразу и без задней мысли. Кто я такой? Мужчина, который наслаждался ощущением губ другого мужчины на своих больше, чем с кем-либо, кого целовал за всю жизнь. Я совершенно не понимал этого, не знал, в кого это меня превращает, но переживать об этом было последним делом, потому что губы Лукаса двигались идеально синхронно с моими.
Одна из его сильных рук легла на мою грудь, удерживая меня на месте — будто я куда-то денусь — а затем другая рука Лукаса расстегнула пуговицу моих штанов. Он кусал и дразнил мою нижнюю губу, и я простонал от предвкушения. Я знал, к чему всё придёт, если я позволю, и так же как раньше, я не понимал всех «почему», но знал, что тягу, которую я испытывал к этому мужчине, я не чувствовал ни с кем другим. Так что когда я сжал задницу Лукаса, чтобы побудить его к действиям, он потянул вниз мою молнию, а затем накрыл рукой мою эрекцию.
— Чёрт, — выдохнул я, пока он поглаживал меня, от сочетания его крепкой руки и трения моих боксеров, у меня закатывались глаза. Он не был нежным и не колебался, касаясь меня. Это был мужчина, который точно знал, что делает, и это только больше заводило меня.
— Боже, Джексон, — слова Лукаса щекотали мои губы, когда он покачал головой, и его пальцы обхватили головку моего члена. — Я забыл, какой ты чертовски большой.
Моя голова ударилась затылком о дверь, и мне пришлось потянуться к руке, которая могла довести меня до того, что я обкончаю всю его ладонь, если он продолжит.
— Нет, ты не забыл.
Лукас взял меня за подбородок, его глаза блестели дьявольским огнём.