У уроженки Нью-Джерси мисс Аркадии Уокер остались только дальние родственники. Свободная в своих действиях, независимая благодаря значительному состоянию, наделенная беспокойным духом, присущим юным американкам, она вела образ жизни, соответствующий ее вкусам. Уже много лет подряд она путешествовала, побывала во многих европейских странах и находилась в курсе всего, что происходило и о чем судачили в Париже, Лондоне, Берлине, Вене или Риме. Свои впечатления от увиденного или услышанного во время своих бесконечных паломничеств мисс Аркадия Уокер могла обсудить с французами, англичанами, немцами и итальянцами на их родном языке. Образование ее отличалось большой основательностью, о чем позаботился в свое время уже отошедший в мир иной опекун. Она обладала и деловой жилкой и распоряжалась своим состоянием с тонким пониманием собственных интересов.
Всё, что сказано о мисс Аркадии Уокер, может быть симметрично (это слово вполне уместно) отнесено к мистеру Сету Стенфорту. Такой же свободный, такой же богатый, так же любивший путешествовать, объездивший целый свет, он почти не жил в Бостоне, своем родном городе. Зимы он проводил в Старом Свете, посещал великие столицы, где и познакомился со своей отчаянной соотечественницей. Летом же возвращался на родину, курорты которой служили местом встреч для семей зажиточных янки. Здесь он вновь встретился с мисс Аркадией Уокер. Одни и те же стремления сблизили двух молодых и отважных существ, которых собравшиеся на площади зеваки, особенно женского пола, считали просто созданными друг для друга. И правда, оба они были жадными до путешествий, оба спешили перенестись туда, где случались политические или военные перипетии, возбуждавшие всеобщий интерес. Не приходится удивляться, что мистер Сет Стенфорт и мисс Аркадия Уокер постепенно пришли к мысли соединить свои судьбы, что ни в коей мере не должно было внести изменения в их привычки. Отныне вместо двух кораблей, плывущих рядом, появится один, если на то можно надеяться, — великолепно построенный, хорошо оснащенный и оборудованный для плавания по вселенским морям.
Нет, вовсе не спорный вопрос и не судебный процесс привели Сета Стенфорта и мисс Аркадию Уокер к мировому судье этого города. Отнюдь! Выполнив все законные формальности, требуемые компетентными властями Массачусетса и Нью-Джерси, они назначили встречу в Уэйстоне в этот самый день (27 марта), ровно в семь минут одиннадцатого, чтобы совершить действие, которое, по мнению людей знающих, является самым важным в человеческой жизни.
После того как мистер Сет Стенфорт и мисс Аркадия Уокер представились мировому судье так, как мы описали выше, мистеру Проту не оставалось ничего другого, как спросить у путешественника и путешественницы, что именно привело их к нему.
— Сет Стенфорт желает стать мужем мисс Аркадии Уокер, — ответил один.
— А мисс Аркадия Уокер желает стать женой Сета Стенфорта, — добавила другая.
Магистрат склонился перед женихом и невестой в поклоне и произнес:
— Я всецело в вашем распоряжении, мистер Стенфорт, и в вашем, мисс Аркадия Уокер.
В свою очередь оба отвесили поклон.
— Когда вам будет угодно провести церемонию бракосочетания? — продолжил мистер Джон Прот.
— Немедленно! Если вы свободны, — заявил Сет Стенфорт.
— Поскольку мы покинем Уэйстон, как только я стану миссис Стенфорт, — добавила мисс Аркадия Уокер.
По некоторой неторопливости в поведении мистера Прота можно было заметить, что он, а вместе с ним и весь город, сожалеет, что не в состоянии надолго удержать у себя эту очаровательную пару, которая удостоила их присутствием.
Он произнес:
— Я полностью в вашем распоряжении.
И отошел на несколько шагов, приглашая войти в дом.
Но в этот момент мистер Сет Стенфорт спросил:
— А разве необходимо, чтобы мисс Аркадия Уокер и я спешивались?
— Вовсе нет, — заявил мистер Прот. — Можно вступать в брак как конным, так и пешим.
Очень трудно встретить более покладистого магистрата, даже в такой своеобразной стране, как Америка!
— У меня к вам только один вопрос, — продолжил мистер Прот. — Выполнили ли вы все необходимые формальности, предписываемые законом?
— Выполнили, — ответил Стенфорт.
И он протянул судье двойное разрешение, составленное в надлежащей и должной форме в канцеляриях Бостона и Трентона после уплаты налогового сбора.
Мистер Прот взял бумаги, водрузил на нос очки в золотой оправе, внимательно прочел документы, составленные в полном соответствии с законом и снабженные официальной печатью, и сказал:
— Ваши документы в порядке, и я готов выдать вам брачное свидетельство.
Не стоит удивляться тому, что любопытные, число которых значительно возросло, толпились вокруг пары, став невольными свидетелями союза, скрепляемого в условиях, способных в любой другой стране показаться немного странными. Впрочем, подобное обстоятельство не только не смущало новобрачных, но и не вызывало у них неудовольствия.
Мистер Прот вернулся на крыльцо и громко, чтобы все могли услышать его слова, сказал:
— Мистер Сет Стенфорт, согласны ли вы взять в жены мисс Аркадию Уокер?
— Да.
— Мисс Аркадия Уокер, согласны ли вы взять в мужья мистера Стенфорта?
— Да.
Магистрат на несколько секунд задумался, а затем серьезно, словно фотограф, собирающийся произнести сакраментальные слова «Спокойно, снимаю!», продолжил:
— Мистер Сет Стенфорт из Бостона и мисс Аркадия Уокер из Трентона, объявляю вас мужем и женой!
Супруги подвинулись ближе друг к другу и взялись за руки, словно скрепляя только что совершившийся акт бракосочетания.
Затем Сет Стенфорт вынул из бумажника купюру достоинством в 500 долларов и протянул ее судье со словами:
— За ваши труды.
Миссис Стенфорт вынула такую же банкноту и произнесла:
— В пользу бедных.
Затем оба, поклонившись судье, который также почтительно склонился перед ними, отпустили поводья. Лошади тут же сорвались с места и стремительно поскакали в сторону предместья Уилкокс.
А мистер Прот проговорил с видом философа, каким и был на самом деле:
— Нет, я положительно прихожу в восторг от того, насколько легко в Америке вступить в брак! Почти настолько же, как и развестись…
Глава вторая,
в которой читатель попадает в дом мистера Дина Форсайта и знакомится с его племянником Фрэнсисом Гордоном и горничной Митс
— Митс… Митс!
— Господин Фрэнсис?
— Куда же подевался дядя Дин?
— Вот уж не знаю, господин Фрэнсис!
— Может, он заболел?
— Нет, насколько мне известно, но если так будет продолжаться, то наверняка заболеет!
Такими вот вопросами и ответами обменивались молодой, двадцатитрехлетний, человек и старая, шестидесятипятилетняя, женщина в столовой дома по Элизабет-стрит в том самом городе Уэйстоне, где только что был заключен самый оригинальный брак на американский манер.
Этот дом по Элизабет-стрит принадлежал мистеру Дину Форсайту. Ему было пятьдесят пять лет, и он выглядел на свои годы. У Дина Форсайта была большая голова, растрепанные волосы, маленькие глазки, прятавшиеся за очками с очень толстыми стеклами, слегка сутулые плечи, мощная шея, дважды охваченная галстуком, который поднимался до самого подбородка. Он носил мятый широкий редингот, болтавшийся жилет с никогда не застегивавшимися нижними пуговицами, слишком короткие брюки, едва закрывавшие чересчур широкие туфли, колпак с кисточками, спускавшимися назад на седеющую шевелюру. Его морщинистое лицо было гладко выбрито, а не заканчивалось обычной для обитателей Северной Америки острой бородкой.
Таков был мистер Дин Форсайт, о котором говорили его племянник Фрэнсис Гордон и Митс, старая служанка, утром 3 ноября.
Лишившись родителей в раннем возрасте, Фрэнсис Гордон был воспитан мистером Дином Форсайтом, братом своей матери. Хотя ему должно было перейти от дяди некоторое состояние, он не считал это причиной, чтобы предаваться безделью. Точно такого же мнения придерживался и мистер Форсайт. Племянник изучал гуманитарные науки и окончил знаменитый […] университет. Затем освоил право и теперь занимался адвокатской практикой в Уэйстоне, где у вдов, сирот и всех нуждающихся не было более решительного защитника. Он досконально знал все приговоры и постановления и без запинок произносил речи мягким, проникновенным голосом. Коллеги по профессии, и молодые и старые, уважали его. И он сумел не нажить себе ни одного врага. Красивый лицом, наделенный от природы прекрасными русыми волосами, выразительными черными красивыми глазами, элегантными манерами, остроумием без малейшей язвительной нотки, любезный без подобострастия, проявлявший достаточно ловкости в различных видах спорта, которыми страстно увлекалось американское провинциальное общество, он просто не мог не войти в избранный круг молодых людей города и не влюбиться в очаровательную Дженни Хадлсон, дочь доктора Хадлсона и его жены, урожденной Флоры Клэриш.
Но пока слишком рано привлекать внимание к этой юной особе. Еще не наступило время, когда она должна выйти на сцену. К тому же приличествует познакомиться с ней, когда она будет находиться в кругу своей семьи. А такой момент уже не за горами. Впрочем, нам следует проявлять последовательность в изложении этой истории, требующей величайшей точности.
Что касается Фрэнсиса Гордона, то добавим, что он обитал в доме на Элизабет-стрит и собирался его покинуть, несомненно, лишь в день бракосочетания с мисс Дженни. Но мы опять оставим мисс Дженни Хадлсон в покое. Скажем только, что добрейшая Митс была наперсницей племянника своего хозяина и баловала его, словно сына, вернее, словно внука, ведь бабушки, как известно, побили все рекорды материнской нежности.
Митс, образцовая служанка, каких теперь и не сыщешь, принадлежала к ушедшей в прошлое породе, соединявшей в себе свойства одновременно собаки и кошки: собаки — поскольку была привязана к хозяину, а кошки — поскольку привязалась к дому. Как нетрудно догадаться, миссис Митс без обиняков говорила с мистером Дином Форсайтом. Если он оказывался неправым, она выкладывала ему все начистоту. Если он не хотел признаваться в своих ошибках, то ему оставалось только одно: уйти из комнаты, вернуться в кабинет и запереть дверь на двойной замок.
Впрочем, мистеру Дину Форсайту не приходилось опасаться, что там он будет пребывать в одиночестве. Он всегда мог рассчитывать на помощь одного довольно важного персонажа, который также старался уклониться от упреков и увещеваний добрейшей Митс.
Тем человеком был Омикрон, которого, безусловно, прозвали бы Омегой, если бы он не был столь маленького роста. Он перестал расти в пятнадцать лет, достигнув к этому возрасту четырех футов шести дюймов. Под своим подлинным именем — Том Уиф — он, как раз в тот момент, когда перестал расти, поступил в дом мистера Дина Форсайта в качестве молодого слуги, а поскольку нынче ему уже перевалило за пятьдесят, то можно сделать вывод, что он находился на службе у дяди Фрэнсиса Гордона в течение тридцати пяти лет.
Впрочем, следует непременно пояснить, в чем заключались его обязанности на протяжении столь долгих лет: он помогал мистеру Дину Форсайту в работе, к которой питал почти такую же страсть, как и его хозяин.
Следовательно, мистер Дин Форсайт работал?
Да. Как любитель. Но, как станет ясно в дальнейшем, с необыкновенным рвением, усиленным неистовством.
Чем же он занимался? Медициной, правом, наукой, литературой, искусством, бизнесом, как многие другие граждане свободной Америки?
Ничего подобного! Вернее, наукой-то наукой, но определенной наукой — астрономией, однако не той, что требует точных расчетов, связанных с положением небесных тел. Нет, он стремился лишь открыть новую планету или новую звезду. Ничто или почти ничто из происходившего на поверхности земного шара, казалось, не вызывало у него интереса. Он обитал в бесконечном пространстве. Но поскольку там он не мог ни позавтракать, ни пообедать, то ему приходилось по меньшей мере дважды в день спускаться на землю. В то самое утро он заставил себя ждать, чем и было обусловлено ворчание добрейшей Митс, ходившей вокруг стола.
— Он так и не придет? — повторяла она.
— А где Омикрон? — спросил Фрэнсис Гордон.
— Он всегда находится только там, где хозяин! — ответила служанка. — Но у меня не хватает ног, — именно так она выразилась, — чтобы взобраться на его насест.
Насест, о котором шла речь, представлял собой не что иное, как башню, верхняя галерея которой возвышалась футов на двадцать над крышей дома. Если называть вещи своими именами, то это была настоящая обсерватория. Внизу галереи находилась круглая комната с четырьмя окнами, обращенными на четыре стороны света. Там вращались опирающиеся на подставки зрительные трубы и довольно мощные телескопы. И если их окуляры были как новенькие, то вовсе не потому, что ими мало пользовались. Скорее, следовало опасаться, как бы мистер Дин Форсайт и Омикрон не испортили себе зрение, пристально вглядываясь в стекла оптических приборов.
Именно в этой комнате они проводили большую часть дня и ночи, правда, сменяя друг друга от захода до восхода солнца. Они смотрели, наблюдали, углублялись в межзвездное пространство. Их не оставляла надежда на какое-нибудь открытие, которому будет присвоено имя Дина Форсайта. Когда небо было ясным, всё шло более или менее хорошо. Но отнюдь не всегда стояла такая погода на 37-й параллели, проходящей через штат Виргиния. Сколько же в их края устремлялось облаков: перистых, кучевых, дождевых! Безусловно, намного больше, чем требовалось хозяину и его слуге. Сколько горьких сетований они выслушали друг от друга, сколько угроз послали небесному своду, по которому легкий ветерок предательски гнал клочья пара!
В эти нескончаемые прискорбные часы, когда не было ни малейшей возможности вести наблюдения, астроном-любитель повторял, яростно теребя свою и без того взлохмаченную шевелюру:
— Кто знает, может, в этот самый момент новая звезда появилась в поле зрения моего объектива? Кто знает, не упускаю ли я возможности заметить, как пролетает мимо второй спутник Земли… или спутник, обращающийся вокруг Луны?.. Кто знает, не мчится ли поверх этих проклятых туч какой-нибудь метеор, болид, астероид?
— Вполне возможно, — отвечал Омикрон. — Вернее, точно, хозяин. Утром, когда небо ненадолго прояснилось… мне почудилось…
— Мне тоже, Омикрон.
— Нам обоим, хозяин, нам обоим…
— Я! Я, конечно, заметил первым! — заявил мистер Дин Форсайт.
— Несомненно, — согласился Омикрон, утвердительно наклонив голову. — Мне показалось, что это был… что это должен был быть…
— Я утверждаю, — твердо сказал Дин Форсайт, — что это был метеор, двигавшийся с северо-востока на юго-запад.
— Да, хозяин, почти в направлении Солнца…
— Это направление кажущееся, Омикрон!
— Безусловно, кажущееся.
— Это произошло в семь часов тридцать семь минут двадцать секунд…
— Двадцать секунд, — повторил Омикрон, — как я сразу же засек по нашим башенным часам…
— И с тех пор он больше не появлялся! — закричал мистер Дин Форсайт, грозя небу кулаком.
— Нет, хозяин, тучи… тучи… тучи, которые наползли с запада — юго-запада. Не знаю, увидим ли мы за целый день хоть маленький кусочек синевы!..