— Опасаемся,— уклончиво ответил агент.
— То-то я смотрю возле Дворца культуры три кордона. Только ведь могут и с моря. Катер взрывчаткой загрузят — и «Аллах Акбар»!.. Или с воздуха.
Егоров перешел на снисходительный тон: надо же указать французику на те опасности, которых они, возможно, не учли.
— К сожалению, могут,— кивнул Перес,— На то они и террористы. Всего не предусмотришь. До свидания.
На пороге агент помедлил — не пожать ли руки русским полицейским? Но никто из коллег к нему не шагнул, и Перес откланялся.
— Тоже мне граф Перец! — фыркнул Рогов, едва захлопнулась дверь.— Точно шаромыжник. Его бы к нам в розыск поработать... Спесь сбить.
Вася бы очень удивился, если б узнал, что уничижительное «шаромыжник», которое он уверенно считал сугубо русским выражением (от слова «на шару»), имело на самом деле французские корни. После разгрома Наполеона остатки его воинства шлялись по русским деревням и жалобно просили: «Шер ами!.. Хлеб!» Вот крестьяне и прозвали их «шерамыжниками».
— Вася, береги нервы...— посоветовал Плахов.— Сергей Аркадьевич, а это что у вас?
Не то что он не узнал «Макарова», которого Егоров как раз проверял, выудив из сумки матрешек. Узнал. Много раз встречался. Он просто не поверил своим глазам.
— Вы через границу его провезли?! — икнул Рогов.— В самолете?!
— Я, Вася, на задержание без оружия не хожу,— назидательно заявил Егоров, отродясь, впрочем, не бывавший на задержаниях. И зачем-то понюхал ствол.
— А на таможне что сказали?
— Секрет. Русское ноу-хау.
— А все же?
— Правду сказал.
— Да-а,— протянул Василий,— в высшей степени русское ноу-хау..
— Вась,— вдруг взял его за руку Плахов.— А что такое «шаромыжник»?..
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Кал ежа и пресс для рыб
Но чем же так знаменит и удивителен этот Каннский фестиваль, что все билеты на него раскупаются за несколько месяцев, что фестивальный Дворец («Дворец культуры», как назвал его полковник Егоров) окружен тройным кольцом защиты, что пускают на сеансы в этот Дворец только во фраках и вечерних платьях, что русский бандит сравнивает «Пальмовую ветвь» со знаком княжеского достоинства, что...
Чем же так потрясающ и привлекателен этот слет любителей кино? — особенно если иметь в виду, что в мире в год проводится более трехсот фестивалей, то есть, по-существу, новый фестиваль открывается каждый божий день...
Каннский фестиваль придумали в 1939 году. Как бы в пику Венецианскому, который к тому времени подпал под влияние итальянских фашистов. Председателем жюри согласился стать сам Луи Люмьер — тот самый, изобретатель кинематографа. В программе были заявлены американский «Волшебник страны Оз» и советский «Ленин в 1918 году». Открытие намечалось на первое сентября. Но тут подгадили нацисты — в этот день Гитлер напал на Польшу, началась Вторая мировая война, и всем сразу стало не до фестиваля.
Так что по-настоящему первый Каннский состоялся только после войны, в сорок шестом. Так уж совпало, что в конкурсе было тоже сорок шесть фильмов из одиннадцати стран. Правила — в соответствии с политической ситуацией, когда нации наперебой хотели замиряться,— были демократичными: одиннадцать Гран-при, по одному фильму из каждой страны (от СССР приз достался «Великому перелому»).
С того года и отсчитывается история Канн. Со временем фестиваль стал самым «буржуазным» (только здесь на просмотры в главный Дворец не пускают без фрака!) и, соответственно, самым престижным у высокосветской публики.
Поэтому и трудно представить себе более нарядного и праздничного, и вместе с тем изысканного (бразильский карнавал тоже наряден и праздничен, но отнюдь не изыскан) места на свете, чем набережная Круазетт во время Каннского кинофестиваля.
Плыло в вечереющем воздухе нежное глубокое сопрано. То есть Вася и Игорь не знали, что этот голос называется сопрано. Точно так же не знали они, о чем сопрано поет. Если бы они понимали по-французски, их офицерские души, вне всяких сомнений, были бы согреты песней о том, что вся наша жизнь объята снами — точно так же, как земля объята океанами и морями. Но это было и неважно.
Никаких знаний языков не требовалось, чтобы наслаждаться этим манящим пением, искусной подсветкой эстрады, над которой сплетались и расплетались, как змеи, удивительным образом изгибающиеся лучи. Наслаждаться плавными движениями певицы, дородной матроны в белоснежной мантии, которая, подобно сомнамбуле, брела по краю сцены с закрытыми глазами. Рискуя упасть в публику.
Наслаждаться самой этой разнаряженной кто во что горазд — кто в нереально дорогие костюмы, кто в футболки и шорты — публикой, которая дышала как единое существо. Как большая лазурная рыба-кит. И, конечно, удивительным воздухом — почти тропически прогретым, горячим, но вместе с тем впитавшим в себя божественную прохладу моря.
Друзья купили на набережной мороженого. Игорь — фисташково-мандаринового. Рогов, долго тыкаясь в Витрину носом и перебрав десяток вариантов, один изысканнее другого, махнул рукой и взял два шарика шоколадного.
На входе в старый город они увидели человека в строгом черном костюме и с лицом, покрытым густым слоем мела. Или пудры. Короче, Пьеро. В руке он держал игрушечный пистолет. Чуть в стороне стоял стенд с кадром из какого-то гангстерского боевика.
— Рекламирует! — догадался Рогов.
Рекламировал мужчина так: подходил к прохожему, направлял ему в грудь пистолет и нажимал на курок. Из дула выскакивал флажок с рекламой фильма. Мужчина раскланивался и дарил жертве флажок. Жертва была довольна и размахивала флажком в воздухе.
— Пойду, для сына возьму,— обрадовался Рогов.
— Смотри, чтоб не ранил,— серьезно предупредил его Плахов.— Нам еще Демьяна Бедного брать.
Рогов подскочил к мужчине, ударил себя в грудь:
— Стреляй, друг. Пуляй!
Мужчина состроил зверскую рожу, пульнул. Флажок послушно выскочил, как птичка из фотоаппарата. Мужчина протянул его Василию. Тот решительно взял флажок и ткнул в Плахова:
— Два! Ту! Цвай, в смысле! Как по ихнему-то?.. Для друга! Фор ами!
Мужчина — уже с улыбкой — вновь нажал на курок, но флажка не выскочило.
— Сорри, мсье,— развел руками Пьеро.
— Вот жмот! — разозлился Рогов.— Мало мы вам под Бородино дали!..
Он погрозил кулаком вслед рекламному человеку.
— Вась, у него просто обойма кончилась,— урезонивал Плахов.
— Ага, кончилась! Услышал, что мы русские, вот и кончилась. Для своего бы нашлось!.. Дартаньян недобитый!.. Надо на него Анри пожаловаться, пусть проверит — есть у него лицензия вообще?..
В этот момент Василий уже подумал об Анри как о своем человеке.
С трудом обнаружив маленький магазинчик и купив в нем по бутылке пива (в кафе они и маленький бокал ее могли себе позволить — шесть евро, жаба задушит), Плахов и Рогов медленно брели по набережной.
— Эх, хорошо буржуи живут! — умилился Василий.
— Ты с Анри пример берешь?..— искоса глянул Плахов.— Мы тоже неплохо. В Питере, что ли, не так красиво? Красивше в сто раз. Взять Дворцовую площадь — тут таких нет.
— Погода у нас немножко болотистая... Атак — согласен. Еще бы Троицкого поймать — и вообще ажур. Эх, прямо сейчас бы встретил и поймал!..
— Да вот он! — кивнул Плахов.
— Где?! — резко развернулся Василий.
Из дверей отеля выходил импозантный мужчина, в котором Рогов с трудом узнал актера Олега Белова. Под руку его держала женщина в навороченной прическе и ярко-канареечном платье до пят. Платье было настолько длинным, что подметало мостовую.
— Это артист Белов, Игорь!
— Он Троицкого в кино играет.
Их разговор прервал густой тягучий голос:
— Добрый вечер, русские мужики!..
Опера обернулись. С таким странным обращением их окликнул по грудь заросший бородой человек — один из немногих, кто позволял себе футболку и шорты. И грязные стоптанные кроссовки.— Не поможете мотор из отеля на лодку отволочь?
— А ты кто? — подозрительно спросил Рогов. Мужик напомнил ему бомжа, который уже несколько лет тусовался у ихнего родного главка. А однажды даже ухитрился пролезть на охраняемую территорию и две недели ночевал в гараже с оперативными автомобилями.
— Да это Пастухов! — узнал Плахов.— Вы же Пастухов? Путешественник?
— Да-а,— протянул руку Пастухов,— Есть такое. Путешествуем помалеху. Тимофей меня зовут.
— Точно! — хлопнул себя по лбу Василий.— А я тебя с бомжом одним спутал... знакомым. Думаю, как он в Канны попал?..
Плахов деликатно кашлянул.
— Мотор-то где?
— В номере, мать-перемать, на пятом этаже. Организаторы все перепутали. Я просил в порт привезти, а они в отель, да еще в номер подняли. Пятизвездочный сервис, мать-перемать!..
— Ну пошли,— махнул рукой Рогов.— Опять, значит, в круиз? А он, мятежный, ищет бури?
— Вроде того. На веслах через Атлантику. По пути древних галлов. Старт в день закрытия фестиваля, мать-перемать.
— Герой! Гладиатор! — одобрил Рогов и опасливо покосился на швейцара, одетого в униформу, стоившую явно больше, чем зарплата оперативника убойного отдела за календарный год.— А нас сюда пустят?
— Я ж тут живу,— пожал плечами Пастухов, вдруг громко икнул, сильно шмыгнул и вытер сопли рукавом футболки. Швейцар предупредительно распахнул дверь.
— Фести-иваль! — восхищенно прошептал Рогов. В холле отеля стоял мраморный фонтан с наядами или еще с кем-то таким, античным. Пастухов смачно плюнул в фонтан.
Рогов хотел последовать его примеру, но на всякий случай сдержался.
Егоров делил командировочные. Сначала — только предварительно! — разложил деньги на три равные кучки, отобрав в одну из них купюры почище и похрустящее. Сергей Аркадьевич любил, чтобы купюры хрустели. Тогда они кажутся... более настоящими, что ли.
Потом он приступил к дальнейшему делению. Долго размышлял, по какому принципу, и решил —по справедливости. Старшему по званию полагается больше. Каждую из кучек Плахова и Рогова он разделил пополам: по одной половине оставил, а две других половины забрал себе.
Пересчитал свою кучку — сумма получилась неплохая, но немножко недоставало до круглой. Тогда Сергей Аркадьевич решил, что ему — как руководителю группы, ответственному за конечный результат операции,— полагается бонус. Он взял одну купюру от Плахова, одну от Рогова — так, чтобы просто добить до круглой суммы... Конечный результат этой операции Сергея Аркадьевича удовлетворил. Он спустился в город, прошелся вдоль моря, полюбовался рекламным плакатом пип-шоу, но внутрь не заглянул. Заметил вдалеке своих подчиненных, которые вместе с подозрительным бородатым типом перли куда-то тяжелый лодочный мотор.
«Мотор, что ли, скоммуниздили? — с тревогой подумал Сергей Аркадьевич.— Как бы отвечать за них не пришлось...»
Но решил махнуть рукой, потом разобраться. Сейчас было дело поважнее. В желудке урчало, будто кот мурлыкал. Верный признак, что пора перекусить.
Сергей Аркадьевич выбрал кафе под пальмами, которые были по самую макушку обернуты разноцветными электрическими гирляндами. Перелистал меню.
Блюд было много, но все с непонятными названиями.
И без картинок. Вот в китайских ресторанах удобно — там рядом с названиями и ценами публикуются картинки. И все ясно. Ну не все, но многое. А тут вообще ничего не ясно. Выкаблучиваются вечно эти французы.
— Э, гарсон! Бонжур! — кликнул он официанта.— А по-русски нет, что ли?
Официант что-то вякнул по-своему.
— Ну тогда наудачу! — И Егоров ткнул пальцем в первую попавшуюся строчку.— И этого... Пива. Бир!
Про пиво официант понял.
С другой стороны кафе в это время, под другой электрической пальмой, заканчивал свое интервью с актером Беловым известный телеведущий Сергей Шалашов.
— И последний, Олег Иванович, вопрос,— ворковал Шалашов.— Всем известно, что прототипом вашего героя является продюсер фильма небезызвестный Михаил Троицкий... Человек, владеющий яхтой стоимостью четыре миллиона долларов.
— Предвижу, Сергей, ваш вопрос. Мне уже приходилось на него отвечать. Играю ли я реального Троицкого?
— Инвестируете в его образ свое обаяние, так скажем ...
— Но я актер и создал тот образ, который задали мне режиссер и сценарист. А каков Троицкий в реальности — не мне судить.
— И, конечно, вы не даете оценку поступкам своего героя?..
— И, конечно, не даю!.. Повторяю: я актер! Оценку пусть дает зритель.
— А помните случай с Де Ниро, которому здесь, на Каннском пляже, досталось от полицейских за то, что он сыграл мафиози? — спросил, разумеется, Шалашов.
— Конечно, помню, Сергей! Но ведь это было так давно! С тех пор полицейские стали куда более цивилизованными! Во всяком случае, мне бы хотелось так думать,
— А с Троицким вы встречались? Может быть, знаете его мнение о фильме?
— Я с ним далее не знаком. И мнения его не знаю. Но думаю, оно положительное, раз он выпустил фильм. Режиссер говорил, что замечаний не было.
— Спасибо, Олег Иванович! Желаем вам и вашему фильму успеха.
В это время их и заметил Егоров, возвращавшийся из туалета, где долго не мог найти кнопку подачи воды в умывальнике. Прислушался к разговору. Оператор выключил камеру. Белов, очевидно, торопился и быстро ушел.
— Вы ведь диктор? С телевидения? Я узнал,— подошел Егоров к Шалашову, протягивая ему широкую ладонь.
— Я Сергей Шалашов. У меня программа «Тихий дом»,— ведущий, повременив секунду, ответил на рукопожатие.
— Точно! — радостно согласился Егоров.— А я из милиции! Подполковник Егоров. Из Петербурга. Ваш земляк.
— У вас ко мне какие-то претензии? Невский не там перешел? — съязвил Шалашов.
— Не знаю...— растерялся Егоров.—Я вот хотел спросить — я заказал что-то, а языка не знаю... ткнул что-то пальцем. Переведите, что это?
Егоров взял со столика Шалашова меню, нашел там свою строчку.
— Боюсь, вы заказали икру морского ежа,— глянул в меню образованный телеведущий.
— И как это — вкусно?..
— М-м-м... сильно на любителя. Скажу по секрету, иногда это блюдо называют «калом морского ежа».
Егоров икнул. Потом подумал, что можно и не есть, зато будет что рассказать.
— Ну и ладно. Я здесь, вообще, по делу, но очень хочу на фестиваль. Это моя мечта. Может, поможете?
— Сожалею, но лишен такой возможности,—холодно ответил Шалашов. Ему вспомнилась реплика из популярного фильма для простонародья: «Хитры вы, легавые, с подходцами вашими...»
— А может, тогда подскажете, где билет достать?
— Если только у спекулянтов. Они там у Дворца крутятся.
— И на том спасибо. Это вам сувенир! Егоров протянул Шалашову матрешку. Тот очень удивился. Матрешку ему дарили впервые в жизни. Пожалуй, можно передарить ее какому-нибудь западному Кинематографисту.
Мотор оказался тяжелее, чем можно было предположить. Пока из номера на улицу выперли — выдохнись. А еще через полнабережной тащить...
Весит жуть как много, будто там внутри не ремни и детали, а какой-нибудь тяжелый металл. Уран, например. Не занимается ли Пастухов особо дерзкой международной контрабандой? Везет в моторе уран, а то еще Чего похлеще, к нему там подлетает вертолет посреди океана... Забирает товар, оставляет деньги. Там ведь, в бескрайних водах, пусто, никого нет, делай что хочешь...
— Для чего тебе это? — поинтересовался Рогов.— Ты ж на веслах рекорд ставишь.
— На случай критической ситуации. А то в прошлый раз возле Азор попал в болтанку, думал не выгребу, мать-перемать. Всю жизнь свою вспомнил, попрощался со всеми... Хорошо, рыбаки вовремя подошли.