Но через некоторое время до моего слуха дошел какой-то странный шорох, будто кто-то скользит по траве. Я стал прислушиваться и уже хотел крикнуть… Но тут же сообразил, что с этой, правой стороны, откуда шли подозрительные звуки, господин Уолстон и Эрнст появиться не могли… К тому же они не стали бы прятаться, а громко окликнули бы меня и мы давно обнимали бы друг друга.
В таком случае это тихо подкрадывается какой-то хищник или скорее всего змея, стал строить я предположения.
И не успел я подготовиться к обороне, как из темноты выскочили четыре чернокожих существа, нет… не обезьяны, как мне показалось в первое мгновение. Это были человеческие существа. Одним прыжком они оказались возле меня и быстро заговорили на непонятном языке. Не оставалось сомнений: передо мною дикари! Дикари на нашем острове!
Меня тотчас опрокинули, и два острых колена уперлись мне в грудь… Затем связали руки, подняли с земли, схватили за плечи и толкнули вперед, заставляя идти быстро, почти бегом.
Один из чернокожих завладел моим оружием, другой — охотничьей сумкой. По всему видно, что убивать меня они не собираются, по крайней мере сейчас.
Мы шли всю ночь, неизвестно, в каком направлении. Но скоро я заметил, что лес стал редеть… Лунный свет, проникая сквозь листву, падал на землю. Вне всякого сомнения, мы приближались к берегу.
Ах! Дорогие мои родители, друзья! Не о себе я думал в те минуты! Мои мысли были только о вас, об опасности, угрожающей обитателям Новой Швейцарии с появлением на острове туземцев! Стоит им только добраться по берегу до реки Монтроз, достичь Восточного мыса, как они, минуя его, окажутся в бухте Спасения у ворот Скального дома! А если дикари появятся там до прихода «Ликорна», вы не сможете их одолеть.
— Но ты, Жак, кажется, сказал, что дикари достаточно далеко от Земли обетованной, — перебил его отец.
— Да, относительно далеко, отец, на расстоянии пяти-шести лье к югу от реки Монтроз, значит, от Скального дома — в десяти лье.
— Прекрасно! Дней через пятнадцать, а может быть и раньше, «Ликорн» должен бросить якорь в бухте Спасения, и тогда нам нечего бояться. Но продолжай рассказывать, сын!
— …Мы шли всю ночь, ни на минуту не останавливаясь, чтобы отдохнуть, на рассвете достигли наконец скалистого берега.
У подножия скал я увидел около сотни темнокожих с полуобнаженными телами, словно выточенными из черного дерева. Эти канальи лежали, скрючившись, в гротах, испещривших весь берег. На песчаной полосе, у моря, стояло несколько пирог. По всей вероятности, это рыбаки, и их прибило восточным ветром к нашему острову.
Они тут же окружили меня и стали разглядывать с таким изумлением, будто видели белого человека впервые. Впрочем, так скорей всего и было: ведь корабли из Европы сюда не заходят.
Но это продолжалось недолго. Удовлетворив свое любопытство, они спокойно отошли в сторону и снова впали в свойственную им апатию. Мне они не только не сделали ничего худого, но даже накормили жареной рыбой, и я проглотил ее с жадностью, так как давно умирал от голода, и утолил жажду водой из ручья, протекавшего рядом.
Я увидел с радостью свои ружье и ягдташ лежащими под деревом. Дикари явно не знали предназначения этих предметов и равнодушно бросили их. Я дал себе слово при первой же возможности угостить черномазых несколькими зарядами… А вскоре ситуация коренным образом изменилась.
Около девяти часов вечера из леса, примыкавшего к скалистому берегу, стал вдруг доноситься страшный шум. Виновники его вскоре обнаружились. Это целое стадо слонов — тридцать великанов — неспешным шагом двигалось вдоль русла ручья. Появление огромных животных привело чернокожих в неописуемый ужас. Несомненно, они видели в первый раз этих чудовищ с носами необычной длины, заканчивающимися неким подобием пальца. Когда же эти хоботы стали подниматься, изгибаться и, наконец, издавать страшные трубные звуки, дикари в панике бросились врассыпную. Одни стали взбираться по скалам, другие пытались спустить в воду пироги. А слоны добродушно поглядывали на весь этот переполох.
Я же увидел в этом событии лишь удобный случай для бегства. Не раздумывая и не дожидаясь, чем кончится эта встреча дикарей со слонами, я бросился наутек. Пройдя немного, наткнулся на Буланку, преданно ожидавшую меня. Само собой разумеется, я не забыл захватить ружье и ягдташ, без этого в лесу не обойтись.
— Я шел всю ночь, весь следующий день, останавливаясь ненадолго, чтобы добыть дичь, быстро приготовить ее и проглотить.
Лишь на вторые сутки я достиг правого берега Монтроза, как раз неподалеку от порогов. Теперь я понял, где нахожусь… Я нашел ручей, в окрестностях которого мы с отцом бродили совсем недавно. От него повернул на запад, потом пересекал леса и равнины, пока не оказался у Зеленой долины. После полудня миновал ущелье Клюз. Представляете себе, каково было бы мое отчаяние, если бы, добравшись наконец до Скального дома, я узнал бы, что вы отправились на мои поиски, да еще морем!
Таковым был довольно обстоятельный рассказ Жака. Лишь два-три раза его прерывали для необходимых пояснений.
Прежде всего, кто эти дикари? Откуда явились? Можно предположить, что скорее всего — из Западной Австралии, самой близкой к Новой Швейцарии земли, если только не существует еще какая-нибудь группа островов в этой части Индийского океана, таких же неизвестных, как и вторая родина колонистов до прихода сюда английского корвета.
Но если туземцы с Австралийского континента, а значит, это самые дикие племена даже среди представителей своей расы, то как могли они пересечь на своих пирогах значительное расстояние в триста лье? Остается лишь предположить, что их забросило сильным ветром, неожиданно изменившим свое направление.
А сейчас, после встречи с белым человеком, дикари будут знать, что остров населен людьми другой расы. Что же они предпримут? И следует ли опасаться, что, плывя вдоль берега, они достигнут бухты Спасения и окажутся вблизи Скального дома?
Правда, скоро прибудет «Ликорн». Недели через две колонисты надеются услышать его пушечный салют. И когда в нескольких кабельтовых от берега судно станет на якорь, никакая опасность уже не страшна!
Сегодня пятое октября, а значит, со времени ухода корвета прошел почти год. Предполагается, что его отсутствие не должно длиться больше года.
Теперь оба семейства ожидали появления «Ликорна» в открытом океане каждый день, а на Акульем острове все готово, чтобы ответить на пушечные залпы, которыми капитан корабля непременно поприветствует флаг Новой Швейцарии, развевающийся теперь на пике Йоханна Церматта.
Поэтому обитатели острова посчитали всякие серьезные приготовления к обороне против возможного нападения дикарей излишними. Скорее всего, напуганные появлением слонов, туземцы поспешили оставить остров и убрались восвояси, к своим австралийским или другим берегам. Стоит ли в таком случае прерывать обычные дела? И колонисты ограничились тем, что стали внимательнее, чем прежде, следить за горизонтом.
На следующий же день после появления Жака колонисты возобновили прерванные работы. Главная забота теперь — строительство часовни, а колонисты надеялись завершить его к прибытию «Ликорна». Возведены уже четыре стены до высоты кровли. Через круглый просвет в стене освещается пространство за предполагаемым алтарем. Строительством руководил Уолстон. По его предложению остов часовни обили бамбуком, чтобы никакие проливные дожди не были ей страшны. Внутренним убранством занялись женщины, а на их вкус можно положиться.
Все работы надеялись завершить к пятнадцатому октября. Именно к этому сроку колонисты и ожидали прибытия «Ликорна», хотя они понимали, что с учетом дальности маршрута и многих других непредвиденных обстоятельств срок может удлиниться еще дней на восемь — пятнадцать. Так что надо набраться терпения и не впадать в панику…
Но минуло девятнадцатое октября, а долгожданный пушечный выстрел, извещающий о прибытии «Ликорна», пока не прозвучал.
Самый нетерпеливый из всех, Жак, оседлав онагра, отправился на Панорамный холм, откуда рукой подать до мыса Обманутой Надежды. Но и там его встретило пустынное до самого горизонта море.
Двадцать седьмого октября он повторил поездку, но результат все тот же.
И тогда уже нетерпение обитателей Новой Швейцарии перешло в беспокойство. Пытаясь как-то снять появившееся в маленьком обществе напряжение, Церматт часто повторял:
— Что за беда! Две-три недели — не такая уж большая задержка.
— К тому же у нас нет полной уверенности в том, — поддерживал его обычно Уолстон, — что «Ликорн» смог покинуть Англию в назначенный срок.
— Но Адмиралтейство не станет особенно медлить с принятием новой колонии во владение страны, — заявила простодушная Мери Уолстон, на что ее супруг мог только насмешливо улыбнуться. Он прекрасно знал, что Адмиралтейство его величества английского короля не имеет обыкновения торопиться из-за чего бы то ни было.
И колонисты продолжали терпеливо дожидаться и упорно вести наблюдения и за мысом Обманутой Надежды, и за Восточным мысом. Несколько раз в день они направляли подзорные трубы на восточный берег, названный бухтой Слонов после рассказа Жака о последних событиях. Ничего похожего на пироги или фигурки чернокожих, покидающих остров. Скорей всего, дикари его уже оставили сразу после встречи со слонами. Если же, вопреки предположениям, они все-таки появятся из-за Восточного мыса и направятся в бухту Спасения, разве колонисты не смогут сами остановить их нашествие залпами с батареи на Акульем острове или с высотки у Скального дома? Конечно, лучше всего обороняться с моря и гораздо хуже — с суши, в особенности если дикари проникнут через ущелье Клюз. Тогда попытка сотни чернокожих взять приступом Скальный дом может закончиться для его обитателей плачевно. Хотя и в этом случае можно спастись, укрывшись на Акульем острове и выдержав там осаду до прихода «Ликорна».
Но вот уже и октябрь близится к концу, а на горизонте — никаких признаков английского корвета. Едва проснувшись, жители Скального дома каждый раз с надеждой прислушивались, ожидая звуков пушечных выстрелов. Выйдя на берег, они первым делом устремляли свои взгляды в открытый океан, всматриваясь до боли в глазах в безбрежное водное пространство.
Погода последнее время держалась устойчивая, с восходом солнца еле заметная дымка тут же рассеивалась, океан — по-прежнему тихий и спокойный, но на его водной глади пока не видно вдали долгожданного белого паруса…
Настало седьмое ноября. Все маленькое общество направилось на Панорамный холм в надежде увидеть оттуда в океанской дали английский корвет. Взоры колонистов обращались то к востоку, то к северу. И если со стороны мыса Обманутой Надежды они ожидали осуществления самых заветных своих желаний, то с Восточного мыса — только бед и опасностей.
Обитатели Новой Швейцарии долго стояли на вершине холма, безмолвные и охваченные смешанным чувством надежды и тревоги.
Глава XVII
Штиль в океане. — Восемь дней в шлюпке. — Разговор на палубе. — Долгожданный бриз. — Земля!..
Ночь была такой темной, что с трудом различалась линия, разделяющая море и небо, обложенное тяжелыми рваными тучами, низко нависшими над океаном. То и дело сверкала молния, сопровождаемая гулкими раскатами грома, и тогда огромное пространство океана ярко освещалось. Потом все вокруг опять становилось мрачно и пустынно. Ни одна волна не пенилась на морской поверхности, везде лишь легкое равномерное колыхание мелкой зыби со светлой рябью. Даже малейший ветерок не освежил эту беспредельную водную гладь, а воздух так наэлектризован, что над водой поблескивают фосфорические искорки и огоньки святого Эльма на верхушках мачт. И хотя прошло уже пять или шесть часов, после того как село солнце, все еще держалась удушающая дневная жара, нисколько не уменьшаясь.
Большая шлюпка, наполовину прикрытая палубным настилом, мерно покачивалась на лениво перекатывавшихся волнах. В такт этой качке слышалось лишь слабое хлопанье кливера и фока.
На корме шлюпки виднелись силуэты двух мужчин, тихо переговаривающихся между собой. Один из них крепко держал румпель, стараясь уменьшить покачивание шлюпки из стороны в сторону. По всему видно, что это был опытный моряк: лет сорока, коренастый и сильный, крепкого телосложения. В его облике не замечалось следов усталости, лишении или душевных переживаний. Это был боцман, англичанин по происхождению, по имени Блок, а еще точнее Джон Блок.
Собеседник боцмана выглядел значительно моложе, на вид лет двадцать, не более. И вряд ли морское дело было его профессией.
На носу шлюпки, под настилом или банками, лежали люди, и среди них — пятилетний ребенок. Бедное дитя жалобно всхлипывало, а мать старалась успокоить его ласковыми словами и поцелуями.
Перед мачтой, на настиле, возле шкотов кливера, взявшись за руки, сидели двое. Неподвижные и молчаливые, они, по-видимому, предавались самым отчаянным мыслям. В густом мраке лица друг друга можно было видеть только при бликах молний.
Иногда в глубине шлюпки поднималась чья-то голова, но тут же бессильно падала вниз.
И только боцман с молодым человеком продолжали свою тихую беседу.
— …Я внимательно осмотрел горизонт во время заката солнца, — говорил боцман, — увы, ничего похожего на берег или парус… Но… будем надеяться. То, что не видно вечером, может обнаружиться утром.
— Но, боцман, — произнес его молодой собеседник, — завтра нам просто необходимо пристать к какому-нибудь берегу, иначе… через сутки-вторые никого не останется в живых…
— Знаю, знаю, и не сомневаюсь, что земля непременно должна показаться. Ведь острова и континенты для того и существуют, чтобы в самые тяжелые моменты к ним могли пристать отважные мореплаватели, — успокаивал его боцман.
— Да, но при условии, что им помогает попутный ветер…
— Для этого он и существует… Но сегодня, к несчастью, ветер занят в другом месте, возможно в Атлантическом океане, или на просторах Тихого, а здесь, он, увы, не способен даже надуть мою шапку… Да… Уж лучше бы поднялась буря и выбросила шлюпку на любой берег.
— Или поглотила бы ее в волнах… — мрачно добавил юноша.
— Только не это, нет, нет, только не это, — запротестовал боцман.
Из всех вариантов этот был, конечно, самый неподходящий.
— Кто знает, кто знает, боцман, — печально произнес юноша.
Собеседники умолкли на несколько минут, задумавшись, прислушиваясь к легкому плеску волн у бортов суденышка.
— Как там наш капитан? — возобновил разговор молодой человек.
— Гарри Гульд — очень мужественный человек… Эти негодяи чуть не убили его… Рана на голове причиняет ему большие страдания, но как стойко он все переносит! Страшно подумать, что все случившееся — дело рук офицера, которому наш бедный капитан так доверял! Этот негодяй подбил матросов на бунт! И должен за это поплатиться! Уверен, что в один прекрасный день, а может быть вечер, он будет повешен на рее.
— Презренный… подлый, — повторял молодой человек, в ярости сжимая кулаки. — Наш бедный Гарри Гульд… Это вы, Блок, перевязывали его сегодня вечером?
— Конечно. Как только я перенес его в укромное местечко под настилом и наложил компресс, он пришел в себя и заговорил… Но каким слабым голосом! «Спасибо, спасибо, Блок», — вымолвил он еле слышно. Как будто я делал это ради благодарности! «А земля, земля?!» — сразу заволновался он. «Не беспокойтесь, капитан, — успокоил я его, — она где-то, должно быть, совсем недалеко…» Гарри Гульд посмотрел на меня недоверчиво, и глаза его закрылись.