Что-то пауза затянулась… Похоже, сержант до этого не рассмотрел, кто же это в подведомственном имуществе копается. Думал, уголовники или дезертиры какие.
«А может, прессануть его? – мелькнула мысль. – Как там в «веселые девяностые» говорили? «На базаре съехать». Тем более что Люк прикрывает».
Набравшись наглости, но не забывая, что «наган» в руке у сержанта – настоящий, я собрался с духом и командным голосом гаркнул:
– Сержант! Ко мне!
Тот машинально сделал два шага ко мне. Я решил развить успех:
– Старший лейтенант госбезопасности Садовский! Спецгруппа Особого отдела! Ваши документы! – А в голове пульсировало: «О боже! Что за херь я несу!»
Сержант в замешательстве слегка опустил ствол «нагана». Потом, видимо, сомневаясь, посмотрел на меня и, запинаясь, произнес:
– Сержант госбезопасности Дымов. Ваши документы! – Но прозвучало это совсем неубедительно, а наоборот – испуганно.
Левой рукой демонстративно потянувшись к нагрудному карману (там и вправду я ношу паспорт, удостоверение и права), я качнулся влево и, взяв на контроль «наган» правой, завернулся гэбэшнику за спину. Подбив коленей, левой захват за шею – и «наган» у меня в руке, а сержант повис на ослабевших ногах, удерживаемый от падения моими пальцами на кадыке и стволом «нагана» у своего правого глаза.
– Старший лейтенант Серов, – позвал я Люка, – доложите обстановку!
– Все путем, он один, – донеслось откуда-то из травы.
– Ну что, сержант, поговорим?
Ответ сержанта получился несколько неуверенный:
– Д-да.
Хотя не знаю, как бы я отвечал с дулом «нагана» у виска.
– Давай, садись у заднего борта. На колени! Ноги скрести сзади… Так, а теперь задницей на них садись!
По лицу этого сопляка было видно, что он ничего не понимает.
– Ну что ж, начнем, помолясь. – Услышав последнее слово, сержант вздрогнул.
– Сидеть! – зарычал я на него. – Откуда же ты, глупый, улепетывал с бумажками своими?
Лицо его закаменело, и он ожег меня взглядом:
– Ничего не скажу тебе, гадина фашистская!
– Сержант, ты не понял? Мы – свои! А уж за меры предосторожности я у тебя прощения потом попрошу. Якши?
– Что? – переспросил он.
– Это – «хорошо» по-татарски. Но мы отвлеклись… Так откуда и куда вы следовали, товарищ сержант?
– И… из Заславля выехал, еще неделю назад… А тут немцы прорвались… Все время по лесам прятались… Щелоков, шофер наш, предложил пальбу переждать, а уж потом, как стихнет, до своих добираться…
– А откуда вы выскочили и почему немцев не видели?
– Там дорога лесная на смолокурню ведет… Мы на ней прятались… А как на поле выехали – нам солнце в глаза… – Я посмотрел на дорогу, действительно, хотя прошло около двух часов, солнце еще низко висело над «нашим» лесом, отчего, смотря на дорогу, приходилось щуриться. Между тем сержант продолжал:
– Ну а как стрелять начали, так в Щелокова сразу и попали, а я успел выскочить с другой стороны… Потом немцы зачем-то по лесу с другой стороны дороги стрелять начали, а я и спрятался в кустах… А как стихло, так я и к машине пошел… Я сумку свою с документами забыл… – И он покосился на командирскую сумку, висевшую у меня на шее.
– Тебя как звать-то? – Я начал испытывать уважение к этому пацану – ему было страшно, его единственного попутчика убили, но он все равно вернулся…
– Але… Алексей, товарищ старший лейтенант.
– Что в машине? Ну, кроме картотеки и дел? – поинтересовался я.
Он начал было отвечать, но закашлялся…
Я достал из чехла, висевшего сзади на поясе, флягу и бросил ему. «Черт, она же пластиковая!» – подумал я, но было поздно пить боржоми. Непривычная легкость фляги не смутила Алексея. Торопливо отвернув крышку, он начал жадно пить. Выхлебав примерно половину содержимого, он с сожалением завернул крышку.
– А у вас курить нету, товарищ старший лейтенант? А то я пять дней ничего не курил… – И он просительно уставился на меня.
– Конечно, минутку. – Я машинально полез в карман, но на полпути остановил руку. «Там же у меня «Данхилл» лежит!» Подумав еще пару мгновений, я достал одну сигарету и, быстрым движением оторвав фильтр и спрятав его между пальцами, протянул сигарету сержанту. Потом как будто что-то щелкнуло у меня в голове, я взял сигарету в рот, прикурил ее, спрятав зажигалку в ладонях, и снова протянул Алексею. Тот торопливо взял ее, с наслаждением затянулся и блаженно прикрыл глаза. «Эк его повело!» – подумал я, но что-то мне подсказывало, что бдительность снижать рановато.
Алексей открыл глаза и сказал:
– Какой табак у вас хороший, товарищ старший лейтенант. Мягкий и ароматный. Я такого никогда не пробовал. Фабрики Урицкого?
В этот момент в ухе у меня заголосило:
– Тоха, это Тотен, справа немцы. Мотоциклы!
Мы сидели в тени полуторки, так что сразу заметить с дороги нас было трудновато.
– Так, сержант, мухой в кузов и замри там. На дороге немцы! – прошипел я, откатываясь в сторону. На мгновение Алексей замер, но, довольно быстро сообразив, что к чему, с трудом встал (ага, не зря я его так сажал – через пять минут ноги у непривычного человека затекают так, что только держись) и полез в кузов.
– Тотен, Арт в канале.
– На связи.
– Докладывай обо всех перемещениях. Мне солнце в глаза бьет.
– Колонна идет. Впереди – мотоциклисты, за ними – броневик, дальше – грузовики. Много.
– Понял тебя. Отбой. Люк, ты где?
– От машины метров тридцать левее и полста – тебе за спину. Под кустом.
– Понял тебя. Без команды не стреляй.
Интересно, если сержант меня слышит, какие мысли у него в голове бродят?
А колонна все шла и шла… Я насчитал уже пятнадцать грузовиков с пехотой… А учитывая, что это были трехтонки, в каждую из которых влезает по два отделения немцев, то мимо нас проезжал как минимум батальон…
На солнышке нам пришлось проваляться почти два часа. Я лежал и зачем-то считал: восемьдесят четыре грузовика с пехотой, две батареи противотанковых «колотушек», минометчики, какие-то части обеспечения. Ну точно, полк. Потрепанный только. А может, и нет, штаты немецкой пехоты я помнил, честно говоря, не очень. Когда вдалеке показался хвост колонны, я с облегчением вздохнул. Как оказалось – напрасно. Внезапно один из мотоциклов арьергарда притормозил на обочине.
– Тотен, Арт в канале. Что там?
– Здесь Тотен. Гадят, сволочи.
В бинокль я разглядел мотоцикл с коляской, у которого скучал рослый унтер. Тут я заметил, что два его кореша, видимо, сделав то, для чего они спустились в придорожную канаву, вылезли не обратно на дорогу, а на поле. По их жестикуляции мне стало понятно, что один предлагает посмотреть нашу машинку. Вот весело-то! Я нажал тангенту:
– Люк, здесь Арт. Сможешь, если что, снять дятла на дороге?
– Не вопрос. Тут всего-то метров двести пятьдесят.
– Чудненько, но давай решать – ноги сделаем или попробуем стволами разжиться?
– Я бы рискнул.
– Я тоже. Попробую накоротке из «нагана» их пострелять. Как начну – снимай унтера.
Черт, чуть не забыл этого Дымова предупредить. Я трагически зашептал:
– Алексей, к грузовику идут немцы. Двое. Мы будем их брать. Сиди тихо. – А в ответ ничего. Ну и ладно, есть дела поважнее. На всякий случай я потянулся проверить, как вытаскивается нож из ножен, но вспомнил, что «сог» я оставил под машиной. Пришлось лезть за спину за «камилуссом». Зачем, спросите вы? А я считаю, что нож и пистолет лучше, чем просто пистолет или просто нож. Минуты, прошедшие до того момента, как немцы подошли на полсотни метров, показались мне часами. Внезапно вспотели ладони. Двигаясь очень медленно, я положил нож и пистолет на землю и так же медленно вытер ладони о штаны. Колени ходили ходуном. Тонкая противная струйка пота проползла вдоль позвоночника. «Ну же, гады, ну же…» Потом пришла другая мысль: «Ну зачем ТЕБЕ это? Героем себя почувствовал? Пусть этим профи занимались бы – Фермер, Бродяга или тот же Люк».
Веселые голоса немцев приближались… Вот они остановились у левого переднего колеса – точно с противоположной стороны машины от меня. Глубокий быстрый вдох. Медленный выдох. Вдох. Выдох. Вдох. Так. Один полез в кабину, а другой, я вижу со своей позиции, пинает тело несчастного Щелокова. Выдох. И я быстро перекатываюсь под машиной. Выпускаю из руки «наган» и хватаю «сог»… Вдох… Еще один перекат… Выдоооох… Я, вставая, бью немца правой рукой в живот… Сто двадцать миллиметров нержавеющей стали, практически без сопротивления, входят в тело. Дернув его на себя, так, чтобы он пролетел к кузову, всаживаю второй нож в почку тому, кто ковыряется в кабине… Его выгибает, и я вижу широко раскрытый в беззвучном крике рот… Выстрел… Где-то на периферии моего поля зрения падает на дороге немецкий унтер.
Время опять потекло с нормальной скоростью. Немец, выдернутый мною из кабины, падает на тело водителя. Чуть поодаль хрипит и бьется в конвульсиях другой. Резко и внезапно меня скручивает приступ тошноты… Когда я, сплюнув тягучую желчь, поднимаюсь с колен, ко мне подбегает Люк. Он что-то говорит… Не понимаю… Мотаю головой, силясь понять…
– …силен ты! Фермер мне говорил, но я не верил… Я и глазом моргнуть не успел… – Тут он останавливается, внимательно смотрит мне в лицо.
– Первые, да? – участливо кладет руку мне на плечо, в другой руке – фляжка. – На, Тоша, глотни!
Машинально делаю глоток. «Оппа-па!» – глоток «Степного бальзама», опалив огнем горло, скользнул по пищеводу и гранатой взорвался в пустом желудке. Я сел на землю, тупо глядя перед собой. Поднял голову:
– Сань, стволы собери. И проверь там этого… В кузове.
Через пять минут все сделано. Немцы оттащены в кусты совместными усилиями Люка и милиционера. Мы стали богаче на два немецких карабина, аж целых три гранаты-толкушки и «ТТ», найденный у одного из фрицев. К нашему счастью, одинокий выстрел, похоже, никто не услышал. Время делать ноги.
– Сержант! Ключи от сейфа у вас есть? – спрашиваю Дымова.
– Да, товарищ старший лейтенант, а зачем они вам? – спрашивает он с изрядным пиететом. Похоже, скорость, с которой я «упорол» двух рослых немцев, произвела на него впечатление. Правда, как я блевал, он не видел.
– Забрать из сейфа документы, печати и бланки.
– Но зачем, точнее, почему только это? А как же дела?
– На весь этот хлам у нас сейчас ни времени, ни сил нет. А насчет остального… Ты же не хочешь, чтобы немецкие диверсанты с подлинными документами у нас в тылу шлялись? – подворачивается на язык правдоподобное объяснение. – Со штампами твоего райотдела и на подлинных бланках!
Больше ничего объяснять не надо. Метнувшись в кузов, он недолго звякает там ключами и буквально через пару минут спрыгивает, держа в руках плотно набитый сидор.
– Тотен, доложи обстановку! – связываюсь я с нашим наблюдателем.
– Все пучком, командир! – И уже совсем другим тоном добавляет: – Тоша, ты как?
Все-таки заботливый он у нас.
– Нормуль, Алик. Бди! Мы идем.
Подошедший Люк протягивает мне один из «маузеров». Потом задумчиво смотрит на полуторку:
– Палить будем?
– Зачем? Только себя выдавать. Ходу мужики, ходу.
Сайгаками добежав до дороги, мы засовываем тушку унтера в коляску мотоцикла. Горло у него пробито пулей Люка. С «полпинка» запустив мотоцикл («БМВ Р12» – солидная вещь!), кое-как съезжаю с дороги в кусты. Совместными усилиями вытолкав транспортное средство из кювета, мы откатываем его метров на пятнадцать от дороги. Передав карабин Тотену, нагло присваиваю унтерский МП-38. Машинка неплохо мне знакома: тяжела как зараза, но если нормально ухаживать – не подводит. К тому же как ее разбирать, я знаю. Знакомые питерские «поисковики» в свое время научили. Невзирая на грустный взгляд сержанта, говорю непонятное для него: «Нет, пулемет я вам не дам» – и наш героический отряд скрывается в лесу.
Глава 4
Идем по лесу, петляя, как заяц при поносе. Сделав знак Люку сторожить Дымова, немного отстаю и докладываю командиру про наши приключения. Спрашиваю, можно ли привести чужого на стоянку. Командир не против, тем более что у нас есть спец по допросам без применения силы – Бродяга, как-никак, почти три десятка лет в «конторе» оттянул. Догнав своих, пошел рядом с сержантом.
– Алексей, а почему ты сержантом ГБ представился? Ты же из милиции?
– Да напугать я вас хотел. На диверсантов или дезертиров это должно было подействовать! – смущенно отвечает Дымов.
– Ну, ты диверсов за идиотов не держи… Околыш-то у тебя синий! Думаешь, немцы в нашей форме не разбираются?
– Товарищ старший лейтенант, я не подумал, некогда было… А кстати, что это у вас за форма такая?
– Секретная, для действий в лесах.
– А?
– Может, тебе прямую линию с Генеральным комиссаром, чтобы он тебе наши полномочия подтвердил? («Уф, кажись, понял, что не по чину ему вопросы мне задавать».)
Немного обогнав группу, я первым прибежал в лагерь.
– Саня, короче, это мент местный, парень вроде нормальный, но пусть его Бродяга «поколет»…
– Угум.
– Я – для него старший лейтенант ГБ, ты – майор. Остальные – тоже офиц… тьфу ты, командиры.
– Понятно. А ты чего бледный такой?
Тут только я понял, как же я устал за это короткое летнее утро.
– Слушай, иди перекуси и под тент ложись – поспи пару часиков. Я разрешаю. – Голос Саши так и сочится заботой.
– Слушаюсь, товарищ командир! – пробормотал я и на ватных ногах побрел к своему «шалашу».
Уже проваливаясь в сон, я слышал доносившееся издалека: «Майор госбезопасности Куропаткин! Докладывайте, товарищ старший лейтенант!..»
* * *
Проснулся я часа через два. Снилась мне всякая чушь про войну, немцев и переносы во времени. Однажды, когда за выходной я посмотрел все четыре части «Крепкого орешка», мне тоже всю ночь снилось, что я заложников в одно рыло освобождаю. Помню, проснулся, судорожно передергивая затвор на «ксюхе». Жена тогда смеялась до слез. Ох, поиграем, домой приеду, и пойдем мы с Пашкой в зоопарк, давно ему обещал, но все никак не складывалось что-то. С этими радужными мыслями я полез из-под тента и шарахнулся головой обо что-то твердое. Твердое не перенесло столь наглой атаки и свалилось на меня. «Хм, «маузер»… Бродягин, что ль?» – подумал я, и тут мой взгляд уперся в характерный ствол МП-38, торчащий из-под моего спальника. «Что за…?» – пронеслось у меня в голове, и в тот же момент из кустов вышел молодой парень, оправлявший белую гимнастерку, которую, как я помнил, до войны носили милиционеры.
– Проснулись, товарищ старший лейтенант? – весело поприветствовал он меня.
Действительно, на последних сборах, до которых я доехал в девяносто седьмом году, мне присвоили это звание, но какого черта?! Значит, не приснилась мне вся эта фантасмагория! И в зоопарк с сыном через три дня я не пойду… И вообще, неизвестно, буду ли я жив через эти три дня… Вот уж хрен! Буду!
Через час, вернув Дымову «наган» и отправив его в дозор, командир созвал Большой военный совет.
– Ну что, ребята, что делать-то будем? – начал он, обводя всех тяжелым, измученным взглядом. Даже наш несгибаемый Александр Николаевич, ветеран многих никем и никому не объявленных войн, попал в ситуацию, в которой он не знал что делать. Нет в уставе и специнструкциях разделов «Действия диверсионно-разведывательной группы в тылу врага в семидесятилетнем отрыве от своих войск». Нету!
Первым слово дали Казачине как самому младшему, и к тому же у него был наименьший стаж в команде.
– Честно скажу, мужики, я пока не знаю, что сказать… Какие у нас варианты есть?
– Тогда давайте Тоху послушаем, как самого в этих альтернативностях и историчностях подкованного, – предложил Алик.
– Тоша, рассказывай! – попросил командир.
«Ну что все я да я? Мне бы нажраться и забыться… У меня сын маленький и жена молодая там остались… Знал бы, кто такую подляну устроил, – даже нож бы не доставал, так бы своими редкими зубами и загрыз!» – вот с таким винегретом в голове я и начал свою «эпохальную» речь.
– Обрисую всю глубину нашего анального падения, – усмехнувшись, начал я. Как говорит один из моих лучших друзей: «Он и на своих похоронах будет шутить… Чтобы народу скучно не было». – Начнем по порядку. Первое – будет ли возврат – нам неизвестно. Второе – привязан ли он к конкретному месту – мы не знаем. Третье – связан он с кем-нибудь из нас – непонятно.
Что же нам известно? Нам известно, что мы – в начале июля одна тысяча девятьсот сорок первого года. Мы знаем, что советские войска – почти в двух сотнях километров на восток, за Березиной. Да и то они недолго там продержатся.
– Ну, последнее, до настоящего момента, было известно только тебе, – буркнул Док.