– Эта фурия кинулась на моего сына с кинжалом, когда тот отвернулся. Кинжалом! Девчонку следует заковать в колодки за то, что она сделала. Вам еще повезло, что я не потребовал ее арестовать!
Грегор стиснул зубы, но сдержал порыв врезать кулаком ему в зубы за эту угрозу. Они оба знали, что скорее в аду пойдет снег, чем Макнаб привлечет еще больше внимания к унижению своего сына – инцидент и так обсуждался на каждом углу. Все же одно дело – если Грегор называет ее фурией, и совсем другое – если Макнаб.
– Я отвечаю за девчонку, – сказал Грегор удивительно спокойно. – И только у меня есть право ее наказывать.
– И как именно вы собираетесь это сделать?
Сжав губы, Грегор изучал изборожденное боевыми шрамами лицо предводителя. Крупный, плотно сбитый, весьма несдержанный и жестокий, Макнаб был намного старше Грегора и оставил поле битвы, но по-прежнему являлся воином, с которым стоило считаться.
– Катрина говорит, что все произошло иначе. – Поскольку Грегор старался избегать Кейт, то выяснил все у Джона и подтвердил у угрюмого несговорчивого Пипа. – По ее словам, это ваш сын толкнул ее в спину, когда она отвернулась. Ножом она стала защищаться, когда он попытался пнуть ее, пока она лежала на земле.
– И вы в это верите? Мой сын вдвое ее больше. Уж не говоря о том, что она женщина.
Очевидно, Макнаб пытался выставить сына в лучшем свете, подтасовывая факты.
– Девчонка более чем способна защититься от парня и вдвое больше Дугала, – сказал Джон. – Я сам ее научил.
Макнаб в ярости повернулся к Грегору.
– И вы позволяете такое неестественное поведение? Какая нормальная девушка учится сражаться?
Глаза Грегора предостерегающе сузились. Он понимал гнев Макнаба и урон, нанесенный его гордости, но он не позволит порочить Кейт.
– Я не только это позволяю – это вообще была моя идея. Я не вижу ничего неестественного в том, чтобы девушка научилась защищаться от трусливых мужчин, которые считают допустимым бить женщин.
От упрека Макнаб мгновенно стал пунцовым, понимая, что тот был обращен к нему. Синяки его жены замечали все.
Грегор подозревал, что, если бы встреча не происходила во время перемирия, Макнаб схватился бы за меч, несмотря на превосходящее мастерство Грегора.
– Так вы не собираетесь ничего сделать?
Грегор стиснул челюсти. Как бы ему не был противен Макнаб и как бы не хотелось велеть ему отправляться к дьяволу, он предпочитал не оставлять Джона разбираться с возобновившейся враждой. И все же дипломатия нелегко давалась человеку, который семь лет только и делал, что сражался, и слова вызывали во рту горечь.
– Я поговорю с ней.
– Вам надо посадить ее на поводок. Эта дикарка много лет делает только то, что ей вздумается. Ей нужна твердая рука…
– Девчонка – не ваша забота, – сорвался Грегор.
Макнаб говорил о ней, как о лошади, которую нужно объездить. Катрина вовсе не дикая. Она страстная и… особенная. Необузданная. Самоуверенная. Честная. Она никогда не сдерживалась и так же безоглядно относилась к жизни, как и он, и любой хороший воин, которого он знал. Она сильная, непритязательная, с естественной грацией и очарованием, перед которыми невозможно устоять. Если временами она бывает резкой, то это не со зла. Кейт хороша такая, какая есть, и черта с два Грегор станет делать из нее что-то еще, чтобы угодить таким, как Макнаб.
Пытаясь сгладить ситуацию, Джон добавил:
– Ее все равно скоро выдадут замуж.
– Замуж? – Макнаб нахмурился. – Надеюсь, вы планируете включить в приданое уздечку. Или, может, муж найдет что-нибудь еще, чтобы сунуть ей в рот и заставить молчать.
От этого высказывания Грегор взбесился. Позабыв о перемирии, он повыбивал бы Макнабу все зубы, если бы Джон не схватил его за руку и не удержал.
Очевидно, сообразив, что зашел слишком далеко, Макнаб оставил это дело в покое. Но Грегору все равно потребовались нечеловеческие усилия, не только для того, чтобы удержаться и не убить Макнаба, но и для того, чтобы продолжить примирительные переговоры.
К тому времени как они возвратились в Данлион, Грегор был вымотан, раздражен и искал, с кем бы подраться. Другими словами, он был более чем готов выследить свою юную воспитанницу и немного поболтать о вмешательстве в его личную жизнь.
Ему следовало догадаться, что Майри не явилась на свидание именно из-за нее, к тому же Кейт виновата и в двух других происшествиях. К несчастью, кажется, на этот раз девчонка сама его избегала. Она рано отправилась в спальню, трусиха, – и даже в таком настроении Грегор не был таким дураком, чтобы постучать в дверь ее комнаты.
Нет, у него имелся план получше. Он подкараулит ее в конюшне завтра пораньше и перехватит перед утренней верховой прогулкой.
Однако на следующее утро Грегор, едва распахнув дверь конюшни, обнаружил, что это его подкараулили.
– Вот вы где!
Грегор застонал. Меньше всего ему сейчас хотелось иметь дело с этой девицей, которая придумала себе любовь к нему. Шинейд Макиан, без сомнения, красавица, была превосходным примером всего, чего Грегор старался избегать. Она ясно показывала, что желала и чем готова была ради своей цели пожертвовать, словно ее целомудрие – это какой-то приз, за который надо бороться. Грегора это не интересовало. Ни на каких условиях. Но он никогда не проявлял жестокость без необходимости, и Шинейд была подругой Кейт.
– Я думала, что вас упустила, – добавила Шинейд. – Я была в зале, но там мне сказали, что вы только что ушли.
Ее щеки горели, и Грегор догадался, что она за ним бежала.
На его лице появилась ленивая улыбка.
– Я думал прокатиться.
Шинейд смотрела на него из-под опущенных ресниц, хорошенький ротик сложился в жеманной улыбке.
– Думаю, вы очень хороший наездник. – Она сделала особый акцент на слове «наездник»; не оставляя сомнений в том, о какой езде идет речь. – Боюсь, у меня в этом не слишком много опыта. Но если вы меня научите, то я с большим удовольствием составила бы вам компанию.
Господи боже, это самый нелепый разговор, какой ему приходилось слышать! И все же Грегор улыбнулся в ответ.
– Я это запомню. Но боюсь, сегодня я прокачусь в одиночестве.
Шинейд жеманно надулась и придвинулась так, что край ее декольте почти прижимался к его кожаной куртке. У нее была очень пышная грудь, и покрой платья позволял весьма хорошо изучить ее, но эта демонстрация (как это ни странно, учитывая его воздержание) никак не впечатлила Грегора.
– Вы что-то хотели? – спросил он, помня о времени и мечтая избавиться от незваной компании.
– Я принесла вам сладких булочек. Вы вчера говорили, что любите их. Я оставила их у служанки.
– Спасибо, – сказал Грегор. – Это очень предусмотрительно с вашей стороны. Я попробую, когда вернусь.
Он двинулся в амбар, надеясь, что Шинейд поймет намек. Не поняла. Он почувствовал ее ладонь на своей руке.
Ее надутое невинное выражение стало суровым и нетерпеливым.
– Я думала, вы отблагодарите меня другим способом.
Грегор притворился, что не понимает ее, и выгнул бровь.
– Что вы имеете в виду?
– Это. – Она запрокинула голову, подставляя ему идеальные губы.
Девица была нелестно беззастенчивой, но ее не такой уж тонкий намек подал Грегору идею – поцеловать Шинейд будет прекрасным способом положить решительный конец восхищению Кейт.
Он сказал себе, что это нужно сделать. Кейт такая же, как остальные девицы, которым было достаточно бросить на него один взгляд, чтобы возомнить себя влюбленными. Кейт думает, что знает его. Но она совсем его не знает. Грегор ей не подходит – черт, да он никому не подходит! Чем скорее она это поймет, тем лучше. Это убережет ее от страданий в дальнейшем.
Ощущая в груди жжение, подозрительно напоминающее раскаяние, Грегор опустил рот.
Ожидая, что Грегор сидит в засаде, готовый атаковать ее, как только она покинет безопасную спальню, Кейт не выходила из комнаты, пока не услышала, как открылась и закрылась дверь напротив и знакомые тяжелые шаги не простучали по лестнице.
Она, разумеется, знала, что за вмешательство ей грозит расплата, просто надеялась немного ее отсрочить. Но ее план заставить Грегора понять, что они созданы друг для друга, продвигался не так успешно, как она рассчитывала, а Кейт не могла просто стоять и смотреть, как он тащит в постель очередную женщину.
Господь свидетель, любовниц у него было предостаточно. Кейт не может изменить прошлого, но она больше не желает находить для него оправданий. Ты еще недостаточно взрослая, – говорила она себе. – Он тебя еще не знает. Будь терпеливой, и все получится.
Кейт устала быть терпеливой и не позволит Грегору разбить ее сердце, прежде чем у нее появится шанс открыть его. Потом он будет ей благодарен за это.
Со временем. Наверное.
Она надеется.
Но выражение его лица вчера в церкви точно не было благодарным. Оно говорило: «Я собираюсь прочесть тебе весьма вразумляющую лекцию». Пока Грегор немного не успокоится, небольшое отступление ей казалось разумным. Есть большая разница между трусостью и глупостью.
Может, этим утром Кейт стоит отправиться на очень продолжительную прогулку? Убедившись у Этти, что за Эдди и Мадди есть кому приглядеть, и, стащив из кухни яблоко и кусок сыра взамен пропущенного завтрака, Кейт спустилась по деревянной лестнице из башни во двор в поисках Пипа. Хотя он ни разу не сидел на лошади до того, как попал в Данлион, в седле парень чувствовал себя уверенно. Она подумывала съездить в Лох-Тей навестить подругу Энни, старшую сестру Уилли, и хотела, чтобы Пип сопровождал ее. Это позволило бы им продолжить вчерашний разговор.
Решив, что найдет его в амбаре со щенком, Кейт прошмыгнула внутрь и уже собиралась позвать парня, когда замерла, почувствовав себя так, словно врезалась в каменную стену. Дыхание перехватило, сердце вспорхнуло и безвольно повисло в воздухе, а кровь отлила от лица. Потрясение оказалось таким сильным, что Кейт потребовалось несколько секунд, чтобы переварить увиденное. А потом ей захотелось зажмуриться и навсегда избавиться от видения.
Нет. Он не может ее целовать. Пожалуйста, только не Шинейд. Кого угодно, только не Шинейд.
Но идеально завитые пряди светлых волос под вуалью и дорогое темно-синее бархатное платье нельзя было спутать ни с чем. Шинейд стояла на цыпочках, ее руки обвивали Грегора за шею, тело прижималось к нему. Он опустил голову, шелковые светло-каштановые волосы упали в сторону, и он определенно пальцами держал Шинейд за подбородок, прильнув губами к ее губам.
Широкий чувственный рот, который Кейт столько раз представляла прижимавшимся к ней, целовал другую. Нет, не просто другую, Шинейд!
Она и раньше видела, как он целовал женщин, но на этот раз все было по-другому. На этот раз было гораздо хуже и больнее. Раскаленное лезвие боли пронзило ее сердце и осталось внутри, обжигая, поворачиваясь, проникая все глубже, пока длился поцелуй.
Прекратите. Пожалуйста, прекратите!
Кейт покачнулась, ноги внезапно оказались ватными, им хотелось свалиться на пол.
Господи, как больно! Как он может? Этого не должно было случиться! Это не то, на что она надеялась.
Это должна была быть я.
В ушах снова зазвучали насмешки Шинейд. Значит, вот что ему нужно? Кто-то вроде Шинейд?
Значит, вот он какой.
Нет! Этого не может быть. Но тогда почему Грегор это делает?
Кейт почувствовала, как к горячему и распухшему горлу подступают слезы. Она хотела повернуться и убежать, прежде чем он ее заметит, но ноги стали свинцовыми.
А потом стало слишком поздно. Раздался яростный переливчатый лай и к обнимающейся паре подлетел щенок. Крошечному терьеру тоже не понравилось это зрелище, потому что он начал свирепо рычать (настолько свирепо, насколько мог пятифунтовый щенок) и кусать Грегора за ноги.
Грегору пришлось отодвинуть Шинейд и прервать поцелуй. То, что он сделал это с некоторым облегчением, никак не улучшило самочувствия Кейт.
– Какого черта? – Он попытался потрясти ногой, чтобы оторвать щенка, но тот не намеревался уступать.
Шинейд, которая сперва сильно разозлилась, что их прервали, начала вопить, будто крошечный комок шерсти, свободно поместившийся в ее ладонях, до смерти ее напугал.
– Что это? – кричала она. – О боже, убейте его!
Пип появился из ниоткуда и оторвал щенка от ноги Грегора, успокаивая в безопасных руках.
– Это всего лишь собака, – бросил он презрительно завывающей женщине.
Наконец Грегор повернулся в сторону Кейт. Их взгляды встретились, и она заново почувствовала удар, отразившийся в груди тяжелым гулом боли, обиды и разочарования.
Но теперь прибавился еще и гнев. Она верила в него, защищала его перед этой самой женщиной, а он сделал из Кейт наивную дурочку. Она думала, что он выше какого-нибудь смазливого повесы. Выше невозмутимого негодяя. Она думала, что понимает его, что между ними есть особая связь и что однажды он это поймет.
Но, может, уже слишком поздно? Может, Кейт не понимает его вовсе? Может, связь между ними существует только у нее в голове? Может, действительно он такой недосягаемый, каким кажется? И может быть, просто может, что Грегор только разобьет ей сердце, если она позволит…
Но Кейт не собирается позволять. Если ему нужна Шинейд со своей большой грудью и хорошеньким личиком, то пусть забирает.
– Да, – произнесла она, глядя прямо на него. – Всего лишь собака.
…Грегор понял, что Кейт имеет в виду его, а не демонический клочок шерсти, изо всех сил вцепившийся крошечными зубами в его сапоги.
Упрек был справедливым. Когда он увидел ее лицо, то почувствовал себя не лучше собаки. Кейт выглядела раздавленной, и Грегор ощутил себя человеком, только что прошедшимся молотком по ее хрупким мечтам.
Черт, ведь именно это он и пытался предотвратить. Он никогда не хотел обидеть Кейт. Но лишь взглянув на ее лицо, Грегор понял, насколько все плохо.
Хуже всего было почувствовать ее разочарование. Он и не догадывался, как много значит для него ее вера, пока та не испарилась. С самого начала Кейт смотрела на Грегора как на героя. Бог свидетель, он никогда этого не хотел и всегда знал, что чем-нибудь замарает воображаемые сияющие доспехи в ее голове, но не понимал, насколько к этому привык и как будет обидно все потерять.
Отец стыдился смазливого лица Грегора практически с момента его рождения, но, как ни странно, только его он и видел.
– Господи, только взгляни на него! – говорил отец матери Грегора. – Парню никогда не придется ни в чем стараться. Гляди, как все вон из кожи лезут, только чтобы ему угодить! Он всю жизнь будет бездельником и франтом.
Предсказание отца оказалось верным. В юности казалось, за что бы Грегор не брался, ничего не получалось. К тому времени как ему исполнилось четырнадцать или пятнадцать, он перестал пытаться и вступил в период настоящего бунта, всеми силами стараясь бросить свою безответственность в лицо отца. Все изменилось, когда в восемнадцать он отправился воевать, но к тому времени было уже поздно. Не важно, как Грегор старался проявить себя, отец все равно считал его слабаком, на которого нельзя положиться. И теперь Кейт смотрела на него так же, и это было невыносимо.
Но она сама виновата, черт подери! Грегор никогда и не просил, чтобы она в него верила. Черт, он никогда этого не хотел! Чему она так удивилась? Что с того, что он поцеловал другую девчонку? Он может целовать кого, черт подери, пожелает!
Но больше Грегор не поцелует эту девицу, вцепившуюся в него, словно ее окружила стая крыс.
Нет, не стая, одна только крыса.
Он посмотрел на чумазого щенка, заботливо прижатого к груди другого существа. Волосы одного под стать шерсти другого – черные, оба тощие, и оба глядели на него так, словно это он грязь у них под ногами. Парень молчал, а щенок – отнюдь, и его неистовый лай слишком напоминал о другой собаке, которую он предпочел бы не помнить.
– Заставь эту штуку заткнуться, – не выдержал Грегор.