– Всё будет хорошо, всё наладится, – приговаривала она.
Прошло несколько дней. Несколько серых, наполненных отчаянием дней. Мама собирала вещи и раскладывала их по коробкам. Она несколько раз уезжала, чтобы отвезти коробки в новую квартиру.
Я пытался представить, что где-то есть параллельная вселенная, где всё по-другому и папа жив. Интересно, какими бы мы были и чем бы я там занимался?
Каждый день я повторял одно и то же заклинание, которое придумал не так давно – пошевели большим пальцем на правой ноге, пошевели большим пальцем на левой ноге. Я так хотел, чтобы это незамысловатое колдовство сработало. Но пальцы на ногах оставались неподвижными.
Мы часто ездили в реабилитационный центр. Медицинский персонал клиники уже привык ко мне. Врачи говорили, что моему упорству можно позавидовать. Мама по несколько раз в день делала мне массаж, растирала мышцы. Будто это чем-то могло помочь. Однако она не теряла надежды.
Я маялся со скуки. Пытался читать книги, но ни Достоевскому, ни Толстому надолго не удалось увлечь меня. Ежечасно я выглядывал в окно. Жизнь продолжалась. С деревьев весело кружась, слетали листья. В воздухе носились, задорно щебеча стайки птиц. Люди по – прежнему были заняты только своими делами. Встречались, влюблялись. Я же боялся, что жизнь пройдёт мимо меня.
Мама видела моё состояние и хотела, чтобы я хоть как-то развеялся. Она попросила соседа помочь спустить меня на прогулку. Сосед, надо сказать, был пьющий. Я, кажется, никогда не видел его трезвым. Он охотно согласился оказать нам помощь. Я ощутил запах алкоголя, когда он наклонился, схватившись за ручки моего кресла. От его засаленной старой одежды несло табаком. Соседа мучило похмелье. Он что-то говорил моей маме, а она лишь рассеяно, кивала и вежливо улыбалась.
Наконец-то я на улице. Свежий осенний ветер легко коснулся моего лица. Я почувствовал прилив сил. Краем глаза я видел, как мама предложила соседу деньги, но он отказался.
Было прохладно, но солнечно. Мама тихонько катила коляску. Прохожие смотрели на нас кто с любопытством, кто с жалостью. Жалость – то самое чувство, которое я возненавидел.
Я попросил маму отвезти меня на спортивную площадку, которая пустовала. Ребята, наверное, были в школе. Мне это понравилось. Я бы не выдержал ещё одного жалостливого взгляда.
– Ты хочешь погулять здесь? – спросила мама.
– Да, ты можешь идти, собирать вещи, – в моём голосе звучала обида. Я всё ещё не смирился с мыслью о переезде.
– Как я могу оставить тебя одного? – возмутилась она.
– Оставь меня в покое, – упрямо и зло проговорил я.
Она обиженно посмотрела на меня. Но больше всего на свете я мечтал об одиночестве. Без жалости и заботы.
– Если что, сразу звони, – она вложила мне в руки мобильник и покинула меня.
Я долго смотрел маме в след, пока она не превратилась в крохотную точку у большого серого дома, затем выехал в центр площадки и огляделся. У грубо выструганной деревянной скамьи лежал мяч. Я схватил его. Ещё раз, осмотревшись и убедившись, что никого нет, я решил попробовать смогу ли играть. Первые попытки принесли неудачу. Мне было трудно отбивать мяч от асфальта и одновременно катить коляску вперед. Однако во мне проснулось упорство, и я продолжал. Не сдаваясь, я вёл мяч к корзине. Он был послушен моим рукам. Впервые за эти дни я почувствовал радость, от того, что бросил мяч в кольцо. Он описал круг по кромке кольца, но в саму корзину не попал. Я не расстроился. Но у меня ещё будет шанс забить гол.
– Круто!!! – чей-то голос за моей спиной заставил меня вздрогнуть. Я повернулся и увидел Олега, парня из баскетбольной команды. Он показался мне великаном. В его серых глазах мелькнуло какое – то чувство. Жалость? Я нахмурился. Неужели это мерзкое чувство станет теперь моим постоянным спутником.
Олег взял мяч и сделал пас мне. Я немного удивился, но успел поймать мяч. Снова кинул его в корзину. На сей раз, я сумел забить. Это был трёхочковый.
– Красавчик!!! Дай пять!! – он схватил меня за руку и похлопал по плечу. – Как ты?
Олег вдруг стал серьёзным.
«Как я? Что не видно, чёрт побери. Вальс танцую» – подумал я и бросил угрюмый взгляд на Олега.
– Порядок, – вслух, без выражения сказал я. – Мама только волнуется.
Мяч снова оказался у Олега в руках, и он уверенно вел его к корзине.
– Мамы, они такие, – с улыбкой ответил Олег и кинул баскетбольный мяч в кольцо. Бросок получился удачный.
Мы ещё поговорили немного ни о чём существенном. Олег достал сигареты из кармана и закурил. Было видно, что он стесняется спросить смогу ли я ходить. Мне же неловко было при нём звонить маме с просьбой, чтобы она забрала меня. Поэтому решил сам доехать до подъезда, а там уже позвать её. Когда я направился к выходу, Олег окрикнул меня:
– Давай, я тебя провожу!
Не дождавшись ответа, он схватил коляску за ручки. Не зная, как реагировать, я почувствовал себя неуютно.
– Когда ты вернёшься в школу? – спросил Олег, толкая кресло вперёд.
Больше всего на свете я боялся этого вопроса, поэтому медлил с ответом.
– Я перевожусь в другую школу. Мы переезжаем завтра в другой район города, – мой голос звучал глухо и расстроено.
– Нам будет не хватать тебя. Ты заглядывай в гости иногда! – ответил Олег. Этих слов я меньше всего ждал от него и был ему благодарен.
Мы быстро преодолели крыльцо и все восемь этажей. Это неудивительно Олег – сильный тренированный парень. На прощание он сказал, что уважает меня.
– Спасибо, – ответил я, но это короткое слово вряд ли могло выразить все мои чувства.
Мама очень удивилась, увидев меня на пороге. Когда я въехал в коридор, заставленный разными по размерам коробками, на душе сделалось пусто. Здесь прошло моё детство. Было жаль расставаться с ним. Запах, что витал в квартире, напоминал мне о папе.
Я не спал всю ночь. Мама, полагаю, тоже не могла заснуть. Я слышал, как она ходила по комнате, собирая остатки вещей. Должно быть, прощалась с прошлым, как и я.
Утром приехал какой-то мужчина. Мама представила его, как Михаила, бывшего хозяина квартиры, в которой нам предстояло жить. Михаил вызвался помочь с переездом. Это был мужчина, наверное, лет тридцати с небольшим. Я никогда не был силен в определении возраста. Михаил – высокий и ладно скроенный. Внешности самой средней. Надо ли говорить, что он мне сразу же не понравился. Особенно не понравилось, как он смотрел на маму. Оценивающе как-то смотрел. И всё время шутил. Благо, мама была слишком сосредоточена на переезде и мало обращала внимания на его каламбур.
– Осторожно, там фарфоровые тарелки! – крикнула она вслед уходящему Михаилу.
– Я буду очень нежен с ними! – прокричал он с лестницы.
Потом пришли двое грузчиков. Они выносили мебель – стол, гарнитур из кухни, затем кровати, диван. Михаил суетился рядом и командовал ими. Это раздражало меня ещё больше. Он вёл себя как член нашей семьи. Чтобы хоть как-то отвлечься я решил в последний раз выглянуть в окно и посмотреть на спортивную площадку. Она пустовала. Был будний день и ребята находились на занятиях в школе. Голуби, сбившись в стаю, пили из луж, образовавшихся за время ночного дождя – тоскливая картина.
Я взял коробку со своими вещами с подоконника и уже собирался выезжать, как в комнату вошёл новый друг нашей семьи – Михаил.
– Ты забыл что-нибудь? – его голос эхом разнёсся по пустой комнате.
Я ничего не ответил, лишь исподлобья глянул на него. Он посмотрел на меня снисходительно, как на неразумное дитя. Я вспылил и хотел выехать из комнаты, но застрял на пороге. Унизительно и обидно. Ведь я думал, что уже научился сносно управляться с инвалидным креслом, но сейчас не мог даже одолеть порог. Михаил, видя мои потуги, не спрашивая разрешения, приподнял коляску и помог мне выехать в прихожую.
– Спасибо, но я бы справился, – едва слышно буркнул я. Он, наверное, и не услышал.
Мама, увидев меня расстроенным, подошла и участливо заглянула в глаза. Меня, отчего – то разозлила такая трогательная забота.
– Давай мне свою коробку, – ласково сказала она.
– Я справлюсь, – прозвучало грубо. Я не хотел обидеть маму, но она должна была понять, что я могу сам донести эту маленькую коробку до машины. Ведь руки – то у меня целы.
– Действительно, пусть сам несёт. Он же пацан. Пацан справится, – вмешался Михаил.
Тем временем, вещи были перенесены в фургон. Пришла пора прощаться со старым домом. Здесь прошли все мои семнадцать лет. Это были счастливые годы. Уже переехав за порог, я оглянулся. Квартира была пуста – страшное зрелище. Мама продала её. Продала со всеми воспоминаниями. Здесь навсегда останется, по крайней мере, для меня душа отца. Он многое сделал сам в этой квартире, а мы бросали всё это.
Специально для меня мама вызвала социальное такси. Страх перед поездкой на автомобиле не исчез, а наоборот разросся до невероятных размеров. Мои ладони вспотели, и сердце билось часто – часто, совсем как у кролика. В детстве у меня был кролик по имени Банди. Он слыл хулиганом, но я очень любил его гладить и ухаживать за ним. Кролики от природы пугливые существа. Так вот, когда Банди пугался, я наблюдал за ним. Вернее за его пушистой рыжей шерсткой, что поднималась и опускалась в такт его сердцебиению – часто – часто. Так же и моё сердце, словно барабанная дробь, отсчитывало мгновения до судного часа. Я не хочу быть чёртовым кроликом. Хочу победить страх. Я дышал глубоко, вёл счёт вдохам и выдохам. И как ни странно, сердце успокоилось, когда я очутился в салоне металлического монстра.
Мама, как всегда была рядом, взяла меня за руку. Караван, состоящий из двух фургонов, одной легковой машины и социального такси, в котором, собственно мы и находились, тронулся, унося нас в будущее. Каким оно будет, я не желал представлять. Взглядом я провожал родные места, мысленно прощаясь с ними. Старые берёзы махали нам на прощание золотыми ветвями. Гибкие ивы грустно роняли листву, словно плакали, расставаясь с нами.
Когда мы выехали на автостраду, я задал маме вопрос, который уже давно занимал меня, но я не имел случая задать его.
– Мам, как прошли похороны отца?
Водитель с любопытством посмотрел на нас в зеркало заднего вида. По лицу матери, вдруг пробежала тень. Плечи поникли.
– Мам, если хочешь не говори, – я сжал ее руку.
– Нет, нет, всё в порядке, – глубоко вздохнув, ответила она и вновь выпрямилась, улыбнувшись. Только глаза выдавали печаль, что давно поселилась в её сердце.
– Пришло очень много людей проститься с ним. Погода, конечно, подвела. С утра лил сильный дождь. Но всё прошло хорошо – и похороны, и поминки, – она отвернулась от меня и стала смотреть в окошко. Я больше ни о чём не стал спрашивать и дорогу мы продолжили в молчании.
Новый дом
Наш новый дом располагался в старой части города, где жизнь считалась относительно недорогой. Здание было невысоким. Всего строение насчитывало пять этажей, и покрашено блекло – розовый цвет. Оно не произвело на меня такого отталкивающего впечатления как мой старый дом, и уж тем более не напоминало тюрьму, к тому же я заметил пандусы. А квартира располагалась, как говорила мама, на первом этаже. Эта малость меня порадовала. И я устыдился своей радости. Я стал предателем. Я предал память о старом доме. Я боялся предать память об отце.
Грузчики и Михаил споро разгружали машины с мебелью. Я предпочёл остаться на улице и осмотреться. Спортивной площадки рядом с домом не было. Имелась только маленькая детская песочница. Её окружал небольшой парк из берёз и пары тополей. Клумбы, как водится в большинстве российских двориков, были сделаны из старых автомобильных шин. Цветы в них поникли.
– Ну что, огляделся? – я даже вздрогнул от неожиданности, услышав голос Михаила за спиной.
Я утвердительно кивнул, давая тем самым понять, что не намерен общаться с ним. Он пристально смотрел на меня, будто пытаясь что-то понять.
Где-то вдалеке лаяли собаки. Солнце садилось, и его уже не было видно из-за высоких крон деревьев. Свет его умирающих лучей таял в жёлтой листве. Стало холодать. Мы с Михаилом замерли на месте, сцепившись взглядами. Он был приветлив со мной, добр к маме, но я не хотел, чтобы этот человек находился с нами рядом.
– Пошли, твоя мама зовёт ужинать, – Михаил первым отвёл глаза и прервал молчание. – Тебе помочь?
Я рассчитал то расстояние, что предстояло преодолеть (а я отъехал от дома довольно далеко), вспомнил о пандусе и согласился принять помощь Михаила. Мы очень быстро оказались у дверей квартиры. Вот он – новый дом. Мною овладело волнение, ведь ещё никогда я не переезжал на другое место. Михаил нажал на кнопку звонка. Мама распахнула дверь и улыбнулась. Она уже успела распаковать тарелки и чашки. На плите одиноко стояла кастрюлька с чем-то вкусным. Аппетитный аромат заполнил кухню. Я почувствовал, что голоден. Однако то, что мама пригласила Михаила поужинать с нами, значительно испортило мне настроение. Они о чём-то разговаривали, но я ничего не слышал. Злость кипела во мне. Как может мама общаться с ним, с этим Михаилом, смеяться над его шутками? Неужели она забыла отца?
Я, молча, ковырялся в тарелке, лишь изредка кидая на них хмурые взгляды. Когда Михаил ушёл восвояси, а мама стала убирать со стола, я решил осмотреть новое пристанище. Раньше мы жили в трехкомнатной квартире, эта квартирка была двухкомнатной и значительно уступала по площади старой. Но здесь большие окна и высокие потолки, что делало комнаты светлыми и просторными.
Как странно видеть наши прежние вещи тут. Некоторые коробки ещё не распакованы. Работы хватит на несколько дней.
Перед сном ко мне в комнату зашла мама. Она выглядела уставшей.
– Что случилось с тобой сегодня? Тебе не кажется, что ты вёл себя невежливо? – спросила она, присаживаясь на кровать, которую я застелил не слишком аккуратно. Вернее сказать, вообще не застелил.
– Ты забыла отца? – спросил я и с трудом отвернулся к стенке, чтобы она не видела выступивших слёз в моих глазах.
– Нет, что ты? Как ты можешь говорить такое? – обиженно произнесла мама.
– Ты была так любезна с Михаилом, – ехидно прозвучало из моих уст.
– Михаил – хороший человек, согласился помочь нам. И вообще такими словами ты меня обижаешь, – я почувствовал, как она встала, затем услышал, как закрыла дверь. Я остался один на один со своими мыслями, которые не давали мне спать.
Встав утром, я нашёл маму в гостиной, которая одновременно служила её спальней. Мама старательно мыла пол. Но я заметил – её глаза опухли и покраснели. Она всю ночь проплакала. Чёрт, кажется, вчера я перегнул палку.
Признавать свою вину всегда сложно. Чтобы унять волнение, я взял тряпку и принялся протирать полки шкафа, настолько усердно, насколько это позволяло моё состояние. Я довольно быстро закончил с теми полками, до которых достал. Потом я начал распаковывать фарфоровый сервис, подаренный маме и папе на свадьбу. Мама им всегда гордилась. Этот белоснежный сервис стал атрибутом праздничного стола в нашей семье.
– Мама, прости меня, – тихо вымолвил я, наконец, собравшись с силами.
Она посмотрела на меня и ничего не сказала. Но я понял, мама уже простила меня.
Лицей
Вот и наступил мой первый учебный день в этом году. Я не представлял, как он пройдёт. Едва ступив, вернее заехав на школьный порог, я понял, что всё будет куда сложнее, чем я мог вообразить.
Во-первых, это был лицей. Значит, все мальчишки и девчонки ходили в школьной форме. Я не носил школьной формы ни разу в жизни. Форма делала нас неразличимыми и лишала индивидуальности.
Во-вторых, такое обилие пышущих здоровьем и весельем ребят повергало меня в меланхолию. Надо сказать – я никогда не отличался весёлым нравом, и, пожалуй, трудно сходился с людьми. Да и инвалидное кресло не добавляло мне обаяния.
Сейчас, когда я простился с мамой, мне стало неловко, что в школу меня привела именно она. Ведь я уже взрослый. Сердце вновь забилось как барабан, живо напомнив о кролике Банди.