Аристократизм, воспитанность, изящные манеры — это стиль его существования, они в каждом движении, жесте, в каждой фразе, каждом взгляде:
— Привет! — улыбается.
— Привет.
— Не разбудил?
— Ну как сказать…
Я стою на пороге в коротких шортах и футболке, в которых обычно сплю, волосы распущены и не причёсаны, хотя встала я уже давно. Само собой, на лице нет косметики, а я без неё даже мусор не выношу!
— Можно войти?
— Входите.
Алекс входит в мой дом, на лице его исключительно взвешенная улыбка, в ней ни на йоту не больше радости от нашей встречи, чем того требует ситуация. Он идеально контролирует свои эмоции, управляет ими изящно, как парусником; я завидую, но не только, я копирую. Я как губка впитываю умения людей, которые преуспели больше меня в чём-либо. Меня не интересуют неудачники, я вижу только успешных людей, красивых, талантливых, трудолюбивых. Я учусь всю свою жизнь, сколько помню себя, люблю это и делаю исключительно хорошо — всегда была и буду отличницей.
— Я принёс то, что обещал! — протягивает пакет в красивой обёрточной бумаге.
— Забирайте обратно, я же сказала, это — лишнее! — возмущаюсь, но с необычайным для себя достоинством.
Я чувствую, как подражаю ему — это непроизвольно, просто я так устроена. Мой тон, моя манера смотреть и улыбаться идеально соответствуют его стилю, и я открываю для себя, насколько это приятно, буквально наслаждаюсь происходящим.
— Чем занимаетесь? — спрашивает, легонько облокотившись на столешницу.
— Чищу киви.
— Киви на завтрак?
— Почему бы и нет?
Вижу его взгляд, и он не скрывает истинных намерений — в нём очевиден интерес: стойкий, уверенный и лишь слегка сексуальный. Алекс смотрит только в глаза, этого требуют манеры, но хочет разглядывать моё тело, и я чувствую это, поэтому не отвожу своих глаз от его, не давая им возможности скользнуть вниз.
Однако элементарные принципы гостеприимства вынуждают меня предложить гостю кофе, мне приходится развернуться, и в то же мгновение краем зрения я замечаю, как мужской взгляд, наконец, поглощает мой стан — я была права. Чаще всего я права.
Аналитик по натуре и по призванию, я анализирую финансовое состояние компаний, рыночные риски, тенденции, разрабатываю стратегии и бизнес-планы. Я смотрю на мир сквозь призму своих профессиональных навыков: абсолютно всё, что происходит со мной, подвергается жесточайшему анализу. Я не романтик, я прагматик.
Помимо моей воли в моём мозгу уже выстроены таблицы причин навязчивого появления красавца в моём доме, а также карта возможных вариантов развития событий для меня. Вопрос в том, позволю ли я себе этого альфа-самца? Я не святоша, но замужем, и до этого момента в моей жизни не было ни единого достаточно привлекательного шанса изменять мужу. Кроме него, я не знала других мужчин вообще, мы вместе с ранней юности, почти с детства. Мои губы никто кроме него не целовал — это редкость, и в этом мой характер, мой темперамент. Но в этой точке нашего супружества мы почти не спим вместе — у нас затяжной кризис в отношениях, скорее даже стагнация. Быт вынуждает поддерживать контакт, однако близости, той, которая необходима для секса, между нам нет, и уже давно. В этот сложный период мы лишь формально муж и жена, однако под давлением ответственности за счастье общего ребёнка, а также являясь носителями восточного менталитета, где брак — это навсегда, невзирая на неудачи и ошибки семейной жизни, ни один из нас не думает о разводе. Я жду того счастливого момента, когда муж мой наконец проснётся и повзрослеет, поймёт, что по званию мужчины обязан взять на себя ответственность за семью, начнёт заботиться о главном её фундаменте, коим, как человек опытный смело заявляю, является отнюдь не любовь, а материальное благополучие. Вопреки увереньям романтичным, чувства разбиваются о быт, вянут под жаром раздражения, вызванного финансовыми проблемами.
Я всё ещё молода и привлекательна, но под гнётом несомой в одиночку ноши ответственности за семью и необходимости работать за двоих уже почти забыла об этом, растеряла свою женственность, едва успев её обрести; я так и не поняла, была ли во мне сексуальность.
А жизнь и молодость неумолимо спешат вперёд, и мне отчаянно хочется не упустить главного. Может ли это стать оправданием для измены? И если уж и привносить в свою жизнь развлечения, то не с кем попало! А рассматриваемый вариант вполне себе достойный, и что-то мне подсказывает, этот неординарно влекущий, буквально будоражащий моё сознание самец сможет мне доставить немало удовольствия…
Вопрос в том, каков его интерес? Меня сложно назвать красивой, скорее, я выгляжу привлекательно, но если очень нужно, могу выжать из себя даже эффектность. Я среднего роста, после родов не слишком худая, у меня не такие большие глаза, как хотелось бы, совсем не идеальный нос и тонковатые брови. Я часто меняюсь, но в этой точке моей жизни я — натуральная почти блондинка, ношу длинные светло-русые волосы. В плане внешности во мне объективно нет ничего выдающегося, ровным счётом ничего. Ну, разве что, мне повезло с фигурой, а главное с бёдрами. И у меня действительно красивые губы. На этом всё. Целеустремлённость и упорство — мои главные достоинства, ум — моя козырная карта, и вот этот незаурядный ум некоторые особо внимательные личности умудряются прочесть в моих синих глазах.
Однако я совершенно не умею соблазнять мужчин. Эта способность неожиданно проявилась лишь однажды в моей жизни — когда я соблазнила своего будущего мужа. Во всех остальных случаях, даже если она очень была мне нужна, призвать её больше не удавалось. Я не умею раскачивать бёдрами, взмахивать ресницами и томно трогать себя за волосы, почти не ощущаю своей сексуальности, хотя очень хорошо осознаю, что теряю в своей жизни. И как любая молодая женщина, живущая в чувственном вакууме с безразличным мужем, хочу познать её краски если не сполна, то хотя бы немного расплескать их на полотне моего существования.
Ввиду всех изложенных причин категоричный отказ от интереса красавца не рассматривается мною как единственно возможный и правильный путь.
Но самое главное — он меня волнует, а я волную его.
Биотоки сексуального гостя буквально обжигают мне кожу: стою спиной, но знаю, в какую точку моего тела упирается его взгляд. Такое со мной впервые, не припомню, чтобы когда-нибудь я чувствовала кого-то так полно и так тонко…
Искоса слежу за его взглядом: тёмные, очень тёмные и очень красивые глаза исследуют меня, и это убеждает в верности моей недавней догадки. Резко разворачиваюсь, от неожиданности мой гость не успевает достать из своего «портмоне хороших манер» правильную улыбку и соответствующий взгляд, я застаю его искреннюю мимику, и она прекрасна. Его лицо одухотворено, оно живое — играет радостью, наслаждением, удовлетворением и не знаю ещё чем. Вот такой, как сечас, Алекс ещё более красив: черты его лица неповторимы — они мягкие, в них не брутальная и не женственная красота, в нём как в дорогом коктейле — всего понемногу и ровно столько, сколько нужно для исключительного вкуса. Впервые в моей простой до этого момента жизни во мне просыпается что-то животное, первобытное. Оно важно и ново для меня: я накопила достаточно знаний и опыта, чтобы понимать истинную ценность вещей.
Алекс пригласил меня с сыном прогуляться, сказал, что у него есть пару свободных часов, он жаждет посмотреть город и просит составить ему компанию. Артём ещё спал и отказался идти с нами.
Втроём мы бродили пешком по Кишинёву — моему родному городу, я рассказывала историю создания парков и зданий, историю нашего цирка и Театра Оперы и Балета. Я неплохой гид, так как в студенчестве подрабатывала экскурсоводом для иностранцев, могу поведать много интересного, занимательные факты о нашем городе и даже на четырёх языках. Моё хобби — иностранные языки, я знаю почти в совершенстве английский, французский, могу примитивно изъясниться на испанском и немецком, не считая родного русского, почти родного украинского и государственного молдавского, который просто обязана знать. Я трачу деньги на это, много денег и мало времени, так как всё время работаю.
Алекс особенно интересовался зданиями, потому что он архитектор. Я показывала ему дома старого города, о которых знала удивительные исторические факты, а также новые здания, вздымающиеся ввысь стеклянными стенами, разрезая белые клубы облаков, как торт со сливочным кремом. Я призналась, что современная архитектура, простая и строгая, техничная по исполнению, нравится мне гораздо больше, Алекс засмеялся, а я предложила взять такси, потому что решила показать ему совершенно неотразимый, с моей точки зрения, новый жилой дом.
— Вы не представляете, насколько это современное сооружение! — плещусь восторгами. — Дом выстроен в виде каскада, поэтому каждая квартира имеет свою террасу, и получается, что, чем ниже расположена квартира, тем она больше. Это дом будущего, потому что он построен из экологически чистых материалов, во-первых, а во-вторых, в основе его создания, как я поняла, лежали энергосберегающие технологии, и поэтому у него минимальные потери тепла в зимнее время. Вся крыша и частично террасы каждой квартиры покрыты солнечными батареями, поэтому этот дом абсолютно автономен в плане потребления энергии, а значит — экономичен! — я не могу и не хочу скрывать своего восторга. Мои глаза горят.
Алекс сосредоточенно поднимает брови и говорит:
— Ну, вопрос воды остаётся открытым. Как зациклить её потребление — вот эта проблема делает абсолютную экологичность и экономичность практически недостижимой. Технически это можно сделать, но есть и этическая сторона вопроса, — улыбается. — Люди не захотят мыться водой, которая до этого побывала в соседском унитазе, пусть даже лабораторный анализ и покажет её полную стерильность!
Мой рот фигурально открывается, нечто сродни шока пропечатывается на моём лице, а Алекс мягко смеётся, окутывая меня облаком доброжелательности:
— Этот дом тестовый, и построен он по моему проекту. Сейчас мы только начали его заселять, чтобы протестировать работу всех систем. Я тоже в нём живу — в маленькой квартире на пятом этаже, — он снова счастливо улыбается. — На самом деле, на пятом — самые большие квартиры, а самые маленькие — на четвёртом и далее увеличиваются до первого. Пятый этаж — самый непредсказуемый, будучи крайним, он подвержен больше других охлаждению. Поэтому самые большие квартиры могут оказаться самыми холодными, несмотря на то, что проектом предусмотрены усиленные системы их отопления. Увидим этой зимой! — и вновь он улыбается одной из своих шармовых улыбок.
— Почему на пятом самые большие, я не могу понять? Визуально, пятый этаж самый маленький, — вопрошает мой аналитический мозг.
— Всё дело в планировке, — объясняет. — Начиная с четвёртого, квартиры зеркально отражают друг друга, то есть находятся напротив. Всего восемь квартир на этаже. На пятом — всего три квартиры на весь этаж. У них же и самые большие террасы.
— Круто, — выдаю и больше ничего не могу сказать.
— Хочешь ко мне в гости?
— А мы уже перешли на «ты»?
— Ну, мне кажется, уже пора, — и вновь улыбка, самая лучезарная из всех, какие я вообще видела в своей жизни.
«Хочет очаровать меня и соблазнить, самонадеянный аристократ», думаю.
— Подозреваю, что в гости как-то неуместно. Особенно, если мы «на ты», — выжимаю из себя весь максимум доступного обаяния и так же заливаю его улыбкой с головы и до самых пят.
— Ну, тогда поедем, пообедаем. Выбирай место!
И я решаю: «Выберу самый дорогой ресторан, хе-хе! Будет знать, как выпендриваться». И выбрала.
{Imagine Dragons — Not Today}
Это был самый чудесный обед в моей жизни. Так беззаботно, весело и в то же время насыщенно я давно не проводила время. Алёша смешил нас своими выходками, Алекс хохотал от души, и внезапно сказал:
— Как прекрасно, наверное, иметь детей и вообще семью…
При этом он так пронзительно заглянул в мои глаза, будто хотел тронуть самые глубокие пласты и посмотреть, что под ними. Но что трогать, если ему и так уже довелось увидеть, насколько «идеален» мой брак, особенно когда муж назвал меня дурой при постороннем и «деликатно» предложил закрыть рот. Мне было за это стыдно, и я старалась стереть из памяти всю эту мерзкую сцену, потому что она мешала мне наслаждаться поистине бесконечно приятным общением с этим человеком не нашего мира, не нашего круга, не нашего воспитания и образованности, не наших возможностей.
Его интеллигентность и природная мягкость притягивали меня, как магнит. Я ощущала себя личностью рядом с ним.
— Откуда ты так хорошо знаешь русский? — интересуюсь.
— Правда? И в самом деле, настолько хорошо?
— Ну да, ты говоришь на нём как на родном. Вот мне интересно, как это возможно, если ты — американец?
— Меня воспитывали в русскоговорящей семье.
Я улыбаюсь и немного завидую — здорово вот так, не напрягаясь, вынести из своего детства бесценный языковой багаж.
— Я русский только наполовину: мои предки жили в Петербурге ещё до революции — прапрадед перевёз всю семью, а другая половина моей крови по матери — испанская.
Годы спустя я узнаю, что эти самые иммигранты были русской аристократической элитой из рода Соболевых, удачно сохранившей и приумножившей свой капитал, чудом избежав финансовых и человеческих потерь во время Революции 1914 года, так что Алекс никогда в своей жизни не знал, что такое бедность, и с детства получил самые широкие возможности. Его предки были не только промышленниками, но и людьми с хорошей интуицией.
— Почему ты решил стать архитектором?
— А что может быть прекраснее, чем создавать и строить дома? Наверное, только рожать детей, но этого я, к сожалению, не могу!
Это была шутка и мы оба над ней смеялись, но его слова оставили в моём сознании магический отпечаток. Плохо только, что этот отпечаток упорно игнорировал мой излишне расчётливый разум.
Глава 3. Песня и первый поцелуй
Вскоре мой муж Артём придумал совместный выход в караоке-клуб. Караоке — наше семейное увлечение, мы, в общем-то, и дома поём, поэтому натренированы, и у меня в арсенале имеется штук тридцать песен, которые выходят особенно эффектно. Я — обладатель довольно сильного грудного голоса контральто с бархатным тембром, и, будучи в настроении, могу произвести нешуточное впечатление. Бывало и такое, что другие посетители караоке предлагали мне деньги, лишь бы я спела их любимую песню. Моему мужу особенно это льстило, хотя и он тоже неплохо поёт, особенно репертуар Виктора Цоя.
Была пятница, в клубе набилось полно народу, мы долго ждали своей очереди. Я немного нервничала, потому что в этот раз хотелось спеть особенно красиво. Вшитые караоке минусовки меня не устраивали своим качеством, поэтому я принесла на диске свою. Алекс заметил, что я подготовилась, и подшучивал надо мной. Мой выбор пал на энергичную композицию Pink «Family portrait», и спела я её безупречно. Ещё дома продумала все детали своего выхода: чёрное, плотно прилегающее к фигуре платье обрисовывало мои по-настоящему стройные контуры — козыри нужно использовать.
«Family portrait» — ритмичная песня, требующая движений, поэтому моё бедро не слишком усердно, но и не вяло отбивало темп музыки, произведя эффект, неожиданный даже для меня — мужская подвыпившая половина любителей петь покрывала меня глазурью своих вожделеющих взглядов.
В общем, выглядело моё выступление эффектно, особенно на фоне предыдущих «артистов». А если честно, то в тот вечер мне удалось произвести своим выходом настоящий фурор, на что я, собственно, и рассчитывала. Народ начал вставать со своих мест, аплодируя, особенно смелые и дерзкие молодые люди справа требовали, чтобы я спела ещё.
Особенно не удивившись, поскольку подобное бывало и раньше, я согласилась. Высокий парень с широченной улыбкой оплатил мою следующую песню, и я решила, что теперь уже, пожалуй, можно ударить и по романтике. Выбрала невыносимо красивую балладу на испанском Miguel Bose «Si tu no vuelves», но петь её необходимо было дуэтом с мужским голосом. Желающих сделать это оказалось много, больше, чем я рассчитывала, но Алекса среди них не было. Я выбрала приятного блондина, голос которого уже успела оценить во время предыдущих выступлений, и мы спели песню не просто эффектно, а сногсшибательно. Я была довольна: всё шло строго по намеченному плану. И пока мы пели, я конечно взглянула на Алекса (нужно же было проверить, есть эффект или нет) — и он смотрел на меня как завороженный, не отрывая глаз, не суетясь, не рыская пальцем по каталогу песен, как Артём. А в тот момент, когда в припеве мой голос раскатывался волной по залу, мне казалось, Алекс переставал дышать. Ему явно нравился мой голос, глаза его горели, он улыбался.