– Ты щедрый друг, дорогой Луи. Всегда был таким.
Я целую его в щеку и выхожу в ночь, напевая мелодию, которую только что играл. Я немного пьян, но настроение у меня от их общества стало гораздо лучше.
Вечером следующего четверга ровно в семь я сижу, попивая эльзасское пиво, в углу гулкого, мрачного ресторана с преобладанием желтого цвета. Ресторан заполнен, двойные двери все время распахиваются то внутрь, то наружу, скрипят пружины. Гул голосов, движение внутри, гудки, крики, резкие выхлопы пара из локомотивов делают это место идеальным, если ты не хочешь, чтобы твой разговор подслушали. Мне удалось занять столик на двоих, с которого я хорошо вижу входные двери. И снова Девернин удивляет меня, появляясь сзади. Он несет бутылку с минеральной водой, отказывается от пива и вытаскивает свой маленький блокнот, еще не успев сесть на мягкий стул, обитый малиновой тканью.
– Ну и тип этот ваш майор Эстерхази, полковник. Огромные долги по всему Руану и Парижу. Вот у меня их список.
– А на что он тратит деньги?
– В основном на азартные игры. Там есть одно такое заведение на бульваре Пуассоньер. Эта болезнь лечится с трудом – по себе знаю. – Девернин подвигает ко мне список по столешнице. – У него есть любовница, некая мадемуазель Маргарита Пэ двадцати шести лет, зарегистрированная проститутка в округе Пигаль, у нее прозвище Четырехпалая Маргарита.
Я не могу сдержать смех:
– Вы серьезно?!
Девернин, бывший унтер-офицер, ставший полицейским, не видит в этом ничего смешного.
– Вообще-то, она из Руана, дочь рабочего с винного завода, начала трудиться на прядильной фабрике еще девчонкой, потеряла палец при несчастном случае, а с ним и работу, переехала в Париж, стала проституткой на улице Виктор-Массе, в прошлом году познакомилась с Эстерхази – то ли в поезде Париж – Руан, то ли в «Мулен Руж», версии разнятся в зависимости от того, с кем из девушек говоришь.
– Значит, об их связи известно?
– Никакой тайны. Он даже нашел ей квартиру: улице Дуэ, 49, близ Монмартра. Бывает у нее каждый вечер, когда в Париже. Девушки в «Мулен Руж» называют его Благодетель.
– Такой образ жизни недешев.
– Эстерхази старается заработать, на чем только может, чтобы так оно и оставалось. Он даже попытался поступить в совет директоров одной британской компании в Лондоне – сомнительное занятие для французского офицера, если подумать.
– А где все это время находится его жена?
– Либо в ее имении в Доммартен-ла-Планшетт в Арденнах, либо в парижской квартире. После Маргариты он возвращается к ней.
– Похоже, Эстерхази человек, для которого предательство – вторая натура.
– Я тоже так думаю.
– Что с немцами? Есть у него какие-то связи с ними?
– Пока мне не удалось выяснить.
– А мы можем установить за ним слежку?
– Можно было бы, – с сомнением говорит Девернин, – но, насколько я успел понять, Эстерхази осторожная птица. Он скоро нас раскусит.
– В таком случае мы не можем рисковать. Меньше всего мне нужно, чтобы майор со связями пожаловался в министерство на то, что его преследует.
– Лучше всего установить наблюдение за немецким посольством – может быть, мы увидим его там.
– Мне никогда не получить на это разрешения, – качаю я головой.
– Почему?
– Слишком уж очевидно. Посол заявит протест.
– Вообще, я знаю способ, как сделать, чтобы они ничего не заметили. – Девернин достает записную книжку и передает мне маленький квадратик, аккуратно вырезанный из газеты. Объявление о сдающейся в аренду квартире на улице Лиль – на той самой улице, где расположен дворец Богарне, в котором разместилось немецкое посольство. – Второй этаж, почти напротив немцев. Можно там устроить наблюдательный пост – фиксировать всех, кто приходит и уходит. – Он смотрит на меня, гордый своей инициативой, ждет моего одобрения. – И вот еще в чем изюминка: квартира внизу уже снята посольством. Там что-то вроде офицерского клуба.
Идея мне нравится. Меня восхищает ее дерзость, а кроме того, эта операция будет проводиться независимо от Анри.
– Нам понадобится арендатор с хорошей историей прикрытия, – говорю я, обдумывая его предложение, – чтобы избежать подозрений. У человека должны быть основания, чтобы целыми днями не выходить из дома.
– Я думал о человеке, который работает в ночную смену, – говорит Девернин. – Он может приходить домой каждое утро в семь, а уходить на работу к шести вечера.
– И сколько просят за аренду?
– Две сотни в месяц.
Я покачиваю головой:
– Ни один человек, работающий по ночам, не может позволить себе такую квартиру. Улица фешенебельная. Более подходящим арендатором будет какой-нибудь молодой богатый бездельник с постоянным доходом – ночью он гуляет, а днем отсыпается.
– Не уверен, что я вращаюсь в таких кругах, полковник.
– Да. Но я вращаюсь.
Я отправляю «пти блю» одному знакомому молодому человеку и договариваюсь с ним о встрече в воскресенье, ближе к вечеру, в кафе на Елисейских Полях. Смотрю, как он жадно ест, словно дня два не видел еды. Потом мы отправляемся прогуляться по саду Тюильри.
Жермен Дюкасс – чувствительная, образованная душа лет тридцати пяти, у него темные кудрявые волосы и нежные карие глаза, он пользуется популярностью среди старых холостяков и замужних дам, которым требуется проводник в оперу, не вызывающий ревности у мужей. Я знаю его больше десяти лет, со времени завершения им военной службы под моей командой в 126-м Линейном полку, дислоцированном в алжирском Памье. Я рекомендовал ему изучать иностранные языки в Сорбонне и время от времени беру его на вечера у Комменжей. Теперь Дюкасс ведет полуголодное существование в качестве переводчика и секретаря, а когда я говорю, что, возможно, у меня найдется для него работа, его благодарность не знает предела.
– Жорж, с вашей стороны это очень благородно. Вы только посмотрите. – Дюкасс хватает меня за рукав для равновесия и поднимает ногу, чтобы показать мне дыру в ботинке. – Видите, какой позор. – Он продолжает держать меня за рукав.
– Работа, о которой я говорю, наверняка покажется вам скучной. – Я аккуратно освобождаюсь от его хватки. – Но должен вам сразу сказать, что она необычная и неинтересная. К тому же эта работа потребует всего вашего времени. И еще, прежде чем я продолжу, мне понадобится ваше заверение, что вы никому ни словом о ней не обмолвитесь.
– Как таинственно! Естественно, я даю вам слово. И что за работа?
Я отвечаю, только когда мы находим скамейку вдали от воскресных толп.
– Я хочу, чтобы вы завтра утром сняли эту квартиру. – Я даю ему объявление из газеты. – Вы предложите агентам плату на три месяца вперед. Если они спросят рекомендации, сошлитесь на Комменжей – я улажу этот вопрос с Эмери. Скажете, что квартира вам нужна немедленно, в тот же день, если возможно. На следующий день после вашего поселения к вам придет человек, который представится как Робер Уден. Он работает на меня и расскажет, что от вас требуется. Главным образом это наблюдение за зданием на противоположной стороне в течение всего дня. Вечерами вы свободны.
– Должен сказать, звучит очень захватывающе. – Дюкасс разглядывает объявление. – Я что – становлюсь шпионом?
– Вот вам шестьсот франков для оплаты квартиры, – продолжаю я, отсчитывая банкноты, которые взял предыдущим вечером в специальном фонде, – и вот четыре сотни вам. Двухнедельный аванс. Да, вы становитесь шпионом, но ни одна живая душа не должна об этом знать. С этого времени нас не должны видеть вместе. И бога ради, мой дорогой Жермен, прежде чем вы отправитесь в агентство, купите себе приличные туфли: вы должны выглядеть как человек, который может позволить себе жить на улице Лиль.
Я открываю папку с активным делом. Решаю назвать его «Операция „Благодетель“». Благодетель – кодовое имя Эстерхази, позаимствованное у девиц с Пигаль. Дюкасс без труда снимает квартиру и переезжает туда, прихватив с собой несколько личных вещей. На следующее утро Девернин, называющий себя Уденом, приходит к Дюкассу и объясняет, что от того требуется. Прибывает развозной фургон, в квартиру заносят коробки с оптическим и фотографическим оборудованием, химикалии, необходимые для проявки. Люди в кожаных передниках, заносящие все это в квартиру, сотрудники технического отдела французской уголовной полиции. Несколько дней спустя я отправляюсь туда с инспекцией.
Близится вечер благоуханного апрельского дня, деревья покрылись листвой, птицы щебечут в министерском саду, мне кажется, что природа посмеивается над моим занятием. Я в гражданской одежде, шляпа у меня слегка натянута на нос, чтобы скрыть верхнюю часть моего лица. Немецкое посольство всего в каких-то двух сотнях метров от нашей входной двери – мне нужно только повернуть налево из нашего здания, потом направо, и я тут же оказываюсь на узенькой улице Лиль. Прямо передо мной слева я вижу дворец Богарне, его номер – 78. От дороги его отделяет высокая стена, но большие деревянные ворота открыты в мощеный двор, где стоят два авто. В конце двора – впечатляющий пятиэтажный особняк с портиком на колоннах. К дверям ведут ступени, застланные ковром, с флагштока свисает флаг с немецким имперским орлом.
Снятая нами квартира расположена напротив, в доме 101. Я вхожу и направляюсь к лестнице. Из-за закрытой двери на цокольном этаже до меня доносятся гортанные немецкие голоса – один что-то говорит, и его голос все больше захлебывается весельем, и наконец я слышу общий взрыв смеха. Этот мужской рев преследует меня, пока я поднимаюсь на второй этаж. Я стучу четыре раза. Дюкасс приоткрывает дверь и распахивает, чтобы я мог войти.
Воздух в квартире спертый. Окна закрыты ставнями, горит электрический свет. Звук веселящихся внизу немцев проникает и сюда, но более приглушенным. Дюкасс в носках без обуви прикладывает палец к губам и манит меня в гостиную. Ковер свернут к стене. На голых досках пола лежит животом вниз Девернин, без обуви, головой в камине. Я начинаю что-то говорить, но он подносит палец к губам. Потом резко вытаскивает из камина голову и поднимается на ноги.
– Кажется, они закончили, – шепчет Девернин. – Черт побери, полковник! Они сидят у самого камина, и я почти разбираю, что они говорят. Но не совсем. Вы не могли бы снять обувь?
Я сажусь на край стула, стаскиваю туфли, оглядываюсь, восхищаясь продуманностью, с которой Девернин оборудовал эту тайную квартиру. На окнах три комплекта закрытых ставень с глазками, сквозь которые видно немецкое посольство по другую сторону улицы. У одного из окон на треноге камера последней модели, специальный «Кодак», купленный в Лондоне за восемнадцать фунтов стерлингов, тут же жестяная коробка для пленки и набор разных линз. У другого отверстия установлен телескоп, у третьего стоит стол с журналом, куда Дюкасс записывает время и всех посетителей. К стене прикноплены студийные фотографии лиц, которые нас интересуют: Эстерхази, фон Шварцкоппен, граф Мюнстер – пожилой немецкий посол и майор Паниццарди – итальянский военный атташе.
Девернин, глядя в третий глазок, дает мне знак подойти, а сам отходит, уступая мне место. Четверо элегантно одетых во фраки мужчин пересекают улицу внизу, они идут от нас и спинами к нам. Останавливаются у ворот, двое обмениваются рукопожатием с третьим, после чего направляются во двор – предположительно, немецкие дипломаты. Двое оставшихся у ворот смотрят им вслед, потом поворачиваются и продолжают разговор.
Дюкасс, наводя телескоп на резкость, говорит:
– Жорж, слева – Шварцкоппен, справа – итальянец Паниццарди.
– Посмотрите в телескоп, полковник, – предлагает Девернин.
Мне кажется, что два человека в окуляре совсем близко от меня, поразительно, я чуть ли не стою рядом с ними. Шварцкоппен строен, у него точеные черты, он привлекательно бодр, прекрасно одет – денди. Смеясь, откидывает голову назад, демонстрируя ряд идеально белых зубов под широкими усами. Паниццарди положил руку ему на плечо и, кажется, рассказывает какую-то забавную историю. Итальянец красив на иной манер – круглолицый, кудрявые темные волосы зачесаны назад с широкого лба, – но и в его чертах видны те же живость и веселость. Рука Паниццарди по-прежнему лежит на плече немца. Они смотрят в глаза друг другу, не замечая ничего вокруг.
– Бог ты мой! – восклицаю я. – Да они же влюблены!
– Слышали бы вы их вчера – в спальне внизу, – ухмыляется Дюкасс.
– Грязные пидоры, – бормочет Девернин.
Интересно, знает ли мадам де Веде о пристрастиях своего любовника… Вполне возможно, думаю я. Меня уже ничто не удивляет.
Наконец смех на противоположной стороне улицы угасает до улыбок. На лице Паниццарди выражение неуверенности, потом они подаются друг к другу, обнимаются, прикасаются одной щекой, другой. Слева от меня щелкает камера – Девернин делает снимок, потом перематывает пленку. Это объятие, увиденное случайным прохожим, представляется не более чем выражением дружеской привязанности, но от безжалостного увеличения не скроешься: они что-то шепчут друг другу. Наконец они размыкают объятия. Паниццарди в прощальном жесте поднимает руку, разворачивается и исчезает из вида. Шварцкоппен несколько секунд остается неподвижен, на его губах блуждает полуулыбка, потом он поворачивается на каблуках и удаляется в посольский двор. Фалды его фрака развеваются на ходу – довольно впечатляющее зрелище, в его движениях что-то кичливое, мужественное. Потом он засовывает руки глубоко в карманы брюк.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.