И Рамфорд, не сходя с места, подробно предсказал пятьдесят событий из будущего.
Предсказания были самым тщательным образом записаны присутствовавшими.
Стоит ли говорить, что все предсказания сбылись, и даже в мельчайших подробностях.
— Мое учение, возможно, сперва покажется неясным и кое-кого смутит, — говорил Рамфорд. — Но со временем все поймут, насколько оно прекрасно и доступно. Для начала я расскажу вам притчу. Однажды, волею судьбы, новорожденный по имени Малаки Констант оказался самым богатым ребенком на Земле. В тот же день судьба распорядилась так, что слепая старушка свалилась в пролет бетонной лестницы, лошадь полицейского растоптала обезьянку шарманщика, а выпущенный из тюрьмы грабитель нашел на дне сундука у себя на чердаке почтовую марку стоимостью в девятьсот долларов. Я вас спрашиваю, разве счастье — в руце божией?
Рамфорд поднял указательный палец, прозрачный, как чашка из лиможского фарфора.
— Во время следующего моего появления, друзья-верующие, — сказал он, — я расскажу вам притчу про людей, делающих то, что угодно, по их мнению, господу богу. Если хотите лучше понять эту притчу, прочтите на досуге все, что попадется под руки, про испанскую инквизицию. Когда я в следующий раз навещу Землю, я принесу вам Библию, переработанную в духе сегодняшнего дня. Еще я принесу вам краткую историю Марса, подлинную историю праведников, погибших за то, чтобы мир смог объединиться в Братство. Эта история не оставит равнодушным никого, у кого есть сердце.
Тут Рамфорд и его пес внезапно дематериализовались.
На космическом корабле, направлявшемся с Марса на Меркурий, на космическом корабле, на борту которого находились Дядька и Боуэз, автопилот-навигатор определил, что в каюте снова должен быть день.
Это был день после той ночи, когда Дядька сказал Боуэзу, что штука в кармане Боуэза уже никому не причинит боли.
Дядька спал, сидя у себя на койке. Его винтовка системы «Маузер», заряженная, со взведенным предохранителем, лежала поперек колен.
Боуэз не спал. Он лежал на койке у противоположной стены. Боуэз всю ночь не смыкал глаз. Он мог, если бы захотел, легко обезоружить и убить Дядьку.
Но Боуэз рассудил, что друг ему нужен больше, чем приспособление, заставляющее людей выполнять приказы. К тому же за ночь Боуэз здорово усомнился в правомочности своих привилегий.
Не остаться одному, не трястись вечно от страха — Боуэз решил, что в жизни это самое главное. И в этом настоящий друг может помочь больше всех.
Каюта наполнилась странными звуками, напоминающими кашель. Это был смех. Странным он казался оттого, что Боуэз давно разучился смеяться над теми вещами, которые веселили его сейчас.
Он смеялся над дикой переделкой, в которой побывал, — над всей своей службой в армии, над своими привилегиями, над всем тем, что считал когда-то прекрасным.
Смеялся над собственной тупостью: ведь он позволил сделать из себя игрушку — позволил черт знает кому и черт знает с какой целью.
— Боже мой, браток, — громко воззвал он, — чего мы болтаемся в этом космосе? Почему на нас такая одежда? Кто заправляет всей дурацкой игрой? Как мы вообще очутились в этой консервной банке? Почему мы должны в кого-то стрелять там, куда летим? Почему они должны стрелять в нас? Почему? — кричал Боуэз. — Браток, ты не знаешь почему?
Дядька проснулся и навел свой маузер на Боуэза. Боуэз продолжал хохотать. Потом вытащил из кармана коробку и швырнул ее на пол.
— Мне она не нужна, браток, — сказал он. — Ты молодец, что выпотрошил ее внутренности. Она мне не нужна больше. — А потом заорал: — Не нужна мне вся эта мерзость!
Сокращенный перевод А.Санина
Джеймс Уайт
Рождественский сюрприз
Развалясь на пушистом ковре возле кроватки младшего брата, Ричард наблюдал, как собирается поодиночке вся компания.
Первым прибыл Лайам в толстом свитере поверх тесноватой пижамы: в доме его родителей нет центрального отопления. Вслед за Лайамом появилась в ночной рубашонке Маб: ее родителям центральное отопление вообще без надобности. Грег, едва попав в детскую, тут же споткнулся о грузовик Бутуза — ведь на родине Грега сейчас день, а проникающие в детскую лунные лучи светят тускло, ничего толком не разглядишь. Невольно поднятый Грегом шум не разбудил взрослых, но взбудоражил Бутуза, который азартно затряс решетку своей кроватки и лишь с трудом угомонился. Последней материализовалась Лоо, как обычно в потешном длинном платьице; она постояла, поморгала глазами и примостилась на кровати Ричарда вместе с остальными.
Теперь можно открывать собрание.
Расследование шло как нельзя лучше, но Ричард неизвестно почему волновался, хоть и утешал себя тем, что волнение — признак возмужания. Ведь папа и другие взрослые волнуются чуть ли не на каждом шагу. А Ричарду целых шесть лет.
— Прежде чем заслушивать отчеты, — начал он официальным тоном, — подумаем про токол последнего собрания.
— Может, без токола обойдемся?.. — сердито буркнул Лайам. Его сосед Грег внятно пробормотал несколько бессмысленных слов, которые, по сути, сводились к той же идее. Маб, Лоо и трехлетний братишка Ричарда Бутуз просто-напросто излучали нетерпение.
— Тихо! — прикрикнул Ричард явственным шепотом и уже беззвучно продолжил: — Надо непременно думать про токол, взрослые про этот самый токол даже пишут, мне сам папа говорил. И не шумите, когда разговариваете, я и так услышу…
Это у меня единственный талант, не без зависти подумал Ричард. По сравнению с тем, что умеют другие, не густо. Я вот не могу прийти в гости к Лоо, не могу своими глазами увидеть смешную хижину, где стен вовсе нет, есть лишь покатый навес; не могу поиграть вместе с Лайамом в пираты… а жаль: мы бы так лихо пустились по морю на взаправдашней лодке, которую подарил Лайаму его папа. Пусть с лодки снят мотор и в днище здоровенная пробоина, зато остались снасти, сети и всякие металлические штуковины, да и волны иной раз подкатывают до того близко, что кажется, будто и впрямь плывешь. Кое-кто из нашей компании пугается, когда по песку набегают высоченные волны с белыми гребнями пены, но я-то, попади только на те берега, ну ни капельки бы не струсил. Да и у Маб в доме я ни разу не бывал, и вовсе не потому, что там шумно, тесно и не так уж приятно; и по деревьям возле Грегова хозяйства ни разочка не лазил.
Никуда-то Ричард не может попасть, разве что отвезут взрослые — в поезде, на машине или еще как-нибудь. А вот остальные, если им куда-нибудь надо, отправляются запросто — даже Бутуз так умеет. Ричарду остается только внимательно слушать да следить за игрой (когда идет игра) чужими глазами; зато, если кто-нибудь из компании хочет сказать другому что-то важное или сложное, Ричард подхватывает чужую мысль и повторяет ее во всеуслышание. Но проникать ему удается только в мысли сверстников; эх, вот бы узнать, о чем думает папа!
Правда, Ричард — самый старший и вдобавок заводила в компании, но много ли от этого радости?
— Хочу электропоезд! — нетерпеливо перебил Грег. Сознание Ричарда заполнила красочная, хоть и несколько расплывчатая картина — игрушечная железная дорога, обещанная Грегу родителями; дорогу стремительно вытесняли, другие картинки — кукла для Маб, грифельная доска для Лоо, ковбойский костюмчик для Лайама и пулемет для Бутуза. У Ричарда чуть голова не лопнула.
— Слишком громко думаете! — пожаловался он. — Получат, все всё получат. Нам ведь обещали.
— Знаю, но… — начал было Грег.
— … каким образом? — хором подхватили остальные.
— Для того-то мы и ведем расследование, чтобы выяснить, — проворчал Ричард. — А кто упорно торопит события и забегает вперед, тот никогда ничего не выяснит. Тише, ребята, и слушайте!
В комнате давно воцарилась тишина, но теперь замерли даже мыслительные шумы. Ричард заговорил шепотом: он давно заметил, что, если думать вслух, мысли не разбегаются во все стороны. К тому же он нахватался новых взрослых слов и теперь хотел поразить всю компанию.
— На позапрошлой неделе, — сказал Ричард, — папа спросил нас с Бутузом, чего бы нам хотелось к рождеству, и рассказал про Санта-Клауса. Санта-Клаус любит детей и принесет все, чего бы мы ни захотели. Любой подарок. Или два подарка, или даже три… только в разумных пределах, как выражается папа. Бутуз не помнит прошлого рождества, но ведь остальные-то помнят: ведь в самом деле, так оно и бывает. С вечера подвешиваешь чулок, и наутро, глядишь, он битком набит конфетами, яблоками, орехами, а на кровати лежит главный подарок, который ты заказывал. Но взрослые, похоже, сами не знают, каким образом к нам попадают подарки…
— С-сани и северный олень, — возбужденно прошептал Грег.
Ричард покачал головой.
— Ни один взрослый не может толком ничего объяснить, просто говорят, что Санта-Клаус обязательно придет, что игрушки мы получим вовремя и нечего зря беспокоиться. Но мы волей-неволей беспокоимся. Потому-то и проводим расследование. Надо же выяснить, что происходит на самом деле… Ведь и впрямь непонятно, каким образом один-единственный человек, пускай даже у него есть летучие сани и волшебный северный олень, — каким образом за одну-единственную ночь этот человек успевает в одиночку разнести подарки по всему свету… — Ричард набрал в легкие побольше воздуху и приготовился выпалить новые, взрослые слова. — С точки зрения логики поставки в таком количестве, да еще в такой сжатый срок, немыслимы.
На Бутуза, Маб и Грега эти слова произвели впечатление. Лоо, неодобрительно поджав губы, подумала:
— Опять Ричард выпендривается.
А Лайам сказал:
— По-моему, у него собственный реактивный самолет.
Раздосадованный столь разноголосым откликом на серьезные слова, Ричард чуть было не шепнул Лоо: «Ну да, Косоглазик, и что с того?», но вовремя спохватился и сказал другое:
— Реактивные самолеты поднимают жуткий грохот, а ведь, если бы прошлым рождеством было шумно, мы бы запомнили. Но когда ведешь расследование, положено сперва собрать факты, а уж после искать ответ, — тут он сверкнул глазами на Лоо, — методом дедукции.
Лоо ни словечка не возразила, даже ничегошеньки не подумала.
— Итак, — бодро продолжал Ричард, — вот что нам известно…
Имя — Санта-Клаус. Приметы: мужчина, рост очень высокий даже для взрослого дяденьки, румянец во всю щеку, глаза синие, волосы и борода белые. Одет в красные штаны и куртку, на голове носит красную шапку; и штаны, и куртка, и шапка оторочены белым мехом; подпоясан черным сверкающим ремнем, обут в до блеска начищенные высокие сапоги из черной кожи. В описании наружности Санта-Клауса все родители были единодушны, хотя никто из них не брался утверждать, что видел его. Лайам с пристрастием допросил на этот предмет своего отца, и тот сказал, что ему это доподлинно известно от Лайамова дедушки. Кроме того, все в один голос твердят, будто Санта-Клаус обитает где-то на Северном полюсе в тайной ледяной пещере. Говорят, там же запрятаны фабрика игрушек и склады, где игрушки хранятся.
Известно о Санта-Клаусе многое. Главный пробел в знаниях — каким образом осуществляются поставки. Неужели в канун рождества Санта-Клаус без конца шастает на Северный полюс и обратно, едва только опустеют сани? Если да, то дело поставлено крайне ненадежно, и у компании есть серьезные основания тревожиться. Ведь на рождество нежелательны всякие накладки, вроде игрушек, прибывших с опозданием или не по адресу! А если уж без накладок никак нельзя, то лучше пусть игрушки появятся на денек-другой раньше, чем на денек-другой позже.
На позапрошлой неделе Ричард видел, как мама укладывала его старые игрушки в пустой ящик. Мама объяснила, что игрушки предназначены для сироток: ведь к сироткам Санта-Клаус никогда не приходит.
Компании необходима твердая уверенность в том, что все будет хорошо. Не хватало только, проснувшись рождественским утром, вдруг обнаружить, что ты — сиротка!
— … тут мы больше никаких сведений не соберем, — продолжал Ричард, — а поэтому надо во что бы то ни стало отыскать тайную пещеру и подглядеть, каким способом Санта-Клаус развозит подарки. Именно это и было у вас последним заданием, ребята, а теперь я заслушаю отчеты. Начинай ты, Маб.
Маб мотнула головой: отчитываться было не в чем. Но в сознании у нее (а стало быть, и у Ричарда) промелькнула отцовская физиономия — злая, лоснящаяся, какая-то рыхлая — и шлепок отцовской руки, большой руки с розовой ладонью; шлепок больнее отозвался на самолюбии, чем на попке. Бывает, папа Маб часами возится с дочкой, играет с ней во всякие игры, а заодно его можно о чем угодно расспросить, но бывает и совсем иначе: папа возвращается домой, бормоча себе под нос что-то невразумительное, и все время натыкается на мебель, как натыкался Бутуз, пока учился ходить, и, если в такие минуты Маб сунется с расспросами, отец ее отшлепает. Порой Маб совершенно не понимает родного отца.
По-прежнему не говоря ни слова, она взмыла с кровати в воздух, подплыла к окну и уставилась на холодную, залитую лунным светом пустыню и на строения вдали: там работает папа Ричарда.
— Лоо! — окликнул Ричард.
Лоо тоже нечем было похвастать.
— Лайам.
— Я скажу после всех, — самодовольно заявил мальчик. Ясно, он что-то выведал, но теперь упорно думает только о чайках, чтобы до поры до времени помешать Ричарду подглядеть серьезные мысли.
— Ладно, тогда ты, Грег.
— Я узнал, где хранится часть игрушек, — начал Грег. И пошел расписывать, как ездил с отцом и матерью в город, а в городе есть такие места, магазины, где игрушек полным-полно. После, уже дома, папаша задал Грегу хорошую трепку и отправил спать без ужина.
— О-о-о! — сочувственно протянули Лоо и Маб.
Грег пояснил: это оттого, что в магазине ему приглянулся малюсенький трактор на резиновых гусеницах, который мог взобраться на стопку книг и на всякие другие препятствия. Дома Грег все время думал о тракторе и наконец надумал: дай-ка достану его издалека, ведь мы всегда так делаем, когда хотим поиграть вместе в какую-нибудь игрушку или настольную игру, но забыли ее дома. Однако отец заметил, как Грег развлекается с трактором, снял с сына штанишки и четырежды наподдал по мягкому месту, да еще сказал, что чужое брать нельзя и что трактор надо вернуть в магазин.
Но больно было недолго, и Грег уже почти заснул, когда в детскую вошла мать, приласкала его и угостила тремя большущими шоколадными конфетами с вкусной-превкусной начинкой. Только Грег их доел, как пришел папаша, тоже с конфетами…
— Ух ты-ы! — завистливо протянули Лоо и Маб.
— И мине касетки? — вслух спросил Бутуз. В минуты волнения он частенько сбивался на младенческий лепет.
— Мрак, — шепнул Грег (такое уж было у него бессмысленное словечко вместо обыкновенного «нет») и молча прибавил: — Я один все слопал.
— Вернемся к расследованию, — твердо сказал Ричард. — Позавчера папа возил нас с Бутузом в магазин. Мне-то и раньше приходилось бывать в городе, но на этот раз я задавал всякие вопросы и вот что выведал. Не всегда и не все ребята точно знают, чего бы им хотелось к рождеству, а поэтому в магазинах показывают, какие игрушки есть у Санта-Клауса, и, посмотрев их, каждый знает, чего просить. Но к магазинным игрушкам до рождества нельзя и пальцем притронуться, точно так же как к тем игрушкам, которые хранятся на Северном полюсе. Это сказал папа, да и Санта-Клаус подтвердил, когда мы с ним разговорились…
— Санта-Клаус?!
— Он самый, — не без заминки продолжал Ричард. — Мы с Бутузом потолковали с Санта-Клаусом. Мы… то есть я спросил насчет саней и оленя, а после насчет логически неразрешимой задачи о поставках и доставках. Пока мы его расспрашивали, он все поглядывал на нашего папу, а папа все поглядывал в сторону, и тут мы заметили, что борода у Санта-Клауса держится на резинке. Мы ему про это сказали, а он ответил, что мы очень и очень смышленые мальцы и что он, так и быть, признается: он всего лишь один из многих ряженых помощников Санта-Клауса, Санта-Клаус поручил ему пожелать веселого рождества всем мальчикам и девочкам, ведь самому-то недосуг — у него с изготовлением игрушек хлопот по горло. Уверял, что Санта-Клаус даже ему не объяснил, каким образом проделывает свой фокус, — мол, эти сведения совершенно секретны, но он, помощник, знает, у Санта-Клауса навалом компьютеров и всякой прочей электроники, старикан-то норовит шагать в ногу со временем, по науке работает. Поэтому нечего, мол, беспокоиться насчет игрушек, Санта-Клаус обо всем позаботится. На редкость славный дяденька, этот помощник, — закончил Ричард, — нисколечки не обозлился, когда мы заметили, что борода у него накладная, и что мы донимали его вопросами. Даже сделал нам маленькие подарочки.