– Я не рассчитываю на это.
– Тогда на что же?
– Не знаю. Знаю одно: я не вернусь.
– Только потому что…
– И по многим другим причинам.
Кошачья улыбка снова заиграла на его лице и помешала Клер прочесть мысли мужа.
– Хотите, чтобы я взвалил вину на вас?
Клер пожала плечами:
– У вас нет для этого оснований.
– По-другому вы и не можете ответить.
– Я по-другому и не поступаю.
– Вот что, Клер, вся эта нелепая история недостойна женщины с вашим умом и знанием жизни. Вечно быть соломенной вдовой нельзя. Кроме того, вам ведь нравилось на Цейлоне.
– Есть вещи, проделывать которые с собой я никому не позволю, а вы их проделали.
– Я же сказал, что это не повторится.
– А я уже сказала, что не верю вам.
– Мы толчём воду в ступе. Кстати, вы собираетесь жить на средства родителей?
– Нет. Я нашла место.
– О! Какое?
– Секретаря у нашего нового депутата.
– Вам быстро надоест работать.
– Не думаю.
Он пристально посмотрел на неё, теперь уже не улыбаясь. На какую-то секунду она прочла его мысли, потому что его лицо приняло выражение, предшествующее известным эмоциям. Неожиданно он бросил:
– Я не потерплю, чтобы вы принадлежали другому.
Клер поняла, какие побуждения руководят им, и ей стало легче. Она промолчала.
– Слышали?
– Да.
– Я говорю серьёзно.
– Не сомневаюсь.
– Вы бесчувственный чертёнок!
– Хотела бы им быть.
Он прошёлся по кабинету и остановился перед ней:
– Вот что! Я не уеду без вас. Здесь я остановился в "Бристоле". Перестаньте капризничать, – вы же умница! – приходите ко мне. Начнём сначала. Увидите, какой я буду.
Потеряв самообладание, Клер закричала:
– Да поймёте ли вы наконец? У меня нет чувства к вам, – вы его убили!
Зрачки Корвена расширились, затем сузились, ниточка губ растянулась.
Он стал похож на берейтора, объезжающего лошадь.
– Поймите и меня, – отчеканил он негромко. – Или вы вернётесь ко мне, или я с вами разведусь. Я не позволю вам остаться здесь и выделывать всё, что вам взбредёт в голову.
– Уверена, что каждый здравомыслящий муж одобрит вас.
Улыбка снова заиграла на его губах.
– За это мне полагается поцелуй, – объявил он и, прежде чем она успела его оттолкнуть, прижался к её губам. Она вырвалась и нажала на кнопку звонка. Корвен заторопился к дверям.
– Au revoir! – бросил он и вышел.
Клер отёрла губы. Она была растеряна, подавлена и не понимала, кто же остался победителем – она или он.
Она стояла лицом к камину, опустив голову на руки, как вдруг почувствовала, что сэр Лоренс вошёл в кабинет и молча смотрит на неё.
– Мне ужасно неловко, что я беспокою вас, дядя. Через неделю я уже перееду в свою берлогу.
– Дать тебе сигарету, дорогая?
Клер закурила и с первой же затяжкой ощутила облегчение. Сэр Лоренс сел, и она увидела, как иронически приподнялись его брови.
– Совещание, как всегда, прошло плодотворно?
Клер кивнула.
– Обтекаемая формула. Людей никогда не удовлетворяет то, чего им не хочется, как бы ловко им это ни подсовывали. Интересно, распространяется ли это правило и на нас самих?
– На меня – нет.
– Досадно, что совещание обычно предполагает наличие двух сторон.
– Дядя Лоренс, – внезапно спросила Клер, – какие у нас теперь законы о разводе?
Баронет вытянул длинные худые ноги:
– Мне ещё не приходилось с ними сталкиваться. Думаю, что они менее старомодны, чем раньше, но всё-таки заглянем в "Уайтейкер".
Он снял с полки том в красном переплёте:
– Страница двести пятьдесят восьмая, дорогая, – вот тут.
Клер молча погрузилась в чтение, а баронет печально смотрел на неё. Наконец она подняла глаза и объявила:
– Чтобы получить развод, я должна нарушить супружескую верность.
– Очевидно, это и есть та изящная форма, в которую облекает его закон. Однако среди порядочных людей грязную работу берёт на себя мужчина.
– Да, но Джерри не согласен. Он требует, чтобы я вернулась. И потом, он не может рисковать своим положением.
– Естественно, – задумчиво отозвался сэр Лоренс. – Карьера в нашей стране – хрупкое растение.
Клер закрыла «Уайтейкер» и сказала:
– Если бы не родители, я завтра же дала бы ему искомый предлог, и дело с концом.
– А тебе не кажется, что самое разумное – ещё раз попробовать начать семейную жизнь?
Клер покачала головой:
– Я просто не в силах.
– Тогда да будет так, хотя это очень грустное "так", – согласился сэр Лоренс. – Каково мнение Динни?
– Мы с ней об этом не говорили. Она не знает, что он приехал.
– Значит, тебе даже не с кем посоветоваться?
– Нет. Динни знает, почему я ушла, но и только.
– Мне кажется, Джерри Корвен – человек не из терпеливых.
Клер рассмеялась.
– Нам обоим не свойственно долготерпение.
– Известно тебе, где он остановился?
– В "Бристоле".
– Может быть, целесообразно установить за ним наблюдение, – неторопливо предложил сэр Лоренс.
Клер передёрнуло.
– Это унизительно. Кроме того, я не собираюсь губить его карьеру. Вы же знаете, он очень способный человек.
Сэр Лоренс, пожав плечами, возразил:
– Для меня и твоих родных его карьера – ничто в сравнении с твоим добрым именем. Давно он приехал?
– По-моему, недавно.
– Хочешь, я схожу к нему и попытаюсь договориться, как вам наладить раздельную жизнь?
Клер молчала, и, наблюдая за ней, сэр Лоренс думал: "Хороша, но характер нелёгкий. Много решительности и ни капли терпения". Наконец Клер заговорила:
– Во всём виновата я одна, – я ведь вышла за него по своей воле.
Не хочу затруднять вас. И потом, он не согласится.
– Это ещё вопрос, – возразил сэр Лоренс. – Так попробовать мне, если подвернётся случай?
– Вы очень любезны, но…
– Значит, договорились. Кстати, безработные молодые люди умеют сохранять благоразумие?
Клер рассмеялась.
– Ну, его-то я приучила. Страшно вам благодарна, дядя Лоренс. Поговоришь с вами – и на душе легче. Конечно, я ужасно глупая, но, знаете, Джерри имеет какую-то власть надо мной, а меня, к тому же, всегда тянуло на риск. Прямо не понимаю, в кого я такая, – мама его не терпит, а Динни допускает лишь в принципе.
Клер вздохнула.
– Ну, больше не смею вам надоедать.
Она послала ему воздушный поцелуй и вышла.
Сэр Лоренс сидел в кресле и думал: "Зачем я-то впутываюсь? История скверная, а будет ещё хуже. Но у Клер такой возраст, что ей надо помочь. Придётся поговорить с Динни".
VIII
Накалённая предвыборная атмосфера в Кондафорде посвежела, и генерал резюмировал изменившуюся обстановку короткой фразой:
– Что ж, они получили по заслугам.
– Папа, а тебе не страшно при мысли, что получат наши, если тоже не сумеют ничего сделать.
Генерал улыбнулся:
– Довлеет гневи злоба его, Динни. Клер обжилась в Лондоне?
– Устраивает себе жильё. Работа у неё сейчас, кажется, простая – пишет благодарственные письма людям, взявшим на себя перед выборами самую чёрную работу – агитацию на улицах.
– То есть с машин? Довольна она Дорнфордом?
– Пишет, что он в высшей степени достойный человек.
– Отец его был хорошим солдатом. Я одно время служил у него в бригаде в бурскую войну.
Генерал пристально посмотрел на дочь и спросил:
– Слышно что-нибудь о Корвене?
– Да. Он приехал.
– О-о!.. Не понимаю, почему я должен бродить вслепую. Конечно, родителям в наши дни возбраняется подавать голос и приходится полагаться на то, что они услышат через замочную скважину…
Динни завладела рукой отца:
– Нет, мы просто должны их щадить. Они ведь чувствительные растения, правда, папа?
– Мы с твоей матерью считаем, что эта история ничего хорошего не сулит. Нам очень хочется, чтобы все как-нибудь утряслось.
– Надеюсь, не ценой счастья Клер?
– Нет, – неуверенно ответил генерал. – Нет. Но вопросы брака – вещь путаная и сложная. В чём состоит и будет состоять её счастье? Этого не знает никто: ни она сама, ни ты, ни я. Как правило, люди, пытаясь выкарабкаться из одной ямы, тут же попадают в другую.
– Выходит, не стоит и пытаться? Знай сиди себе в яме, так? А ведь лейбористы именно к этому и стремились.
– Я обязан поговорить с ним, но не могу действовать вслепую, – продолжал сэр Конуэй, обойдя сравнение молчанием. – Что ты посоветуешь, Динни?
– Не дразнить собаку, чтобы не укусила.
– Думаешь, укусит?
– Обязательно.
– Скверно! – бросил генерал. – Клер слишком молода.
Та же мысль давно уже тревожила Динни. Она сразу сказала сестре: "Ты должна освободиться!" – и до сих пор пребывала в этом убеждении. Но как? Изучение законов о браке не было предусмотрено воспитанием Динни. Она знала, что бракоразводные процессы – обычное дело, и, как все её поколение, была в этом смысле свободна от предрассудков. Но её родителям такой процесс доставил бы немало огорчений, особенно в том случае, если бы Клер взяла вину на себя: с их точки зрения, это – пятно, которого нужно избежать любой ценой. После своего трагического романа с Дезертом девушка редко наезжала в Лондон. Каждая улица и в особенности парки напоминали ей об Уилфриде и отчаянии тех дней, когда он ушёл от неё. Но теперь ей стало ясно, что при любом обороте дела Клер нельзя оставлять без поддержки.
– Мне, пожалуй, следует съездить к ней, папа, и узнать, что происходит.
– Буду только рад. Если ещё не поздно, нужно постараться всё уладить.
Динни покачала головой:
– Думаю, что ничего не выйдет. Да ты и сам не захотел бы этого, расскажи тебе Клер то, что рассказала мне.
Генерал широко раскрыл глаза:
– Я же говорю, что бреду вслепую.
– Согласна, папа, но всё-таки ничего тебе не скажу, пока она сама не скажет.
– Тогда поезжай, и чем скорее, тем лучше.
Мелтон-Мьюз избавился от былых запахов конюшни, но зато пропитался острым ароматом бензина: в этом мощённом брусчаткой переулке нашли себе приют автомобили. Когда под вечер того же дня Динни вошла в него, её глазам слева и справа представились две линии гаражей, запертые или распахнутые двери которых сверкали более или менее свежей краской. За одной из них виднелась спина шофёра в комбинезоне, склонившегося над карбюратором; по мостовой насторожённо прогуливались кошки. Других признаков жизни не было, и название "Мьюз" не подтверждалось даже благоуханием навоза.
Сине-зелёный цвет дома N 2 напоминал о прежней владелице, которую, как и других торговцев предметами роскоши, кризис вынудил свернуть дело. Динни потянула к себе резную ручку звонка, и он ответил ей позвякиванием, слабым, как звук колокольчика заблудившейся овцы. Затем наступила тишина, потом на уровне глаз девушки мелькнуло светлое пятно, исчезло, и дверь открылась. Клер в зелёном халате стояла на пороге.
– Входи, дорогая, – пригласила она. – Львица у себя в логове, и "Дуглас в замке у ней".
Динни вошла в тесную, почти пустую комнатку, которая была задрапирована зелёным японским шёлком, купленным у антиквара, и устлана циновками. В противоположном углу виднелась винтовая лесенка; с потолка, излучая слабый свет, свисала единственная лампочка, затенённая зелёным абажуром. Было холодно: медная электрическая печка не давала тепла.
– За эту комнату я ещё не принималась, – пояснила Клер. – Пойдём наверх.
Динни совершила винтообразное восхождение и очутилась в гостиной, пожалуй, ещё более тесной. Там были два зашторенных окна, выходившие на конюшни, кушетка с подушками, маленькое старинное бюро, три стула. шесть японских гравюр, приколачиванием которых, видимо, занималась Клер перед приходом сестры, старинный персидский ковёр, брошенный на устилавшие пол циновки, полупустой книжный шкафчик и несколько семейных фотографий на нём. Стены были выкрашены светло-серой клеевой краской; в помещении горел газовый камин.
– Флёр прислала мне гравюры и ковёр, а тётя Эм заставила взять бюро.
Остальное я привезла с собой.
– Где ты спишь?
– На кушетке – очень удобно. Рядом – туалетная комната с душем, гардеробом и прочим.
– Мама велела спросить, что тебе нужно.
– Немногое: наш старый примус, пара одеял, несколько ложек, ножей и вилок, небольшой чайный сервиз, если найдётся лишний, и какие-нибудь книги.
– Будет сделано, – ответила Динни. – А теперь, дорогая, рассказывай как себя чувствуешь.
– Физически – превосходно, морально – неспокойно. Я же писала тебе, он приехал.
– Он знает об этой квартире?
– Пока нет. О ней известно только тебе, Флёр и тёте Эм. Да, забыла, ещё Тони Круму. Мой официальный адрес – Маунт-стрит. Но Джерри, разумеется, отыщет меня, стоит ему только захотеть.
– Ты видела его?
– Да. Я сказала ему, что не вернусь. И на самом деле не вернусь, Динни. Решение окончательное, так что не уговаривай. Выпьешь чаю? Я сейчас вскипячу – у меня есть глиняный чайничек.
– Нет, благодарю, я пила в поезде.
Динни сидела на одном из стульев, которые Клер привезла с собой, и тёмно-зелёный костюм удивительно шёл к её волосам цвета опавших буковых листьев.
– До чего ты сейчас хороша! – восхитилась Клер, свёртываясь в клубок на кушетке. – Хочешь сигарету?
То же самое подумала о сестре и Динни. Обворожительная женщина, одна из тех, кто обворожителен при любых обстоятельствах: тёмные стриженые волосы, живые карие глаза, бледное лицо цвета слоновой кости, в слегка подкрашенных губах сигаретка… Да, соблазнительна! Впрочем, вспомнив, как складывается жизнь сестры, Динни сочла это выражение неуместным. Клер всегда была жизнерадостной и обаятельной, но брак, бесспорно, ещё более усилил и углубил это обаяние, придав ему какой-то неуловимо колдовской оттенок.
– Ты сказала. Тони Крум тоже знает? – неожиданно спросила она.
– Он помогал мне красить стены. Фактически всю гостиную отделал он, а я занималась туалетной. Но у него получилось лучше.
Динни с явным интересом оглядела стены:
– Очень недурно. Знаешь, дорогая, отец и мама встревожены.
– Верю.
– Ты не находишь, что это естественно?
Клер сдвинула брови, и вдруг Динни вспомнила, как они спорили когдато, надо ли выщипывать брови. Слава богу, Клер к этому не прибегает!
– Ничем не могу помочь, Динни: я не знаю, что решил Джерри.
– Я думаю, он не пробудет здесь долго, – иначе потеряет место.
– Видимо, так. Но я не хочу волноваться заранее. Будь что будет.
– Как быстро можно получить развод? Я хочу сказать – если дело возбудишь ты.
Клер покачала головой, и тёмный локон упал ей на лоб, напомнив Динни детские годы сестры.
– Устанавливать за ним слежку – мерзко. Объяснять на суде, как он меня истязал, я не в силах. А на слово мне никто не поверит, – мужчинам все сходит гладко.
Динни встала и подсела к сестре на кушетку.
– Я готова убить его, – вырвалось у неё.
Клер рассмеялась.
– Во многом он не плохой человек. Но я к нему не вернусь. С кого содрали кожу, тот во второй раз не дастся.
Динни молчала, закрыв глаза.
– Скажи, что у тебя за отношения с Тони Крумом? – спросила она наконец.
– Он проходит испытание. Пока ведёт себя смирно, и мне приятно встречаться с ним.
– Послушай, – медленно продолжала Динни, – если бы стало известно, что он у тебя бывает, этого было бы достаточно, правда?
Клер опять рассмеялась.
– Для светских людей, по-видимому, вполне. А присяжные, как я полагаю, причисляют себя к таковым. Но для меня, Динни, легче не жить, чем смотреть на вещи с точки зрения коллегии присяжных. А я не испытываю никакого желания хоронить себя. Поэтому скажу тебе прямо: Тони знает, что я надолго сыта физиологией.
– Он влюблён в тебя?
Глаза сестёр – синие и карие – встретились.