— Сэм, прошу тебя! — взмолилась Кендра.
— Извини, дорогая. К тому же мне вовсе не обязательно предупреждать всех, кто здесь находится. Они уже катались на лыжах с гор.
— Катались, конечно. Но я все же рассчитываю, что тут у них где-нибудь найдется горка поменьше, так сказать, для начинающих, — с надеждой в голосе сказала Нора.
— Что-то никакой маленькой горки я отсюда, с высоты, не наблюдаю, — сообщила Риган, — но ты, мам, не беспокойся, ты справишься и с большими горками.
— После того случая, когда она вывихнула себе плечо на ледяном склоне в Нью-Джерси, Нора всегда немного нервничает в зимнее время, — объяснил Люк семье Вудов.
— Как жаль! — сочувственно произнесла Кендра. — А на каком лыжном курорте это все произошло?
— На каком курорте? Да в особняке Рейли, — усмехнулась Риган. — А ледяным склоном была дорожка к нашему подъезду.
Несколькими минутами позже они приземлились среди целого моря прочих частных самолетов. Ибена нигде не было видно, поэтому им самим пришлось тащить свой багаж до здания аэропорта.
Кендра все еще продолжала непонимающе оглядываться по сторонам.
— Странно, он всегда был таким предупредительным и расторопным, — бормотала она себе под нос.
Сэм покачал головой.
— Действительно, он всегда появлялся, как чертик из табакерки, в нужное время и в нужном месте.
Кендра поспешила к одному из таксофонов и набрала номер своего особняка. На том конце провода никто не отвечал. Кендра так и стояла в будке, нервно постукивая по полу каблуком и поглядывая на часы.
— Уже четырнадцать минут третьего. Не могу поверить, что его до сих пор здесь нет. Отвечает автоответчик… Ибен, это Кендра говорит. Мы уже в аэропорту и ждем тебя! Где ты? Мы будем ждать тебя у главного входа!
— Да он сейчас подъедет, в любой момент, — попытался успокоить жену Сэм. Потом он повернулся к Рейли: — Этот парень действительно очень хорош. Да такого замечательного управляющего, как он, за миллион лет не найдешь. Он работает так, как если бы особняк был его собственным. И улыбается все время. Он хороший повар и даже знает, как подать обед к праздничному столу. Он вроде бы даже когда-то работал официантом.
Риган слышала рассказ Луиса про то, как однажды вечером этот самый «официант» Ибен попытался лишить жену комиссара полиции ее дорогого ожерелья.
Пятнадцать минут спустя Сэм провозгласил:
— Ладно, пришло время самим принять решение и следовать ему. Придется всем нам погрузиться в какую-нибудь пару такси.
Кое-как запихнув багаж в два автомобиля, Кендра с Риган, Норой и Люком забрались в один из них. Сэм с мальчиками устроились во втором такси.
— Какое все-таки красивое тут место, — сказала Нора, оглядывая улицы города из окна автомобиля. За домами виднелись красивейшие склоны гор с обеих сторон дороги. Небо уже стало темнеть. Они же тем временем поднимались по дороге вверх, в горы. Теперь по пути встречались в основном только большие виллы.
— Я, когда здесь бываю, всегда ощущаю такой прилив энергии! — призналась Кендра. — Что-то есть в здешней атмосфере.
Она подалась вперед и сказала водителю такси, что на следующем мосту надо будет повернуть направо.
После поворота они въехали на посыпанную грунтом узкую дорожку, окруженную с обеих сторон покрытыми снегом елями и соснами.
— Мы как будто в каком-то первобытном, нетронутом лесу, — восторженно произнесла Нора. — Как прекрасно!
Однако по мере того, как они приближались к деревянному особняку, уютно примостившемуся у горного склона, Кендра все более поражалась тому, что ни одно окно здания не светилось. Не было никаких признаков жизни, человеческого присутствия. Никаких приветственных огней.
— Ничего не понимаю, — пробормотала она. — Надеюсь, что с ним тут ничего не случилось.
Она стремглав выскочила из такси, сжимая в руках ключи от входной двери.
Следом, спотыкаясь, выбрались Нора, Люк и Риган.
Отперев входную дверь, толкнув ее вперед, Кендра констатировала:
— Сигнализация не включена.
«Ничего хорошего в этом обстоятельстве нет», — подумала Риган.
Боковая дверь из коридора вела сразу в кухню и детские комнаты. Кендра включила свет на кухне. Здесь все было в полном порядке, за исключением, пожалуй, нескольких грязных тарелок, лежавших в мойке. Одной из них была большая плошка для кукурузных хлопьев с именем Ибена на боку, написанным большими оранжевыми буквами. Тут же стоял такого же стиля кувшин из-под молока, тоже с выписанным на боку именем владельца.
— Где же, интересно, он мог обнаружить посуду с таким редким именем на боках? — вслух поинтересовалась Нора. — Риган, ты ведь помнишь, что когда ты была маленькой, то все плакала, потому что мы никак не могли найти для тебя чашки с твоим именем? Так же как не могли найти номерной знак с твоим именем для твоего велосипеда, брелок с такой же надписью и все другое прочее…
— Ма, перестань, пожалуйста, — сказала Риган, чувствуя, что все больше понимает: произошло что-то очень плохое.
Кендра открыла машину для мойки посуды.
— Полна грязной посуды, — жестким тоном констатировала она, — а между тем в коттедже управляющего тоже есть посудомоечная машина. — Она бросилась к ящику с посудой, потом нашла выключатели и включила свет в гостиных. Тут у нее вырвался потрясенный вздох: — О, Боже мой!
— Что случилось? — хриплым голосом спросила Риган.
— Вон туда посмотрите, туда, туда и туда! — Кендра показала на пустые места на стенах комнат. — Мои картины, — простонала она, — мои прекрасные картины!
«Боже мой, только бы это не был Ибен», — взмолилась про себя Риган, надеясь вспомнить имя святого, которого следовало просить об услуге в случаях, когда особой надежды на успех в общем-то уже не оставалось.
Ида Бойл открыла дверцу духовки на кухне своей дочери Дейзи, чтобы проверить, хорошо ли печется готовящаяся там индейка.
— Ммм, — пробормотала она себе под нос, ткнула вилкой в отверстие на животе птицы, пытаясь вытащить оттуда немного того вкусного, поджаристого, чем была нафарширована индейка.
— Мама! — из-за ее спины крикнула дочь Дейзи. — Что ты делаешь? Нельзя ведь открывать духовку, когда птица готовится.
— Да я просто хотела проверить, все ли с ней в порядке, дорогая. Я только проверяла. Я тебе ничего не испорчу. Ты еще не родилась, а я уже успела приготовить огромное количество индеек. И твоему отцу они неизменно нравились. Он считал, что они у меня всегда получаются вкуснейшими. — Ида повернулась к дочери, подула на вилку и сказала: — Надеюсь, мы с тобой не перестарались с луком.
Дейзи поставила матери стул, чтобы та могла присесть к кухонному столу.
— Эта компания съест все, что ей только ни подадут. А теперь, пожалуйста, мам, присядь. Ты и так все время на ногах.
— Если я буду рассиживаться, то когда-нибудь вообще не захочу вставать, — проговорила Ида, опускаясь на поставленный стул. — А ты не могла бы немного помять мне спину?
Дейзи — профессиональная массажистка, специализировавшаяся на массаже усталых, ноющих мускулов лыжников, приезжавших покататься в Аспен, согласилась помочь и своей собственной матери. Она положила руки на плечи пожилой женщины и начала их массировать.
— Ну как?
— Ты самая лучшая в своей профессии, Дейзи. Именно поэтому ты всегда так занята.
Дейзи было сорок шесть лет от роду. Она приехала в Аспен из Огайо в 1967 году, когда ей было всего восемнадцать. Слухи о том, что здесь все можно себе позволить, что тут все «просто здорово», долетели до огромного количества хиппи во всех уголках страны. Узнала о них и Дейзи. Поэтому, только окончив школу, она прыгнула в свой красный «фольксваген» — «жучок» — и вместе с парой подружек отправилась в путешествие через всю страну. Они, собственно, не имели намерений поселиться в Аспене надолго, рассчитывали, может быть, провести тут лето, а затем ехать дальше, в Калифорнию, где движение хиппи действительно набирало силу.
Но, видимо, не это было предназначено судьбой Дейзи. На одной из посиделок в Аспене она познакомилась с Баком Фрешером. Она заметила его на другом краю лужайки. У него были те же «знаки любви», те же символы, что и у нее. В общем, у них случилась любовь с первого взгляда: Бак подошел к ней и уже никогда больше от нее не отходил. «Как все тогда здорово получилось», — иногда думала потом Дейзи. Она всегда думала о себе, что уж она-то, единственная изо всех своих подруг, точно никогда не выйдет замуж в таком молодом возрасте. И тем не менее они с Баком поженились, остались жить в Аспене и потом никогда не пожалели об этом своем решении.
Бак получил работу — начал водить туристов в зимнее время в походы на снегоходах. Летом он работал на стройках. Дейзи же стала массажисткой, ходила по гостиницам, частным домам. В числе ее клиентов оказывались как голливудские звезды, так и самые обыкновенные люди, у которых просто-напросто болела спина.
— Ну, а теперь как? — спросила Дейзи, отпуская плечо матери и возвращаясь к мойке.
— Гораздо лучше, — ответила Ида, трогая руками плечи, покрытые тканью коричневого полиэстрового пиджака. Она вообще любила пиджаки, к которым обычно надевала соответствующего вида юбку и какую-нибудь бледно-желтую блузу с кружевным воротником. Ида вообще-то работала в Аспене в химчистке, и лучшим в ее костюмах было именно то, что они оставались простыми и чистыми.
Иде было семьдесят пять лет. Приятных черт лицо обрамляли пепельно-серые волосы. Она носила очки с большими стеклами и все время встречала понимающей улыбкой клиентов химчистки, большинство из которых приносили ей испачканные чем-то вещи и считали, что вряд ли уже смогут надеть их вновь. Клиентам она все время говорила, что ее заведение сделает все возможное, чтобы выручить несчастных людей, попавших в такую беду. Если же, мол, это не получится с первого раза, то что, черт побери, помешает попробовать отчистить эти проклятущие шмотки еще раз или два! Если же и эти усилия не помогут, то тогда, понимала Ида, ей придется прикрепить на вещи клиента ярко-оранжевый стикер с хмурым расстроенным лицом — свидетельством беспомощности химических препаратов перед силой грязи. Но это, считала Ида, было самым последним делом. Заниматься этим последним делом Ида просто ненавидела.
Она все еще постоянно жила в Огайо и только на пару месяцев каждый год приезжала пожить вместе с Дейзи и ее семьей. Местная химчистка всегда нуждалась в лишних рабочих руках, и поэтому опыт многолетней сотрудницы срочной «Химчистки за 1 час» в ее родном городе Колумбус всегда обеспечивал Иде работу в те месяцы, когда она гостила у дочери. У себя под прилавком она постоянно держала наготове записную книжку для автографов, которую выхватывала, когда к ней заглядывали останавливавшиеся в Аспене звезды. Они никогда не отказывали ей в автографе.
Особое, но тайное удовольствие доставляло Иде и другое занятие. Она всегда обшаривала карманы одежды клиентов-звезд в надежде, что они могли забыть там что-то интересное, о чем она потом могла бы рассказать своим подружкам, вернувшись в родной штат Огайо весной. При этом, естественно, она себе никогда ничего не брада, все возвращала клиентам.
— Ты — глаза и уши всего мира, — всегда говорил ей ее босс. При этом он радовался тому обстоятельству, что она никогда и ничего не сделала из того, что хоть как-то повредило бы его бизнесу. Она даже не очень сопротивлялась, когда он как-то дал ей указание оставить дома фотоаппарат, который она носила одно время на работу. Ведь звезды даже в Аспене не очень-то хотели, чтобы их фотографировали. Особенно когда бегали по городку по своим делам, как и все остальные простые смертные.
— Дорогая, а во сколько мы будем есть? — донесся голос Бака из гостиной, которая была всего лишь продолжением кухни в их квартире. Это был добрый мужчина с бородой. В этот момент он сидел на полу и играл с шестилетним сыном Зенитом и семилетней Сиринити. Дети родились в их семье один за другим после многих лет непонятного бесплодия.
— Это только лишний раз доказывает, что все получается, когда ты расслабляешься и забываешь, что надо стараться, работать для достижения цели. — Дейзи теперь всегда так говорила тем из своих клиенток, что страшно хотели стать мамами.
Дейзи и Бак дали своим детям имена, которые очень давно для них выбрали, еще тогда, когда пришли к общему мнению, что настала пора размножаться.
Бак поднялся, подошел к кухонному столу и положил себе в рот пучок сельдерея, который лежал на столешнице.
Дейзи откинула назад прядь длинных каштановых волос.
— Примерно в шесть, — ответила она.
По сравнению с теми днями, когда она была в рядах хиппи, она совсем мало изменилась. Она всегда говорила и продолжала твердить, что никогда не знала и не узнает, что ей делать с огромным количеством кремов, спреев, пен и гелей, которые во множестве употребляли остальные женщины. Не говоря уже о том, что она прекрасно знала — аэрозоли страшно вредят озоновому слою Земли.
Телефон на одном из кухонных столиков зазвонил. Бак поднял трубку и сказал в нее:
— Веселого вам Рождества!
Ида повернулась к Дейзи.
— Не следует ему так говорить. А что, если звонит какой-нибудь приверженец иудаизма?
— Не беспокойся на этот счет. Это — ерунда.
— «Хороших вам праздников!» Такая фраза была бы более подходящей…
Дейзи жестом прервала тираду своей матери, отметив сразу посерьезневшее лицо Бака.
— Кендра, я уже несколько дней не видел Ибена, не разговаривал с ним. — Бак тяжело оперся на кухонный стол. — Когда же я его видел в пятницу, он мне сказал, что собирается поехать куда-то за город за покупками.
— Кто такой Ибен? — спросила Ида.
— Так, один знакомый управляющий, — шепотом ответила Дейзи. Наконец и она не выдержала: — Бак, что там случилось?
Бак закрыл трубку ладонью:
— Кендра и Сэм Вуды только что вернулись в город с детьми и гостями. У них в доме не хватает картин, исчезли также Ибен и многие вещи. В то же время нет никаких следов взлома.
— Ух ты! Надо же! — воскликнула Дейзи.
— Кендра Вуд замечательная актриса, — заметила Ида. — А кто же это к ней в гости приехал на праздники? Тоже кто-то из знаменитостей? Если это так, то мне было бы очень интересно получить автограф.
Ибен провел ужасную ночь. Вот тебе и выдалось Рождество. Этого уж он совершенно не заслужил. Он теперь понимал, конечно, что ему не надо было с самого начала доверять этому Смазливчику. Черт! Почему он как-то взял и забыл, что и там, в тюрьме, Джадд никогда не был по отношению к нему достаточно хорошим человеком? Смена его отношения здесь, на свободе, должна была вызвать у Ибена законные подозрения. Почему же он не подумал сразу об этом? Надо было тут же заподозрить этого типа. Ведь сколько волка ни корми, он все в лес смотрит. Как говорится, леопард никогда не сбросит своих пятен.
А эта миленькая малышка Уиллин — надо же! У нее хорошая хватка, она здорово его скрутила — завела руки назад так, чтобы Джадд смог захлопнуть на его запястьях наручники. Джадд знал, какими ловкими были пальцы у Ибена, как незаметно они могли снимать самые прочно застегнутые на руках людей вещи, поэтому он, кроме наручников, связал руки Ибена еще и веревкой. Да еще такими узлами, которые не смог бы развязать, пожалуй, даже сам знаменитый маг и фокусник Гудини.
Ибен сейчас был не только напуган. Ему еще страшно хотелось оказаться вновь в теплом и уютном доме Кендры. На глаза его навернулись слезы, поскольку он понял, что даже если и выйдет из всей этой передряги живым, все равно, вероятно, потеряет любимую работу. В первую очередь по той причине, что Кендра наверняка узнает, что в ее отсутствие он жил в роскошных апартаментах особняка, в частности, спал в гостевых комнатах.
«Если бы только я не сделал ошибки», — размышлял Ибен. Он прекрасно знал, что самым болезненным для человека, оказавшегося в сложном положении, были долгие размышления о том, что было бы, если бы он в нужный момент поступил иначе. Если бы да кабы… Так он думал в течение долгих часов в тюрьме, так вот тяжело размышлял и сейчас, когда вновь выдалось много свободного времени. Все было бы иначе, если бы полицейский комиссар тогда не следил за ним, за каждым его движением. Если бы он вовремя убрался в доме, вытер все на кухне, если бы родился с врожденной способностью честно зарабатывать огромные кучи денег. Если бы он появился в семье, где был бы желанным ребенком. «Надо бросить заниматься всеми этими никому не нужными размышлениями, — решил Ибен. — Нет нужды издеваться над самим собой. Мучить меня с куда большим успехом могут Джадд и Уиллин».