— Затрудняюсь ответить. С ним знакома моя жена. Они вместе учились в автошколе. Он очень неряшлив. А у меня патологическая брезгливость к неряхам. Впрочем, скорее, во мне говорит естественная ревность старого мужа к молодому человеку.
Зазвонил телефон.
— Профессор Филин слушает. Ты, Диночка? Здесь? Хочешь подняться? Как тебе сказать… — Он прикрыл трубку ладонью и пояснил Игорю: — Моя жена. Она уезжает сегодня…
Игорь привстал:
— Я понимаю.
— Сидите! Мы подвезем вас. Моя машина в гараже, внизу… Диночка, — сказал профессор в трубку, — я жду тебя… Ах, не одна? Кто? Борис? Очень приятно. Здесь как раз его коллега, Игорь Николаевич.
Мазин удивился:
— Сосновский?
— Да, они встретились с Дианой Тимофеевной.
Они действительно встретились, причем в такой момент, когда Борису этого хотелось меньше всего.
— Что вы поглаживаете мою машину, как любимую девушку? — услышал он и вздрогнул, хотя никакой подозрительности в голосе Дианы не было. Говорила она весело и громко, покачивая сумкой с покупками.
— Диана Тимофеевна? Здравствуйте! Отличная машина и в превосходной форме. Завидую, потому что в душе автомобилист. «И вместо сердца — пламенный мотор», как сказал поэт, — замельтешил Сосновский, стараясь оправиться от смущения.
— Да что вы здесь делаете?
Вопрос был не из легких. Хорошо хоть парень, возившийся со скатом, отошел от дверей. Боб вспомнил, что Мазин собирался сегодня в институт.
— Жду приятеля.
— Или приятельницу? — засмеялась Диана. — Смотрите, донесу на вас Юленьке.
— Ну что вы! Моя репутация известна… — Игривый тон всегда выручал Сосновского. — Где–то здесь должен быть Игорь Мазин. Мы вместе работаем и меня послали…
Бросив пакеты на сиденье машины, Диана прошла в вестибюль и позвонила Филину. Борис, соображая помаленьку, стоял рядом.
— Боря, вам повезло. Ваш друг сидит у Валентина Викентьевича. Поехали!
Она направилась к лифту, а Сосновскому ничего не оставалось, как следовать за ней.
Тем временем Игорь испытывал смущение другого рода. Ему хотелось собственными глазами взглянуть на жену профессора, но початая бутылка стояла на столе, и Филин не собирался ее убирать. «Не нужно было пить», — ругал себя Мазин, представляя, как Боб красочно опишет его «падение».
Невдалеке прошумел лифт, хлопнула дверь и прозвучали шаги. Энергичные — Дианы, несколько неуверенные — Сосновского, и Мазин увидел ту самую женщину, что сидела в машине, ожидая Зайцева.
Боб старался вести себя непосредственно:
— Добрый вечер, профессор.
— Здравствуйте, Боря. Рюмочку коньяку? Мы тут побаловались немножко с вашим другом.
— Ваш знаменитый «Ереван»? С удовольствием, Валентин Викентьевич, но в данный момент я на работе, — твердо сказал Борис и подмигнул Мазину.
Тот покраснел.
Диана запротестовала:
— Нет–нет, уважаемые мужчины, мы все выпьем понемножку! И не пытайтесь возражать! Тем более, что вас, Боб, я застала на месте преступления. Смотрю: подозрительная личность присматривается к нашей «Волге».
— Вы встретились в гараже?
Сосновский понял, что без объяснений не обойтись. Но он уже успел подготовиться. Нужно было сказать правду, но сказать ее в такой шутливой, неправдоподобной форме, небрежным тоном, чтобы правде не поверили.
— Что поделаешь, мы ищем одну синюю «Волгу».
— При чем тут моя машина? — поинтересовался Филин.
— Она тоже синяя.
— У вас юмор американского типа, — улыбнулся профессор. — Помню, в журнале «Америка» была такая веселая картинка. На веранде в кресле–качалке сидит муж и говорит жене: «Ну что ты там бормочешь, я не могу понять ни слова!» А жену уже заглотал удав.
— Меня не так просто проглотить, — возразила Диана.
— Вы и не подозреваете, какие у меня были веские улики… поддержал тон Боб.
— Даже улики? — переспросил Филин.
— Представляю ваши улики! — Диана достала из сумочки сигарету и поднесла ко рту, накрашенному лиловой помадой. — В основном это окурки. В каждом детективе куча окурков, просто негигиенично.
— Вы угадали: без окурка нам не обойтись.
Борис приблизился к той точке, где можно было говорить все, что приходит в голову. Собственные подозрения после осмотра машины показались смешными, когда в мозгу его всплыл тот простой факт, что, увлекшись цветом помады, он забыл об отпечатке пальца. Борис непроизвольно поглядел на рюмку в руках Дианы. Ему захотелось взять рюмку, когда она поставила ее на стол, и сунуть в карман.
— Неужели в вашей шутке есть какое–то зерно серьезного? Вы говорите весьма убедительно! — настаивал Филин.
Мазин решил, что пришло время вмешаться:
— Борис, нам пора.
— Простите, профессор, — обрадовался Сосновский. — Конечно, все это вариации на вольные темы. Я зашел сюда за Игорем, а по пути решил повидать знакомого шофера. Тут меня и засекла Диана Тимофеевна.
— Значит, я свободна от подозрений и могу ехать?
Боб сделал широкий жест:
— В добрый час!
Все поднялись. Сосновский выходил последним.
А через день Борис сидел в комнате Мазина за столом, на котором с мужской неаккуратностью были разложены обнаруженные в холодильнике припасы, и пил портвейн, купленный по дороге.
— Пришел я, Игорек, чтобы сознаться раз и навсегда: в этой истории я ни бум–бум. Она мне напоминает старинный анекдот. «Посмотрите на картину — человек в море купается». — «Позвольте, я ничего не вижу». — «Неудивительно: море черное, купается негр, да еще и ночью. Что ж вы хотите увидеть?» А ты видишь в этих хаотических событиях какую–то закономерность?
— Пока нет. Но ведь она должна быть. Кто–то действует, причем активно. Чем больше он активничает, тем больше материала для анализа, для связи между фактами.
— Связи–то я и не улавливаю. Боюсь, что она существует лишь в нашем воображении, а имеем мы дело с тремя разными преступниками — с вором, убийцей и автолихачом.
— Факты, Борис, игнорировать невозможно. Если преступники и не действовали сообща, то они знакомы, встречались, как минимум.
— И только! Например, кто–то, назовем его Икс, заказав ключ Живых, осуществил кражу из сейфа. Тут ставим точку. Тем временем, совершенно безотносительно к первому случаю, в город возвращается Кранц, который каким–то образом опасен для Живых, и тот преспокойненько его…
Сосновский сделал красноречивый жест.
— Между прочим, Боб, Филин тоже думает, что Кранца убил Живых. Правда, он шел с другой стороны: ты считаешь, что Кранц был опасен для Живых, а он полагал, что Живых мстил Кранцу за прошлое.
— Что в лоб, что по лбу. Итак, Живых убивает Кранца. Но зачем убили Живых?
— Может быть, это не связано со смертью Кранца. Скажем, Живых начал догадываться, для чего понадобился ключ.
— Хорошо, пойдем твоим путем. Икс ограбил сейф и убил Живых. Живых убил Кранца. Кто Икс?
— Это придется узнать.
— Всего–то? Сущая чепуха.
Сосновский разлил портвейн в стаканы:
— Еще бутылка — и мы создадим замечательную гипотезу. Она просуществует почти до утра. Я уже такие придумывал и даже собирался поразить вас с Дедом великими открытиями, но ничего не вышло. Помнишь анонимку? Я решил, что деньги похищены Зайцевым с помощью дочки Хохловой.
— Она приходила ко мне вчера.
— Тебе повезло!
— Не очень. Оказывается, Хохлова — мать неродная. Она взяла Ленку из детдома во время войны.
— Неблагодарная соплячка!
— Я бы не судил так строго. Сделай поправку на возраст. Накануне исчезновения денег у них была очередная стычка.
— И она собрала чемодан и пошла к Зайцеву?
— Точно. Вернулась девушка чуть поумневшей, а тут несчастье с матерью… Теперь она стыдится, но нас это мало продвинуло.
— К сожалению. Помимо Ленки, Зайцев путался и с супругой почтеннейшего профессора Филина. Это величайшее, но столь же бесполезное открытие!
Мазин хлопнул по столу пустым стаканом.
— Слушай, Борис, по–моему, ты его недооцёниваешь. Вспомни обстоятельства убийства Живых. Их противоречивость. С одной стороны, все продумано: откуда заехать, как нанести удар, даже чужой окурок, который должен был ввести нас в заблуждение, предусмотрен. Окурок наверняка подброшен! А с другой — полнейшее дилетантство, оставлено столько следов! Похоже на неглупого, но самоуверенного человека, начитавшегося приключенческих книжек.
— Зайцев? Он не умеет водить машину.
— Умеет! Зайцев учился в автошколе.
— Врешь!
Сосновский перевернул свой стакан и со Звоном надел его на горлышко бутылки. Игорь улыбнулся. Ему нравился разговор с Борисом. Не часто у них так получалось. Пожалуй, впервые. Тогда, после неожиданной встречи в кабинете профессора, Мазин сказал, сдерживая себя:
— Объясни, что это за маскарад?
Он ждал отпора, в лучшем случае — очередных шуточек, но Боб поглядел необычно уныло и ответил:
— Извини, старик, виноват. Попал в безвыходное положение. Пришлось соврать.
— Не прояснишь ли?
Неожиданно Борис обнял его за плечи и попросил:
— Можно, не буду? Подожди дня два. Потом расскажу.
И вот они сидят в комнате Мазина, портвейн выпит, Игорь доволен разговором, но он, и не подозревает, что скажет сейчас Сосновский.
— Значит, Зайцев мог воспользоваться машиной Дианы! И окурок, который мы нашли, ее.
— Но группа слюны и цвет помады ничего не доказывают. Таких женщин может быть несколько сот.
Боб кивнул:
— Я знаю. Но на окурке остался отпечаток пальца. Про него я, к сожалению, вспомнил только в кабинете. А Диана собралась уезжать. Понимаешь мое положение? Я не удержался, хотя глупо вышло.
— Что? — не понял Игорь.
— Она пила коньяк. И рюмка… великолепные отпечатки…
— Ты утащил рюмку? Сумасшедший!
— Почти. Зато отпечатки совпали.
— Потрясающе!
— Не совсем. На машине нет ни одной вмятины.
— Тьфу, черт! Как нас болтает. То туда, то сюда. Давай–ка осмыслим факты. Итак, снова Зайцев. Он любовник жены Филина и мог воспользоваться ее машиной, а для маскировки оставить на месте преступления окурок. Кстати, дача профессора не так далеко от дома Живых. Зайцев мог вызвать его в рощу, отдать деньги, а потом прикончить.
— Все–таки зачем?
— Живых узнал о хищении и начал его шантажировать.
— Значит, сейф вскрыл Зайцев?
— Выходит.
— А Кранца убил Живых?
— По неизвестной нам причине.
— И Зайцев не знал ничего о Кранце?
— Естественно…
Они замолчали, поостыв немного. Сосновский встал из–за стола:
— Слушай, Игорь, давай схохмим?
— Что ты хочешь?
Борис вышел в коридор и полистал телефонную книгу.
— Кому ты звонишь?
— Зайцеву.
— Это уж слишком.
Борис протянул Мазину трубку. Слышались длинные гудки. Они подождали немного.
— Его нет дома.
— Слава богу, а то б ты наделал глупостей.
— Возможно, — согласился Сосновский покладисто. — Знаешь, я пойду, пожалуй, поздновато уже.
— Иди, иди, выспись. Неизвестно, какие нас завтра сюрпризы ждут.
— Салют!
Мазин закрыл дверь и прилег на диван. Хотелось еще немного подумать…
А Борис не собирался домой. Он перешел улицу и свернул за угол. Там останавливался кольцевой автобус.
Район, в котором жил Зайцев, был плохо освещен. Плюхнув пару раз по лужам. Боб чертыхнулся и пошел осторожнее. Окна квартиры Зайцева закрывали ставни. Света он не заметил.
«В самом деле нет дома. За каким дьяволом я, собственно, сюда приехал?» — подумал Сосновский отрезвело. Свежий ветер охладил его прыть.
«Может быть, что–нибудь знает Фатима? Кстати, брат ее имеет машину, о чем мы с Игорем позабыли».
Обойдя дом, Борис вошел во двор. Но и тут его ждала неудача. Ставни у Гаджиевой были открыты. Через форточки слышались разухабистые голоса. За столом, уставленным бутылками, пьянствовали человек шесть. Здоровенный мужик в расстегнутой рубашке выводил на аккордеоне нестройную мелодию. Две женщины тянули слезливо, уставясь на гибнущих под пеплом Везувия римлян:
И никто не узнает, где могилка моя…
И никто не узнает, и никто не придет…
Чей–то недружелюбный голос заставил Сосновского обернуться.
— Зачем в чужие окна заглядываешь?
Перед Борисом стояла Фатима с бутылкой «Московской» в руке. Наверно, бегала за «подкреплением».
— А… это вы, Фатима Ахметовна?
Гаджиева вгляделась в него.
— Не узнаете?
— Узнаю, узнаю, а как же, — забормотала она помягче.
— Хотел вас навестить, да видно, лучше в следующий раз.
— Почему, почему… Заходи, гостем будешь. Поминки у нас. Федю поминаем. Хороший человек был. Под машину попал.
— Спасибо, — ответил Сосновский. — Родственник ваш?
— Почему родственник, хороший человек, говорю.
Она схватила его за край плаща. Борис уловил густой водочный запах.
— В другой раз, Фатима Ахметовна.
— Я понимаю, понимаю, выпившей меня считаете. Это я понимаю. Знаю, зачем пришел. Но он мне не докладывает, он сам себе хозяин… Сволочь паршивый! — выкрикнула она со злобой.
— О ком вы?
— Я все помню, хотя и выпивши. Вадьку спрашивали. А он, сволочь, Федю покупал за отраву. Они его загубили! Теперь стыдно стало. Два дня дома нет. Ух, сволочь!
— Кого нет дома? Зайцева? Где он?
— Не знаю я, не знаю…
Сон сморил Мазина незаметно. Встать и разобрать постель не хватило сил. Казалось, что спит он долго, даже сны мерещились: Дед хвалил за что–то и хлопал по плечу, хлопал так настойчиво, что Игорь открыл глаза. Перед диваном наклонился сосед:
— Игорь Николаевич, к телефону вас.
Мазин протер глаза и пошел к аппарату:
— Слушаю. А, Боб… Что ты никак не утихомиришься?
— Игорь! Колоссальная новость. Зайцев два дня дома не показывается.
— Стоп, старик. Не поддавайся воображению.
ГЛАВА VI
«Волга» цвета кофе с молоком остановилась возле дома Зайцева.
На часах было 8.02.
— Если он дома, то еще не успел уйти на работу, — сказал Сосновский.
— Посмотрим, — ответил Игорь. — Вместе пойдем?
— Пойди ты. Не хочу лишний раз волновать соседку.
Борис остался в машине и смотрел, как Мазин перешел дорогу, поискал глазами номер квартиры, потом постучал. Никто не открыл. Он отошел от двери и постучал в окно. Результат тот же. Окно, как и вечером, было закрыто ставней.
— Все это может иметь смысл, — сказал им Скворцов. — Берите машину и не возвращайтесь, пока что–нибудь не узнаете. Запеленговали?
Мазин вернулся.
— Его нет.
— Отлично. Едем в институт. Если Зайцева нет на работе, спросим, почему он отсутствует.
— Откуда им знать?
— Не думаю, чтобы Зайцев исчез просто так, без формальной причины. Иначе бы нам сообщили. Устинов первый. Он мужик дисциплинированный.
— Логично. Полный вперед.
— Не спеши. Зайцев не из тех, кто появляется на работе раньше времени.
8.44. «Волга» притормозила на набережной. Отсюда был хорошо виден главный подъезд института и люди, подходящие к нему.
— Не пропустим?
— Смотри внимательно.
Сначала сотрудники шли по одному и не торопясь. Ровно за пять минут до девяти не спеша прошагал Устинов. Через три минуты проскочила Хохлова. Остальные уже прыгали через ступеньки. Наконец подъезд опустел. Зайцева не было видно.
Часы показали 9.06.
Сосновский вздохнул:
— Высаживаемся?
У дверей бухгалтерии Мазин предложил:
— На этот раз ты!
Сосновский вошел. Игорь стоял в коридоре и слышал, как здоровается Боб. Отвечали без энтузиазма.
— А что Зайцев, запаздывает?
— Вадим заболел, он на бюллетене.
Это ответил Устинов.
— Давно?
— Третий день отсутствует.
— Вы уверены, что он болен?
— Он звонил.
— Когда? Кто с ним разговаривал?
— Елена Степановна, Вадим, кажется, с вами говорил?
— Со мной. Только не он, а приятель его.
— Почему Зайцев звонил не сам?
— Приятель сказал, что Вадим у него находится, он врач.
— Себя он назвал?
— Нет, фамилию не говорил.
— Спасибо, до свиданья.
— А что передать Зайцеву, когда он вернется?
Это снова включился Устинов.
— Ничего, пусть поправляется.
Сосновский чуть не ушиб Мазина дверью:
— Ну и дела, старик!
— Я все слышал.
Они спустились в лифте.
В машине Игорь предложил: