— Я по–прежнему убежден, что не следует путать грешное с праведным: кража в институте — одно, убийство Кранца — другое, — сказал Сосновский.
— А смерть Живых — третье? — перебил Мазин.
— Ну и что?
— Вот что, юноши, поедем–ка лучше подышим воздухом, — предложил полковник. — Не стоит нервы зря трепать.
Он сам сел за руль. Мазин с Сосновским — сзади. Они проехали по городским улицам, миновали недавно построенный железобетонный мост и помчались по шоссе в сторону Дачного. Показался переезд, от него вправо отходил проселок, «Волга» закачалась на ухабах.
— Здесь, — сказал Скворцов, останавливаясь. Они вышли, разминаясь и вдыхая прозрачный воздух, чистый, с примесью легкого морозца.
Полковник протянул руку:
— Столкновение произошло под этим тополем, приблизительно в метре от него.
Мазин огляделся:
— Живых шел в сторону города?
— Да.
— По левой стороне?
— Это естественно. На дорогах пешеходы обычно идут навстречу транспорту.
— Однако наезд произошел сзади, — заметил Боб.
— Выходит, сидевшая за рулем нарушила элементарные правила: ехала, держась противоположной стороны движения. И это вечером, когда нужно быть особенно осторожным.
— Любопытное наблюдение, может пригодиться, — сказал Дед. — Ну, побродите, ребята, погуляйте. Поищите на свежий глаз.
Он присел на старый широкий пень, покусывая засохший стебелек. Мазин и Сосновский разошлись в разные стороны.
След от торможения вернувшейся машины был еще виден на подмерзшей за ночь земле. Игорь рассматривал его, стараясь представить, что же происходило тут вечером.
Сосновский, постукивая себя по хорошо отглаженным брюкам сломанной веткой, отошел подальше и скрылся за деревьями. На некоторой время наступила тишина.
— Игорь! — закричал вдруг Борис. — Иди–ка сюда! Нет, погоди, захвати фотографии следов.
Снимки лежали на заднем сиденье. Дед взял их сам:
— Иди, иди, я тоже иду.
Метрах в семидесяти от места столкновения на дорогу выходила широкая просека. Проложенного пути тут не было, но проехать на машине было вполне возможно. Кое–где между заросшими травой и мелкими кустами участками желтели куски голой песчаной почвы. На них отчетливо выделялись следы автомашины.
Мазин, который только что рассматривал след у дерева, сказал сразу:
— Она!
Полковник оказался более осторожным. Он внимательно сличил фотографии со следами на просеке:
— Аналогия, конечно, есть. Следовательно?..
— Машина выскочила на дорогу с просеки.
— А откуда идет просека?
— Ну, это в наших силах узнать.
Они осмотрели поворот с просеки на дорогу. И здесь следы протекторов были заметны. Оставалось вернуться и сесть в машину, чтобы двинуться по следам.
Ехали медленно, внимательно осматривая каждый метр пути. Попадались участки песка, и было нетрудно заметить на каждом из них следы шин. Наконец просека кончилась. Они остановились на шоссе. Слева, метрах в трехстах, был виден поворот на проселочную дорогу, ту самую, на которой погиб Живых.
— Итак, — посмотрел по сторонам полковник, — просека начинается от шоссе, невдалеке от поворота, и идет не параллельно дороге, а под углом к ней, пересекая дорогу приблизительно в километре от шоссе. Человек, убивший Живых, ехал…
— Из города, — сказал Мазин. — Вот где он свернул. След заметен. Он повернул слева.
— Отлично. Ехал из города, но поворот на дорогу проехал. Предположим, что проехал случайно, не заметил в темноте.
— Спешил?
— Возможно. Разумнее было вернуться на дорогу, уем ехать по просеке. Однако машина сворачивает на просеку, доезжает до дороги и, вопреки здравому смыслу, поворачивает обратно в сторону шоссе. Сбивает здесь Живых и снова выскакивает на шоссе. Тут придется поставить точку.
— Итак, петля.
— В которую попался Живых, — добавил Сосновский. — Кажется, я начинаю сдаваться.
— Простите, — сказал Мазин. — У меня есть еще одно соображение. Давайте вернемся на дорогу по просеке.
— Гулять так гулять! — усмехнулся Скворцов.
«Волга» развернулась.
— Что ты еще надумал?
— Я исхожу из того, что произошло убийство, именно убийство, а не несчастный случай. Убийца, судя по сигарете, — женщина, искала встречи с Живых. Она знала, что он будет идти по дороге, и ждала его, подстерегала.
— Откуда она могла знать, что он будет идти?
— Возможно, в это время он всегда проходил здесь.
— Постоянный маршрут? — Полковник усомнился. — В город в это время ходить поздновато. А Живых направлялся в город, из дому. Если б он возвращался, это было бы реальнее. Например, с работы. Но он нигде не работал последнее время.
— Позвольте, Петр Данилович, — сказал Боб, — меня, кажется, заносит. Что, если он шел с вполне определенной целью: скажем, повидаться с этой дамой?
Игорь замотал головой:
— Опустившийся морфинист и женщина, имеющая собственную машину? Непохоже.
— Свидания бывают не только интимные.
— Встреча сообщников?
Полковник слушал их внимательно.
— Знаете, пионеры, возможно, вы не так уж далеки от истины. В карманах у этого субъекта оказалось триста рублей.
Игорь обиделся:
— Почему же вы сразу не сказали?
— Чтоб вас не отвлекать.
Дед был верен себе.
— Деньги все осложняют, — сказал Мазин.
— Почему? Его могли убить именно из–за денег! — предположил Борис.
— И не взять их?
— Кто–нибудь помешал.
— Кто? Машина–то возвращалась к убитому и стояла рядом, а деньги целехоньки.
— Выходит, убийца не знал про них.
— Но зачем Живых нес деньги с собой?
— Они были нужны при переговорах с женщиной в машине.
— Деловое свидание все–таки?
— Оно не состоялось, — возразил Сосновский.
— Почему?
— Живых шел из поселка, а машина стояла в просеке. Просеку он миновал. Значит, либо он шел не на свидание, либо оно было назначено не в просеке. Во втором случае его убили до начала переговоров, в первом — они совсем не предполагались, — пояснил Боб свои мысли.
— И все же давайте еще раз осмотрим просеку, — предложил Скворцов. — Появление машины и Живых на дороге, если речь идет о задуманном убийстве, не могло совпасть минута в минуту. Женщина в машине должна была ждать Живых. Значит, машина останавливалась. Стоит поискать место стоянки.
Они опять вышли из «Волги».
Просека тянулась ровная, как аллея в старинном ухоженном парке. Над ней нависали ветви ближних деревьев. Сосновский шел, уткнувшись взглядом в землю, не глядя по сторонам. И зря! Прямо перед ним, на уровне пояса, торчал сухой обломок, вытянувшийся почти от корней старого дуба. Борис не заметил его и поплатился. Прорезиненная ткань плаща затрещала.
— Черт! — выругался Боб, подхватывая разорванную полу.
Игорь подошел к нему:
— Ничего не щадишь в служебном рвении?
Сосновский не ответил. Он смотрел то на ветку, то в землю.
— Что ты?
— След видишь?
След просматривался под самым деревом.
— Машина проехала рядом и не могла не зацепиться за сук. Если он мазнул по борту…
— Думаешь, оцарапал?
— Наверняка. Есть у тебя нож? Срежем сучок. На нем должны остаться кусочки краски.
— Всемирный следопыт! Соколиный Глаз, — похвалил Игорь.
Сучок срезали. Он оказался последним трофеем на просеке. Место остановки машины найти не удалось. Тем не менее Дед выглядел довольным.
— Версия преднамеренного убийства потихоньку обрастает мясом. Не очень жирным, но я надеюсь на навар. А теперь по коням — и в поселок!
Дачный поселок, расположенный напротив города, на берегу реки, существовал давно. Еще в начале века селились здесь рабочие ближних заводов, чей образ жизни мало отличался от деревенского. Домишки были окружены садами и огородами, во дворах мычали коровы. Само название «дачный» долгое время носило характер иронический. Изменилось это название после войны: рабочие переселялись в городские многоэтажные дома, коровы и огороды стали невыгодны. Тогда–то на смену строениям с резными ставнями и геранью на низких окнах поднялись щеголеватые домики с высокими крышами, а вместо сараев во дворах появились гаражи. В Дачный пришли дачники.
Впрочем, к домишку, в котором обитал Федор Живых, прогресс этот не имел никакого отношения. Старый дедовский дом ушел в землю, покосился и был подперт толстыми, успевшими подгнить бревнами.
— Неважно для умельца, — сказал Мазин, открывая калитку.
Они прошли через заросший бурыми вениками двор.
Скворцов достал ключ, найденный в кармане Федора, и отпер входную дверь. Пахнуло сыростью нетопленого помещения.
— Нужно открыть ставни.
Борис толкнул ставни изнутри, через форточку. Звякнули болты. В комнате стало светлее. Царил в ней какой–то ленивый, непреодолимый хаос. Неубранная постель, грязная посуда на деревянном столе, пыльный старинный комод, на крючке висел плащ–дождевик… «Украшали» комнату полузасохший рашпиль в глиняном горшке да выгоревший плакат с призывом покорить целину.
Скворцов покосился на понятую, которую они привели с собой. Это была женщина лет сорока пяти, в цветастом, наброшенном на плечи платке, с курносым невыразительным лицом.
— Вы хорошо знали Федора Живых?
— По–соседски, — ответила она неопределенно.
— Заходили к нему?
— Заходила. Он мне керогаз чинил недавно.
— Ну и как, починил?
— Керогаз–то? Это ему раз плюнуть. Мог бы жить припеваючи, если б не водка.
— Много пил?
— А то нет! Засядет дома и жрет ее, проклятую. Говорят ему люди: зачем себя губишь? А он — душа болит и все! Пропьется, поживет немножко нормально. Денег подзаработает, и опять мочало сначала. А за последнее время колоться начал. Мало ему водки стало. Конченый был человек. Ему и люди говорили: смотри, Федя, свалишься — задавит тебя машина… Вот и задавила.
Но в целом ничего нового о Живых женщина эта сказать не могла, и Сосновский, с самого начала поглядывавший на нее без интереса, вышел во двор.
Наискось от дома находилось еще одно сооружение — крытая соломой землянка, игравшая, видимо, роль сарая. Борис пересек двор и, толкнув некрашеную дверь, вошел внутрь. Неказистое строение, снаружи запущенное и грязное, как и все на подворье, оказалось мастерской. Вот тут–то наконец можно было поверить, что Живых был мастером. Землянка была чисто подметена, повсюду чувствовался порядок. Половину помещения занимал верстак со множеством столярных и слесарных приспособлений. На стене висели и были разложены на полках в продуманной системе инструменты — топорики, молотки, рубанки, большой фуганок, плоскозубцы, напильники и другие орудия, незнакомые Борису. Он. взял стамеску и попробовал пальцем. Острый металл царапнул кожу. Боб положил ее на место и открыл ящичек со всевозможной метизной мелочью, отходами и предметами случайными, которыми Федор Живых предполагал как–то воспользоваться. Среди них были старые погнутые гвозди, шурупы, болты, кусочки листовой меди, какие–то прокладки круглые и квадратные, потемневшие и покрытые машинным маслом.
— Что обнаружили, Борис Михайлович? — услышал Сосновский голос Деда. Они с Мазиным вошли в мастерскую.
— Главную сокровищницу, — повел рукой Борис.
— Ого! Вот это другой коленкор. Чувствуется рабочий человек! Что за ларец?
— С Кащеевой смертью, — засмеялся Борис и наклонил ящик. Гвозди и болты посыпались на верстак. Среди темных предметов мелькнул белый квадратик. Сосновский вытащил его из кучки и подкинул на ладони: — А вот и драгоценности.
Собственно, это был не квадрат, а скорее что–то вроде неправильной формы ромба, согнутого пополам. Такие металлические пластинки прикрепляют на портфели, когда дарят их сослуживцам по случаю юбилея.
Мазин взял пластинку и попытался разогнуть ее пальцами, но не смог: она была не просто согнута, а сплющена, как видно, молотком. Игорь просунул между краями стамеску. Пластинка распрямилась. Теперь можно было и прочитать текст. Он прочитал его. Потом еще раз. Потом подумал и прочитал вслух:
— «Дорогому Леониду Федоровичу Кранцу в связи с пятидесятилетием от товарищей по работе. Барнаул. 25 мая 1956 года».
Последовала длительная пауза. Каждый молча рассматривал надпись.
— Прошу учесть, что заметил эту штуку я, — сказал Борис.
— К медали представлю, — пообещал полковник. — Итак, молодые люди, сия находка подтверждает, что Кранца убил Федор Живых.
— Учитывая, что Кранц и Живых знали друг друга до войны, и, как утверждает Устинов, Кранц хорошо относился к Федору, он мог приехать к нему, — предположил Мазин.
— Наверняка. Вспомните, по гостиницам мы его следов не обнаружили. Значит, остановился у знакомых. Устинов ничего не знал…
— Да он бы и не принял предателя.
— А Живых? Почему принял его Живых? И почему убил? — спросил Боб.
— Ты еще спроси, почему убили самого Живых!
— Не шуметь! — остановил Дед. — Дайте срок, будет вам и белка, будет и свисток. Начинать сначала нужно. Кранц приехал к Живых. Тот его встретил вполне дружелюбно. Вместе пошли на футбол. Кранц, видимо, полностью доверял Живых. Судя по этой штуке, — Скворцов держал в руке монограмму, — оставил у него свои вещи. Но дальше с выводами становится сложнее. Было ли убийство Кранца задумано заранее или это результат ссоры на стадионе, сказать трудно. И главное — зачем убил?
— А деньги?
— Элементарный грабеж? Сомневаюсь.
— Во всем можно сомневаться, — возразил Борис. — По большому счету, эта железка тоже не доказательство, что Кранца убил Живых.
— А его удар? — ответил Игорь. Он вспомнил слова Устинова о том, как Живых снимал немецких часовых. — И пластинка — момент любопытный. Я уверен, что остальные вещи он уничтожил, а вот серебро оставил. Мастер сказался, хозяин, решил: пригодится.
— Согласен, что Кранца убил Живых, — поддержал Игоря Дед, — зато потом темный лес… Ясно одно: следы в прошлое ведут.
Мазин ждал, что Борис энергично поддержит шефа и отпустит пару шуточек в его, Игоря, адрес, но обычно балагуривший Сосновский посерьезнел.
— Мне кажется, Петр Данилович, — сказал он, — обстоятельства убийства Кранца и связь этого убийства со смертью самого Федора, как бы загадочно они ни выглядели, можно прояснить. Вряд ли о приезде Кранца знал один Живых. Стоит поискать, с кем он общался, через кого могла произойти утечка информации о появлении Кранца. Я не утверждаю, что обе смерти связаны, но как один из возможных вариантов…
— Понимаю, понимаю.»
— Между прочим, в хате еще сидит эта женщина, понятая, — напомнил Мазин.
Соседка поглядывала в окно, нетерпеливо дожидаясь, когда ее отпустят.
— Заскучали? — спросил полковник.
— Курей кормить нужно.
— Ничего, ничего, покормите… Вас, кажется, Ольгой Антоновной звать?
— Ольга я.
— Вы, Ольга Антоновна, говорили, что Федор Живых занимался мелким ремонтом?
— Говорила, чинил примуса.
— Значит, к нему много людей ходило?
— Не… Не особо. Он нелюдимо жил, как с Фросей разошелся.
— Почему они разошлись?
— Ас запою его. Какая женщина с таким жить захочет?
— А Фрося больше не появлялась?
— Чего ей тут делать!
— А мужчины?
— Ну, если вы про татарина…
— Именно про него, — подтвердил полковник, улыбнувшись.
— Так там же скандал один.
— Что за скандал?
— Да азиат он чистый, черный весь. Ему лишь бы поорать — хала–бала! Такой уж человек.
— Чем занимается этот человек?
— Да не знаю я толком. Наездник, кажется…
Мазин прислушался.
— Он работает на ипподроме?
— Скачет там. В городе у него сестра. Ходжаевы они по фамилии.
— Гаджиевы? — спросил Сосновский.
— Ага, ага.
— Вам эта фамилия что–нибудь говорит, Борис Михайлович?
— Гаджиева — соседка Зайцева.
— Вот как! Так что случилось с Гаджиевым, Ольга Антоновна? — заинтересовался Дед.
— А что с ним случится! Его хоть об дорогу бей. Примчался сюда, да не на жеребце, а в машине. И сколько это им плотють, что такой наездник машину себе купил! Тут всю жизнь работаешь и сыну велосипед не купишь, а этот барин на машине…
— Гаджиев был недоволен Федором?
— Куда доволен! Кричит на него: пьяница, алкоголик, берегись! Ну, и что–то про лошадей своих. Тут уж я ничего не разобрала.